Дана Арнаутова - Подари мне пламя. Чернильная мышь (СИ) Страница 24

Да что за день такой?! Проклятая неуклюжесть… Маред с тоской взглянула в безоблачно-синее небо, с которого жарило солнце, грозя превратить каменный город в большую духовку. Сейчас бы в реке ополоснуться, как дома. Но Темез только считается красивейшей рекой королевства, а на деле — та еще помойка. Нет, в предместьях вода еще чистая и берега действительно красивы, а вот то, что течет по самому городу, уже больше напоминает сточные воды то ли со свиной фермы, то ли из лаборатории алхимика.

Ладно, вот доберется до квартиры — и в ванну! Запустит в счетчик пару крон, наберет воды до краев, и будет отмокать, сколько захочется…

Неприветливая и грязная улица привычно петляла, но за четыре года Маред выучила здесь каждый поворот и с закрытыми глазами сказала бы, где можно вляпаться в лужу подтекающей канализации, а где из-за забора кидается злая собака. Дома высились рублеными серыми коробками, чахлые полоски газонов перед ними уже пожелтели, несмотря на начало лета и влажную весну: городские испарения душили все, чему полагается расти и зеленеть. Даже липы, буйно цветущие на бульварах Старого города, здесь торчали перед домами изможденными старухами, не торопясь покрываться листвой.

Маред миновала портняжную мастерскую и бакалейную лавку, сглотнув слюну и покосившись на витрину. За пыльным стеклом лежали подсохшие, но все равно аппетитные кольца копченой колбасы и высилась горка марципанов. Подумала, что на что-то одно вполне может разориться, а то салат из красивой, но смертельно дорогой ресторации уже куда-то провалился, судя по бурчанью в желудке. Нет, можно и обойтись. От сладкого и копченого портится цвет лица, вот!

Некстати вспомнилась Изабель, упоенно лопающая одно пирожное за другим и просто-таки сияющая этим самым цветом лица, но бакалея уже осталась позади со всеми своими соблазнами, а впереди показался дом…

Пройдя десяток шагов по дорожке между неизменно чахлыми клумбами с парой умирающих кустиков, Маред поднялась на крыльцо, взялась за ручку массивной двери.

— Какая встреча, моя дорогая тьена…

Раздавшийся сзади голос был знаком и до отвращения мерзок. Втянув голову в плечи, Маред обернулась, подавив первое желание забежать в холл и закрыть за собой дверь на гордость тье Румстронг — тяжелый засов, который выдержал бы даже удар тарана.

— Вы… — беспомощно проговорила она чужим голосом, делая шаг вбок и замирая возле двери, обещавшей только ложную надежду на спасение, раз уж Оршез нашел, где Маред живет.

— Я… — осклабился толстяк, — разглядывая ее с тем же презрительным, но цепким вниманием, что и в прошлый раз. — Прекрасно выглядите, дорогуша. Люблю женщин, не склонных к лишним переменам.

Насмешкой в его голосе и взглядом, брошенным на платье Маред, можно было отравить всех тараканов этого дома, да еще и на подвал с крысами хватило бы.

— Боюсь, не могу ответить взаимностью, — огрызнулась Маред с отчаянием обреченной. — И вполне обошлась бы без продолжения знакомства.

— Девочка дерзит? — вкрадчиво поинтересовался Оршез, ставя ногу на ступеньку и вдруг оказываясь опасно близко. — А вам не кажется, дорогуша, что вы мне кое-что должны?

— Я? Вы с ума сошли! Пустите!

Он и вправду был близко, слишком близко… Маред не успела дернуться в сторону двери — и плевать на скандал! — как Оршез грубо и очень ловко схватил ее за локоть жесткими сильными пальцами.

— Пустите! — с ненавистью прошептала Маред, глядя в маленькие глазки, что могли бы принадлежать злобному кабану. — Нет у меня ничего! Я… не смогла… Не получилось…

— Ах, не получилось, — осклабился Оршез, придвигаясь все ближе. — Бедная девочка… Тупая сучка, у которой не хватило ума проверить, дома ли хозяин. Да ты хоть знаешь, дрянь, в какие неприятности меня втравила?

— Пустите… Я закричу…

— Только попробуй! Монтроза ты умаслила, но со мной такое не пройдет. Не смогла, значит? А уехать под утро в его экипаже — смогла? Что хлопаешь глазами — я ждал возле дома. Три часа сидел, как последний болван! Чтобы какая-то шлюха меня…

Не пытаясь больше ничего сказать, Маред отчаянно пнула его ногой, путаясь в юбке и жалея, что сменила верные ботинки на легкие туфли. Удар вышел совсем слабым, да и бить стоило гораздо выше, как учил ее Конопушка Майкл, сын их грума. Но тогда Маред не носила корсет и плотную юбку.

— А вот за это я с тобой особо поговорю, — с исказившимся лицом пообещал Оршез, таща ее с крыльца. — Ну-ка, пошла в эки…

Распахнувшаяся дверь едва не ударила его в лицо, чувствительно задев по руке.

— Поли-и-иция! Поли-и-иция!

Голос тье Румстронг, вывалившейся из двери, показался Маред музыкой фей.

— Отойди от нее, негодяй! — потребовала величественная в праведном гневе тье, толкая Оршеза бюстом, по размерам и форме достойным украсить бушприт королевского фрегата.

Голос у тье Румстронг тоже наводил на мысли о флоте. О корабельной сирене, например. Вдобавок сегодня на ней было особенно нарядное платье: красное, в лиловых и желтых цветах размером с ладонь, и неудивительно, что Оршез отшатнулся от такого впечатляющего зрелища, выпустив руку Маред.

— Вы посмотрите на него, добрые люди Лундена! Среди бела дня приставать к почтенной женщине, добропорядочной вдове! Думаешь, коли в экипаже приехал, так тебе тут все можно?

Гнев тье Румстронг набирал обороты. Маред, вжавшись в угол между дверью и перилами крыльца, даже предпочла бы, чтоб домохозяйка вела себя потише… Но Оршез отошел на шаг, потом на второй…

— Мерзавец! Чтоб у тебя руки отсохли! Чтоб тебя наизнанку вывернуло и перекособочило! Житья от вас нет, честной женщине по улице не пройти! Полиция! Полиция-я-я! Да где их, дармоедов, носит, когда в кои-то веки нужны? Ну, ничего, и без них справимся!

Подобрав юбки, тье Румстронг парой шагов слетела с крыльца, надвигаясь на Оршеза с неотвратимостью Дикой Охоты, и тьен не выдержал. Помянув сквозь зубы сумасшедшую бабу, он боком двинулся по дорожке, пытаясь сохранить видимость достоинства.

— Это я-то сумасшедшая? Ах ты, сморчок! Это я-то баба? Мерин холощеный! Сала протухшего кусок! Да чтоб тебе только с баньши обниматься!

Уперев руки в мощные бедра, обтянутые ало-желто-лиловым, тье Румстронг еще с минуту стояла на дорожке, выкрикивая вслед позорно сбежавшему тьену подробности его бесславной жизни, происхождения и непристойных пристрастий. Потом повернулась к онемевшей и боящейся шевельнуться Маред:

— Ну, что встала, девочка? Иди наверх или куда ты там шла. Этот гриб червивый сюда больше не вернется, а если посмеет — ты меня только кликни. Или я не вижу разницу между девкой и приличной женщиной? Кого он вздумал за руки хватать? Да еще у меня на крыльце! Здесь приличный дом, а не бордель какой-нибудь… Иди и учись, раз уж такая твоя судьба.