Татьяна Туринская - Авантюристка из Арзамаса, или Закон сохранения энергии. Часть I Страница 24

Однако вот объявился в ее жизни Утицкий, которого она не столько ненавидела, сколько презирала за его "тряпистость", и вдруг оказалось, что именно Утицкий — самый ее близкий человек на земле. И впервые в жизни Альбина поняла, отчего так сладострастно стонал Иоанн. И теперь точно также прикрывала от страсти глаза, наслаждаясь новым, неизведанным ранее, физическим счастьем. И почему-то казавшаяся вечной любовь к Иоанну вдруг померкла, затуманенная новым чувством, любовью не моральной, но физической. Утицкий по-прежнему не был ей дорог, но почему-то она испытывала ни с чем не сравнимый восторг, когда в полном безмолвии чужой квартиры раздавался вдруг скрежет ключа в замочной скважине. Сердце неизменно оказывалось где-то далеко, в самом низу живота, и радостно скакало там в ожидании очередного праздника плоти.

От одного только воспоминания момента предвкушения встречи с единственным мужчиной, между ног вдруг помокрело и пробежал горячий холодок желания. Утицкий, куда же ты каждый день уходишь, подлец? Почему один, без Альбины? Ведь Муравич всегда брал ее с собой. Правда, толку от этого было мало. Нет, уж лучше пусть Утицкий мотается по своим делам один, зато его возвращение в этот странный, если не сказать больше, дом, приносило Альбине ни с чем не сравнимую радость ожидания.

Альбина зажмурилась от удовольствия, и в этот момент не увидела, но почувствовала, что кровать под ней заколыхалась, словно рядом кто-то перевернулся на другой бок. Потом колебания стали более существенными, Альбина в испуге открыла глаза и чуть не рухнула в обморок: пространство вокруг нее заплясало, затянутое странным маревом, которое стало сгущаться буквально на глазах, уплотняясь до физического осязания, и сознание покинуло ее.

Очнулась Альбина в собственной спальне. Она не знала, сколько времени провела здесь и как сюда попала. Наверное, вернувшийся Утицкий застал ее в бессознательном состоянии и не рискнул больше оставлять ее в том странном доме. Вот только откуда взялись эти ужасные темно-синие шторы?

— Альбинушка, снова Варенник звонит. Вы опять не подойдете? Что с вами, милая, на вас лица нет…

— Люся, — расплылась в улыбке Альбина. — Как я рада тебя видеть! А что Вареннику надо?

— Ну как же, Альбинушка, я же вам столько раз передавала: сегодня опять субботник, он заедет за вами в семь часов.

— Субботник? — улыбку как ветром сдуло. — Какой еще субботник? И почему вдруг об этом мне сообщает Варенник, а не Утицкий? Кстати, где он?

— Кто? Варенник или Утицкий? — не поняла Люся. — И с какой это радости о субботниках вас должен извещать Утицкий?

— Как это "с какой радости", — изумилась Альбина. — Насколько я поняла, теперь он мой продюсер.

— Что вы, милая? Вы плохо выспались? Какой из этого козла рогатого продюсер? Он только собственной женой торговать умеет. А ваш шеф — Варенник. Вы забыли, что ли? Он же после развода с Муравичем подобрал вас…

— Что?! Подобрал?! Да как ты смеешь, мерзавка? Уволю к чертовой бабушке! Ты что себе позволяешь?! Меня и подобрал. Я что по-твоему, мусор?

Люся обиженно подобрала губоньки:

— Так вы к телефону подойдете или мне опять телеграфом поработать?

— Ладно, иди уже, телеграф, — миролюбиво произнесла Альбина. — И впредь за словами следи, разумная моя, а то я язычок твой поганый быстро подрежу. Иди, я здесь подойду.

И, едва за домработницей закрылась дверь, Альбина нажала кнопку приема:

— Слушаю тебя, Коля, — впрочем, особого энтузиазма в ее приветствии не чувствовалось.

— Ну наконец-то! Королева соизволила ответить дотошному придворному. Ты у меня подергайся еще, я тебе райскую жизнь-то устрою! Почему к телефону не подходила, курва самодовольная? Я тебе что, пацан дешевый, поклонник влюбленный, чтобы с домработницей твоей общаться?! Тварюка! Учти, с сегодняшнего субботника не получишь ни копейки. Это в виде наказания. И не вздумай скулить, это только для начала. На следующий раз не только без процента останешься, я тебе еще пару субботников организую. Да вместо оговоренных по контракту пятерых гостей десятерых приведу. Так что к семи чтоб была готова в лучшем виде, и на работе не вздумай выпендриваться. Можешь, как и в прошлый раз, малость посопротивляться, да смотри, палку не перегни, как бы мужики вообще не озверели, а то придется раны зализывать две недели, еще не хватало мне убытки нести из-за твоей дурости. Учти, в случае чего с тебя все вычту.

И абонент отключился, так и не услышав от Альбины ни слова, кроме приветствия. А та терялась в догадках, как же ей воспринимать эту беседу. Откуда взялись угрозы? Ведь раньше он разговаривал с ней вполне учтиво. Даже налог не взимал. И от субботников ограждал несколько месяцев. Правда, предупреждал, что долго это не продлится, но с чего вдруг такие перемены? Ну ладно, субботник так субботник. И с какой стати она должна выпендриваться по этому поводу? Что она, обязанностей своих не знает, что ли? Или контракт не читала, прежде чем подписывать? Чем она вызвала недовольство продюсера? С чего вдруг "курва" да "тварюка"? И разве она когда-нибудь позволяла себе общаться с продюсером через Люсю? Что за бред?

Что опять происходит? Она только-только втянулась в новую жизнь, стала привыкать к иным условиям игры. Честно говоря, новые правила ей понравились гораздо больше. Там не было субботников, она должна была принадлежать только одному Утицкому. Поначалу такая перспектива ее не порадовала, но оказалось, новая игра гораздо интереснее старой. Вот только Утицкий упорно отказывался выводить ее на сцену. Но она же не отказывалась ждать, сколько нужно, к чему такие крутые меры?

8

Марево вокруг Альки рассосалось, и она увидела родную до оскомины квартиру. Свежие обои и едва просохшая после ремонта краска ничуть не приукрашивали бедность и непритязательность обстановки. Раньше она не особенно замечала окружающее убожество, после ремонта квартирка даже казалась ей довольно миленькой, но после пятидневного пребывания в хоромах Альбины вид собственного жилища поверг ее в состояние глубокого шока. Дааа, и это что же, в этом доме ей придется провести остаток дней?!

Алька оглянулась на зеркало. Проход все еще был открыт, и она имела возможность вернуться. И Алька так бы и сделала, ведь всего один шаг отделял ее от красивой и богатой жизни. Но тут же память услужливо прокрутила перед глазами колышущийся живот Сала и горящие взгляды голодных мужиков, спешно сбрасывающих с себя простыни. Бррр… Алька замотала головой: нет, не дождетесь! Не такого богатства ей хотелось, не о такой славе мечталось, чтобы приходилось ножки раздвигать перед каждым, способным щедро за это заплатить. Много денег ей хотелось сугубо для красивой бесхлопотной жизни, а славы… Ну разумеется, ради самой славы — чтобы ее на каждом шагу узнавали, чтобы все любили и восхищались ею. Оставить восхищенному поклоннику автограф на память — да, конечно, наше вам с кисточкой. Но не предоставлять же каждому желающему собственное тело по сходной цене! Это уже не слава и почет, в Алькином мире это называется иначе, более прозаично и абсолютно точно: проституция. А никакие не субботники или фуршеты!