Доронин - Черный дeнь 2 40 дней спустя Страница 24

Он понимал: сейчас или никогда. В следующий раз его очередь дежурить придет нескоро, или не придет вообще, если напротив его фамилии в журнале облучения уже натикала большая цифра. Спасибо, блин, за заботу. Радиации Борис боялся как огня, но еще больше его пугало, что тайник могут найти.

Еще в раздевалке Хомяку пришлось показать будущему напарнику мятую-перемятую схему. На карте были обозначения, понятные ему одному — стрелочки, кружочки: здесь золотишко в канализационном люке; тут полный гараж сотовых и ноутбуков; а здесь деньги, много денег: и евро, и доллары, и «деревянные»… это он с товарищами сделал еще до прихода в Убежище, когда думал, что скоро все перемелется, и он вернется к прежней жизни обеспеченным человеком. Теперь весь этот хлам не имел цены. Про деньги можно забыть, как и про технику; да и драгметаллы с камушками если и войдут в цену, то в далеком будущем, а он о внуках не думал. Но были вещи, которые пригодятся уже сейчас.

Например, тушенка в подвале девятиэтажного дома. Или другие консервы и сгущенка в квартирах на втором и пятом этажах. Он старался не класть все яйца в одну корзину, чтоб не лишиться всего из-за чьего-нибудь не в меру развитого любопытства.

— Значит, легенда такая, — выдернул Бориса из приятных размышлений Караваев. — Нарвались на стаю, пришлось спрятаться, отсиживались в доме. Говорю только я, понял? Будешь пороть херню, урою.

Рация у них была, но воспользоваться ей разрешалось только в чрезвычайных обстоятельствах — из-за распоряжения соблюдать радиомолчание. Пока обстоятельства чрезвычайными ну никак не были.

Человек привыкает ко всему. Вот и они сжились с тем, что один из умников-академиков в Убежище назвал «пост-антронопогенным ландшафтом». Остовы машин, погнутые дорожные знаки. Тел не было даже под снегом — те, что находились на улице, в этом районе убрали похоронные команды. Тогда они еще думали, что в этом есть смысл.

— У нас минут двадцать, — предупредил Карабас. — Дальше начнут беспокоиться.

Они отсчитали третий дом от компьютерного магазина. Озираясь и держа оружие наготове, поднялись на крыльцо и вошли в темный зев ближайшего к ним подъезда, сняв и засунув в угол снегоступы.

— Тиха украинская ночь… — замурлыкал Борис под нос, но Караваев шикнул на него.

— Распелся. Кобзон, епть.

Со страной, контроль над которой стал формальным поводом к войне, Мельниченко связывала только фамилия. Родители его происходили из Днепропетровска, и кроме «цибули», «горилки» да «клятих москалив» других слов на ридной мове он не знал.

Первым пунктом назначения был подвал. У решетки, заменявшей дверь, Караваев сделал товарищу знак ждать и выглянул на улицу.

— Вроде никого. Пошли.

Узкие коридоры подвала с покрытыми инеем стенами и трубами остро напомнили о родном убежище. Здесь располагались клетушки, где раньше жильцы, которые теперь стали нежильцами, хранили ненужный хлам. В одной из них именно в этой рухляди Хомяк зарыл свое богатство.

Четвертая справа. Замка нет. Поставить замок — значит показать всякому залетному гаду, что внутри нечто ценное. Дверь даже немного приоткрыта. Отодвинув в сторону старую кровать с панцирной сеткой и полуразвалившийся сервант, они оказались перед листом фанеры, выкрашенным в тот же поносный цвет, что и стены, фиг отличишь. За ним — ниша, а в нише аккуратной пирамидкой стоят банки, от вида которых у обоих чуть чаще забилось сердце. С тех пор как в Убежище была введена «цветовая дифференциация штанов», нормально питался только основной состав гарнизона. Остальные не то чтобы голодали, но излишеств не видели.

Наполнив рюкзаки дефицитной тушенкой, товарищи покинули подвал тем же путем, идя след в след. Мягко и неслышно ступая — оба были обуты в сибирские валенки — они поднялись на пятый этаж. Матерясь сквозь зубы в адрес спутника, которому хватило ума устроить тайник на такой высоте, Караваев снял варежки, чтоб покрепче ухватить пистолетную рукоять помповика.

Каждый раз, заходя в подъезд или квартиру, любой из них с трудом преодолевал желание начать «стрейфиться» как бывалый «думер», то есть двигаться боком, держа на прицеле любую подозрительную дверь или лестницу. Воображение рисовало за каждым углом урода с обрезом или топором. Да хоть с кухонным ножом… все равно получить двадцать сантиметров нержавейки в пузо приятного мало.

Этот страх был ложным. Нет, люди в городе действительно были и не все встретили бы незваных гостей по-доброму. Но по верхним этажам зданий жители города не лазили с тех пор, как разграбили тут все, что плохо лежит. А обитаем подвал или нет, было видно издалека, так что шанс наткнуться здесь на человека был минимален, а о звере нечего и говорить. Такие места безопасны, чего не скажешь об улице.

Они вошли, миновав узкую прихожую. По стенам змеились трещины. Отслоившиеся обои бесформенными кучками валялись у стен. Запах гари давно выветрился, на полу тонким слоем лежал рассыпчатый как сахар снег. В зале с обугленной и покоробленной мебелью Карабас поморщился, когда в темноте проступил силуэт темной фигуры, парящий над полом. Спиной к нему в петле, накинутой на крюк от люстры, болталась старуха в платке, немного не доставая ногами до лежащего на боку стула.

— Уф-ф, — выдохнул Борис, переводя дух, — Хорошо висим. Дед ее в спальне, парализованный, видать, был.

— Мля, да ты на всю голову больной, — Караваев с отвращением сплюнул. — Такое место выбрал.

— Ничего я не выбирал, — отмахнулся Хомяк. — Дед и бабка все и скопили. Кризиса, видать, боялись, хе-хе. Мы шерстили все квартиры подряд и наткнулись. Пошли, нычка в диване.

Уцелевшие после катастрофы привыкли относиться к трупам почти как к мебели. Без этой привычки люди просто сошли бы с ума, видя мертвых чаще, чем живых. Разложив диван-кровать, приятели обнаружили внутри составленные рядами банки с выцветшими этикетками. Рюкзаки их опять приятно потяжелели, лямки теперь врезались в кожу даже через толстые куртки.

Было еще три тайника, но их, если очень повезет, они навестят в следующий раз.

Напарники уже спустились до третьего этажа, когда Караваев вдруг приник к оконной раме. От неожиданности Мельниченко чуть не врезался в него.

— Что такое?

— Тсс! Собаки.

От этого слова у уроженца Днепропетровска засосало под ложечкой.

В первые дни собачатина часто попадала к выжившим на стол. Тогда еще были живы вчерашние домашние любимцы и породистые чемпионы. Оглушенные, раненые и испуганные, они сами ластились к людям. И попадали на сковородку. Охотиться на них было сплошным удовольствием. В городах с высокой плотностью населения собак всех повыбили.