Екатерина Лесина - Наират-2. Жизнь решает все Страница 24

— Обвяжите, чтоб закрывала нос и рот.

И показал как.

А серое поле вдруг вспыхнуло, заискрилось, поднялось облачками белой пыли. Сполохи фонарного пламени прокатились по горбатым спинкам растений. Те же, удивляясь этакому чуду, разворачивали панцири, ловили прозрачной плотью свет, передавали друг другу, зажигая как от искры свой собственный. Разбирали на желтый-оранжевый-красный-синий.

— Элы, ты это видишь?

Видит, конечно.

— Вайхе, а почему там этого нет? — Ырхыз медлил сделать первый шаг. Стоял и смотрел, вбирая все оттенки многоцветья. — Почему?

— Потому, ясноокий, что не всякая красота безопасна, — зачерпнув горсть белого тумана, который прилип к коже, Вайхе поднес ладонь к лампе. — Это пыльца. Вроде той, что в ближних пещерах, но опаснее. Если ее вдохнуть или проглотить, то разум человека растворяется в тумане будто бы сбывшихся желаний.

И нарушая гармонию места, Вайхе сделал первый шаг. Хрустнули стеклянные ветви, вздрогнули цветки, выбросив клубы пыльцы.

— Разум, значит. И мечты, — Ырхыз обернулся и подмигнул. Впрочем, на этот раз попробовать пыльцу не решился.

До цели они тогда так и не добрались. Сначала задержались в узкой длинной пещере, половину которой занимало подземное озеро. Черная, густая вода и белые сталагмиты, круглая галька и стеклянные раковины мертвых цветов, в которых медленно вызревал жемчуг. Совсем не линг, но и не тот, обыкновенный, что привозят с моря. Элья ухватила один шарик. Он с хрустом отломился, и в чашу-раковину просочилась прозрачная капля, в которой прямо на глазах проросли известковые нити, растянулись, сплелись рыхлыми слоями. А жемчужина в руке потемнела и рассыпалась песком.

— Слезы земли, — объяснил Вайхе.

Дальше был зал с низким потолком и копьем-сталактитом, застрявшим в трещине-ране. И другой зал, с каменными чашами грубых форм, но явно не природного происхождения, хотя Вайхе упрямо твердил об обратном. Впору в демонов поверить. Это они наполнили чаши серебряной водой, которая не отражает ничего, хоть ты поднеси свет к самой ее поверхности. И они расчертили стены кривыми линиями, то хаотичными, то упорядоченными, сложившимися в рисунки. Не то река, не то змея. Шатер-пещера с черным зевом и кособокими фигурками. Зверь, распластавшийся в прыжке, поднимает охряную гриву, рычит на охотников.

— Откуда это, Вайхе? — Ырхыз остановился, разглядывая историю чужой жизни.

— Скверна. Нечестивцы, дерзнувшие добраться до гробниц. Но демон Ла запутал их. Демон Ла съел их разум и навеки заточил в подземельях. Сие — в назидание. Порок пожирает слабых, а сильные духом и чистые сердцем его одолевают.

Объяснение, подходящее для человека. Для того, кто готов не заметить, как поверх некоторых рисунков прорастают известняковые наплывы. Гробницы появились много позже. А кто жил в подземельях до того? Как жил, если здесь ничего нет? И куда делся? На потолке по реке-змее плыли лодки, не то вверх, не то вниз, упираясь в ноги черным гигантам, над головами которых полыхало солнце.

— Хватит, — вдруг сказал Ырхыз, отступая назад. — Вайхе, я хочу уйти, я… Завтра вернусь, и ты отведешь меня в то место на карте.

— Но там ничего нет!

— Вот и посмотрим, — Ырхыз потер пальцем каменного зверя. — Надо же, не размазывается.

Кырым-шад с гостем был строг и сух, и всем видом давал понять, что приглашение, посланное накануне, лишь дань определенным правилам. Самому же хан-каму до правил дела нет, но и невежливым прослыть он не желает.

Агбай-нойон не обманулся маской, даже удовольствие испытал, выискивая в ней трещинки, сквозь которые нет-нет да проглядывала истинная сущность хозяина. Беспокоится. Знает, что был разговор с Лылахом, но не знает о чем. Вот и вынюхивает, приглядывается. Покупать станет или пугать?

— Как здоровье сиятельной каганари Уми? Ясноокого Юыма?

Кырым разлил настой по крохотным чашечкам. Подхватив пинцетом черные зернышки лисьей травки, бросил их в ароматный кипяток, добавил сахара и немного желтого травяного бальзама. За чашечкой пришлось тянуться через полстола.

— Сестра пребывает в добром здравии. Кому об этом знать, как не вам, приставленному за ее здоровьем следить.

Кивок, легкое прикосновение к переносице — а глаза-то красные — и следующий вопрос:

— Надеюсь, мои эликсиры помогают юному князю?

— Ваши эликсиры столь хороши, что Юым полностью поправился.

Дрогнет хотя бы бровью? Нет. Значит, ожидал.

Кырым-шад не спешил с ответом: подняв чашечку на блюдце в форме трехпалого листа, положил на две другие лопасти крохотные пирожные. Не подал, поставил перед собой.

— Вы желаете обмануть меня или себя?

Вот так прямо? Без заигрываний, хождений по кругу с церемониальными поклонами и церемониальными же ударами в щиты. Сразу за мечи? Что ж, рубиться Агбаю нравилось больше, чем танцевать.

— Ваш кам-советник — Рыха, если не ошибаюсь — заблуждается. Прикажите обезглавить его за некомпетентность. — Кырым, проведя ладонью над чашкой, вдохнул ароматный пар. — Прекратив давать Юыму лекарства, вы убиваете мальчика.

— Или это делаете вы. Как знать, не была ли причина его болезни в том, что именно вы, обманув доверие кагана, решили избавить вашего любимца Ырхыза от соперника?

— Серьезное обвинение.

— Если бы я хотел обвинять, я беседовал бы не с вами, ясноокий Кырым-шад.

— Вы слишком самоуверенны, если и вправду пытаетесь угрожать. Или глупы, если говорите то, что говорите, ради сотрясания воздуха, — хан-кам коснулся губами отвара. — Или надеетесь на что-то.

Пауза. Кырым-шад ждет ответа, хоть какого-нибудь — слово ли, жест, взгляд — но не получит. Агбай-нойон наслаждается вкусом напитка. А тот и вправду хорош: первая обжигающая горечь отступает, сменяясь мятной прохладой, каковая сгущается до терпкой сладости. И острые пирожные весьма кстати.

— Князь слишком молод, чтобы быть соперником тегину, — не выдержалт Кырым. — И умрет молодым, если вы на самом деле отменили мое лечение, повинуясь собственной подозрительности или советам недоученного идиота.

— Все мы когда-нибудь умрем, но ведь пока живы. И это главное, — Агбай-нойон не без сожаления допил чай и, перевернув чашечку, поднялся. — А теперь прошу простить, но иные заботы мешают сполна насладиться нашей беседой.

— Готовитесь к празднеству?

— Готовлюсь порадовать сестру и ясноокого кагана зрелищем, каковое, смею надеяться, будет достойно подобных зрителей, — руки Агбая привычно скользнули по бороде, подхватив алую ленту. — А потому и смею потревожить вас просьбой о големах.