Александр Воронков - Темный век. Трактирщик Страница 24

— Это что же получается? Это кто угодно может припереться к моей печке и сказать: мне "пшёл вон, отныне я здесь готовлю!"? Так, что ли? Столько лет на своём месте был — а теперь непригоден стал? Да с чего это Лешек решил, что какого-то пришлого можно в монахи постригать?

— А кто тебе сказал, уважаемый брат Теодор, что я собираюсь постригаться? И кто такой этот Лешек, которого ты всё время поминаешь?

— А как это ты собираешься становиться монастырским трапезным, коли не примешь пострига, хотел бы я знать? Никто тебя не допустит ежеденно харчевать братию!

— Брат Теодор! Видно, ты чего-то не понял. Я и не собираюсь становиться здесь кухарем. Я послан на испытание умений, и послал меня не какой-то Лешек, а его преосвященство. Так что не лезь в бутылку…

— "Какой-то Лешек"! Нет, вот же нахал! Его преосвященство — не "какой-то", а отец Гржегош, в миру Лешко, сын самого Казимержа Пяста! Некогда — один из лучших рыцарей славянских земель! — брат трапезный был не на шутку возмущён.

— Прости, брат! Я родом издалека и в ваших землях впервые. Не желал никого обидеть — это я по незнанию своему…

— У, невежды… Понаехали тут… Ну, да ладно, забыли. Я наушником никогда не был, а Янек по-германски ни слова не понимает, так что отцу аббату ничего не станет известно. Но в других местах — остерегайся, чужак! Ибо криводушный язык запросто может познакомиться с палаческими щипцами!

Да, кстати: а что такое "бутылка" и почему туда не надо лезть?

— У вас неизвестна бутылка? Странно. Даже басурманы используют бутылки из тыквы… — Тут я не лукавил: в своё время такие бутылки собирала моя подруга: ей привозили разного рода калебасы из Средней Азии, Африки и даже Аргентины. — Это сосуд для хранения жидкостей с высоким узким горлышком, которое закрывается пробкой и широкой основной частью, в которой можно хранить что угодно — от простой воды до самых изысканных вин. Ну, а залазить в бутылку не стоит, ибо даже если представить себе такой сосуд достаточных размеров, чтобы в нём разместился человек, то и влезть в узкое горлышко и уж, тем более, выбраться обратно было бы весьма затруднительно…

— Так ведь из такого сосуда неудобно черпать ковшом!

— И не нужно черпать. Достаточно руками вынуть затычку и наклонить бутылку — и жидкость польётся сама. А заткнутую бутыль с хорошо притёртой пробкой можно возить с собой в дорожном мешке или в специально сшитом чехле — и не страдать от жажды в пути! Да вот посмотри: у меня с собой такой сосуд есть, только эта разновидность называется "фляга". — С этими словами я снял висевшую сзади на ремне алюминиевую фляжку с остатками воды и взболтнул ею перед носом у монастырского кухаря, а потом перевернул, чтобы показать, что жидкость сквозь пробку не вытекает.

Судя по внешнему виду обоих работников ножа и поварёшки, новый предмет их весьма заинтриговал. Брат Теодор тут же потянулся к моей фляге.

— Ты разрешишь взглянуть, брат Макс?

"Во как… То "чужак", "понаехали", а чуть интерес завёлся — так сразу "братом" заделался! Эх, Европа — она Европа и есть, что у нас, что в Средневековье… Впрочем, пусть смотрит — не жалко. Алюминия тут ещё лет триста-четыреста даже алхимики производить не смогут".

— Да смотри, пожалуйста…

Протягиваю флягу. Сообразительный монах тут же догадался о назначении пуговки на чехле, развязал тесёмочку и довольно ловко вытянул фляжку — кстати, что-то я тут пуговиц не видел… Вот застёжки в виде палочек встречаются, это да, и завязок на одежде у народа богато… — А вот дальше у служителя божьего произошла заминка: ни выдернуть, ни вдавить пальцем пробку ему никак не удалось. Когда же брат Теодор всерьёз вознамерился вцепиться в неё зубами, пришлось вмешаться.

— А ну-ка, позволь…

Мягко отбираю флягу, отвинчиваю пробку и отливаю на ладонь немного воды.

— Понятно?

— Понятно… Хитро придумано! Но что это за вещество, из которого сделана твоя "бутылка", брат Макс?

— Алюминий. Очень редкий металл, реже золота и платины. Очень дорогой. А уплотнитель пробки — из резины. Резина делается из каучука, а он есть только в заморских землях далеко на западе…

— В каких землях? В Исландии? И что такое "платина"?

"Блин горелый, во кок любопытный попался! Не отстанет никак!"

— Нет, не в Исландии, а гораздо дальше. И откуда ты вообще про Исландию знаешь-то?

— Дальше Исландии ничего нету — один лишь великий Океан Мрака. Об этом написано в древних манускриптах.

— Хочешь — верь, хочешь — не верь, но земли там есть. Однако путь к ним очень опасен. Из сотни кораблей только один может вернуться назад — и то, если Господь позволит!

"И правильно. Ибо нефиг туда-сюда шляться, Америку открывать! А то понаедут всякие Писсары с Вашингтонами туда — и кранты индейской цивилизации, а для всего мира — образуется жесточайший геморрой с долларом и ядерными ракетами. Свободу Пелтиеру, блин!"

Про платину я решил промолчать, сделав вид, что не услышал. Шут его знает, когда её в Европу завезли-то… Как ни странно, но брат Теодор не настаивал: видимо, его уже и без того озадачил шквал информации о том, что, оказывается, существуют такие вещи, как алюминий, резина вкупе с каучуком, винтовая резьба и неизвестные земли, находящиеся ещё дальше, чем таинственная Исландия, известная лишь по манускриптам…

Ладно, "ля-ля-тополя" — это, конечно, интересное занятие, но если так дело пойдёт, то жатецкий аббат бенедиктинцев может подумать как тот Матроскин: "А может, мы зря его кормим?". Кстати, насчёт "кормим" — дело к вечеру, так что пожевать чего не помешало бы. А чтобы что-то пожевать, нужно это "что-то" приготовить. Но учитывая местную специфику временно — эдак лет на пятьсот — победившего католицизма, требуется уточнить особенности здешнего меню…

— Прости, брат Теодор, а какой сегодня день: постный или как?

— Ныне четверг, постные дни будут завтра — в память о Страстях Исуса, и в субботу, ради Приснославной непорочной Девы Марии… а вчерашний пост уже минул — или ты этого не заметил в своём пути?

— Ты же знаешь, что путешествующим дозволены послабления. Вот я и сбился с правильного счёта дней…

— Это плохо. Придётся тебе исповедаться и принять епитимью…

— Конечно, покаюсь смиренно. Но сейчас пора браться за работу и приступить к приготовлению пищи. Как я понимаю, продукты находятся вон в тех горшках?

— Ну, если в ваших местах их называют "горшками" — то да, в горшках. Основные запасы — в лабазе у брата келаря, но тебе нынче туда соваться незачем. Ладно, покажи, на что ты способен, странник. Но смотри: испортишь провиант — с тебя взыщется!

— Даст бог — не испорчу. Та-а-ак… и что у нас тут есть… — поочерёдно поднимаю булыжники, пригнетающие деревянные круги к устьям горшков. — На сколько, значит, человек готовить-то?..