Тропа Исполинов - Феликс Петрович Эльдемуров Страница 24

Гриос, словно наяву, увидел плывущее ему навстречу окровавленное лицо человека там, на улице.

— Маркон, зачем же так… ведь я… в то время… простил тебе даже Нанни!..

— Как это "простил"?

— Маркон! Если уж всё так пошло, я хочу, чтобы ты знал. Это я тогда… бросал в окно камни. Пойми, я не в силах был так, просто-запросто…

— Только камни? А остальное? Как насчёт остального?!. - и Даурадес замолчал, выжидая. Только глаза его впились в собеседника.

— Какое остальное? — воскликнул Гриос. — Ты пойми, почему я это делал! Ведь я любил именно её, а не ту стерву, от которой у меня сейчас одна дочь родная, а двое других детей… неизвестно от кого. Я разрывался пополам, хотя понимал: ты молодой, энергичный, и тоже любил её больше жизни, а я, солидный и уже женатый. Но я не мог не швырнуть злосчастный камень. Боль, обида… и на себя в том числе… Впрочем, для меня всё то, что было… давно в прошлом. Давай оставим прошлое в покое…

— Сейчас я хочу проситься к тебе в полк. Некуда мне больше идти… — завершил он.

— Отчего же? — в голосе Даурадеса по-прежнему сквозил холодок. — Назревает потасовка. Добротное пушечное мясо позарез будет нужно везде. А с нами, знаешь ли — хлопотно. Придавили к горам, без боя не вырваться. Ты же — твёрд рукой, но мягок сердцем. Что, если повторится то, что случилось пятнадцать лет назад? Пусть всё действительно останется в прошлом.

— Что тебе говорить, — сказал Гриос, поднимаясь из кресла. — Ты ничего не поймешь. Наверное, потому что ты не чаттарец.

— Да, потому что я не чаттарец, — повторил Даурадес с морозцем в голосе.

Теперь они стояли друг напротив друга. Гриос первым не выдержал прямого взгляда и отвернулся в сторону окна. Из-за прикрывавшей окно шторы ему были видны угол двора, и брёвна, и люди у брёвен. Гурук, поставив ногу на чурбан, деловито спорил с одним из сержантов. "В конце концов, кто мне эти люди? — внезапно подумал чаттарец. — И что я здесь делаю?"

Быть может, ему надлежало высказать Маркону многое из того, что собиралось в нём эти годы. Быть может, следовало сказать, что он совсем не такой представлял себе их будущую встречу.

— Я всё понял, Маркон, — сказал он. — Действительно, кто я такой, чтобы передо мной раскланиваться?.. Камушек на дороге. Можно подобрать, а можно и оставить, пускай себе лежит. Может, подберут другие. Спасибо, что величал меня по-старому — капитаном… Разрешите идти?

— Идите.

Стук многочисленных копыт доносился с площади.

"Да будет же и тебе дано, — пожелал в сердцах чаттарец, — увидеть обгорелые развалины твоего дома. Не знать, что случилось с твоими близкими…"

Пожелал — и сам испугался: нет, нет! Не надо этого!..

Когда имеешь чёрные глаза, почему-то вспомнилось ему, — будь осторожен в своих пожеланиях. Сбудутся…

И всё-таки между ними было сказано далеко не всё…

За молчанием Маркона скрывалась какая-то тайна.

Чего-то не договаривал Даурадес…

2

Выйдя во двор, Гриос неожиданно столкнулся с теми, кого сейчас меньше всего желал не то, чтобы видеть — помнить.

Впереди, сняв шляпу и обнажив великолепные седины, вышагивал красивый, статный келлангийский генерал. За ним теснились двое или трое офицеров. Замыкал группу низенький круглолицый человек в генеральской шинели — вчерашний майор Курада.

— Не может быть! — разводя руками, воскликнул бывший начальник секретной службы. — Это вы, Гриос! Куда вы так спешите? А я-то как раз очень желал бы с вами поговорить. Совершенно, знаете ли, не думал встретить… Как жена, как дети…

Гриос, не отвечая (а мог бы ответить, и как ответить!), шагнул на улицу, напоследок хлопнув дверью так, что стоявший подле неё часовой удивлённо заморгал глазами.

— Эй, чаттарец! — поймал его за локоть Гурук. — Ну что? Решил дела? А, чёрт… Я же говорил тебе: сегодня он сам не свой. Ну, не беги, остынь немного!

Гриос стиснул зубы. Могло показаться — от гнева. На самом деле он просто боялся расплакаться — всерьёз, здесь, при всех.

Гурук тянул его за локоть.

— Садись, расскажи, как было дело. Закури, вот!

— Господ офицеров Каррадена, Бустара, Донанта и Теверса — к полковнику! — объявили от крыльца.

Гриос, двигаясь почти ощупью, опустился на бревно, как спросонок потёр ладонями лицо…

— Что это с ним? — спросил кто-то, проходя мимо. Чаттарец слышал этот голос сегодня.

— Дом у него сожгли в Коугчаре, и семья пропала… — объяснил кто-то. — Хочет вот к нам попроситься.

— Харрака-саттара бинча! — грязно, по-элтэннски выругался другой знакомый голос. — Волчье семя! Ничего, скоро они все у нас будут кровью умываться!

Гриос поднял воспаленные от слёз глаза. Капитаны Бустар и Донант поднимались по ступеням крыльца.

От волнения его начала пробирать зевота и он, не сдержавшись, зевнул — глубоко-глубоко, так глубоко, что из его горла вырвался наружу не то стон, не то вой…

— Ну вот! — весело крикнул, обнимая его за плечи, Гурук. — Была у собаки одна песня — и ту отнял!

Громкий хохот собравшихся привёл чаттарца в чувство.

Отовсюду потянулись руки с набитыми трубками. Гриос покачал головой и, сам невольно улыбаясь, полез в карман шинели — за своей…

Посиживая на бревнах, они дымили и молчали.

— Ты так, сразу, не уезжай, — сказал Гурук. — Может, он передумает. Я его знаю…

Келлангийский отряд под белым флагом спешился неподалёку. Солдаты его держались особнячком, не решаясь приблизиться. Лишь командовавший ими здоровенный рыжебородый кирасир, на ходу отвинчивая крышку фляги, добрался-таки до брёвен и — застыл вверх бородой.

— Что, парнишка, жя-абры пересохли? — осклабился кто-то.

Келлангиец в позеленевшем панцыре и остроконечной каске здорово походил на рака, только что извлечённого из воды. Это служило поводом постоянных насмешек со стороны тагров. Глотнув, он с усилием отвалился от фляги и замер, тяжело дыша в своих доспехах. Выпученными голубоватыми глазами обвёл окружающих, мол: да, братцы вы мои… Вскинулся, присел рядом с Гуруком и Гриосом.

— А-а ведь я тебя зна-аю, — обратился он к чаттарцу. Говорил он по-тагрски, но чуть-чуть растягивая гласные. — А-а ты меня не помнишь?

Гриос молчал. Не до того было.

— Хорошо бе-егает твоя коняжка! Не продашь, коне-ечно? Жаль… Всё утро за ним гоняюсь! — объяснил кирасир окружающим. — Кабы не его ворона-ая…

— Впрочем, во-от что, — прибавил он, сделав надрывный глоток из фляги, — может, ты не против был