Мойра Янг - Неистовая звезда Страница 24

Она кивает, запахивает куртку поплотнее. Мы пробираемся по камням.

— Слушай, ты же меня знаешь, — говорит Эш чуть погодя. — Я ж не сумасшедшая… И вообще выдумывать не люблю. Только мне все время кажется, что она с нами.

Я сразу понимаю, про кого она. Про Мейв.

— Я ее вижу, — продолжает Эш. — Иногда оборачиваюсь, а она за спиной стоит. Живая. Настоящая. Будто в луче света. Солнечного или лунного. А потом сразу пропадает.

— Может, и так, — соглашаюсь я.

— Наши с ней жизни сплелись крепко-накрепко, — вздыхает Эш. — Даже не представляю, как теперь без нее. У нас с ней было… Ну, понимаешь, о чем я? Нет, не то чтобы всерьез, мы с ней не по этой части, но…

— Правда? — удивляюсь я. — А я думала, что у нее с Лу…

Эш с улыбкой косится на меня.

— Да ладно тебе. Он, она — какая разница.

— Прости, что мы ее редко вспоминаем, — вздыхаю я. — Я так виновата…

— Не вини себя, — говорит Эш. — Ей бы это не понравилось. Она в тебя всегда верила. И в наше дело верила. Помни, какой она была, и черпай в этом силу.

Нерон подставляет голову под ладонь Эш, позволяет себя погладить.

— Эх, если б вороны говорить умели, — вздыхает она.

Да уж.

Ближе к полудню мы въезжаем на северо-восточную окраину Пятого сектора. Внезапно стало жарко, пот стекает с нас ручьями. Мы пробираемся по лесной тропинке, которая вьется среди развалин, заросших кустами. То там, то сям проглядывает кладка разрушенных стен, железные брусья и балки. Зелень жадно поглощает все следы человека, затягивает их мхом, прикрывает травой, кустами и деревьями. Лучи солнца с трудом пробиваются сквозь густую листву. Похоже, мы добрались сюда раньше Слима. Тропинкой пользуются часто, вытоптали глубокую колею, но сегодня по ней первыми проходим мы. Тропка сужается, ведет к высокой стене — остаткам какой-то громадной постройки Разрушителей, полускрытой неуклонно наступающим лесом.

Эмми со Следопытом идут за мной. Я оглядываюсь. Сестренка замерла посреди тропы. На лице Эмми застыло странное выражение.

— Что случилось? — спрашиваю я.

Она не отвечает. Следопыт скулит и обнюхивает ее. Она стоит рядом с огромным валуном, сквозь который пророс упрямый орешник. Эмми поворачивает голову и буравит взглядом камень.

— Эмми, ну чего ты валандаешься? Мы уже почти пришли. Хватить дурака валять!

Тропка упирается в высокую стену, поросшую кустарником. Никакой свалки и близко не видать.

— Ты помнишь, как Слим все объяснил? — спрашивает Крид.

— Помню, но он столько наговорил, что, может, я чего и пропустила, — отвечаю я.

— Он же предупреждал, что вывеска наверняка заросла, — вспоминает Марси.

Стену и впрямь затянул густой полог плюща и вьюнков.

Лу и Крид карабкаются вверх по лозам, срывают плети вьюнка. Мы лезем им помогать, сдираем зеленые побеги, а потом отходим подальше, стряхивая с одежды листву и веточки.

Перед нами высится здоровая ржавая арка. Вся покорежилась и погнулась от времени. Ее поддерживают балки и бревна. Посредине висит вывеска, сделанная непонятно из чего. Когда-то она была яркой, но давно выцвела. На ней нарисована комета с звездным хвостом, которая врезается в ряд бутылок. А под картинкой виднеются буквы. Может быть, даже слова.

— Звезд-на-я… до-рож-ка… — медленно произносит Томмо. — Вот мы и пришли.

Все удивленно смотрят на него. Он краснеет до самых ушей, смущенно отворачивается.

— Ты читать умеешь, — восхищенно говорю я.

— Ну и что? — потупившись, кивает он.

— А чего раньше не сказал? — спрашивает Лу.

— А чего говорить-то? Я и числа знаю, — отвечает Томмо и с напряжением продолжает читать вывеску. — Двадцать дорожек. Активный отдых. Увлекательная игра. — На следующем слове он запинается и нерешительно шепчет: — Пен-си-о-не-рам… я не знаю, что это… пенсионерам скидка в пон. и четв.

Мы ждем продолжения.

— Это все, — объявляет Томмо.

— А что все это значит?

— Черт его знает, — вздыхаю я. — Мало ли что Разрушители выдумали. Но нам сюда, в Звездную дорожку.

— Ты здорово читаешь, Томмо, — говорит Лу. — Тебя Айк выучил?

Томмо пожимает плечами. Его жизнь разрубили надвое — до Айка и после Айка. Про жизнь после Айка он говорит, а про жизнь до Айка ни слова не скажет. Ни за что. Похоже, читать он научился в жизни до Айка.

— Ну что, пойдем посмотрим, где тут этот Пегполет, — говорю я и решительно вхожу под арку.

Мы входим в ворота. Нас много, целая толпа — восемь человек, кони, краденая рыжая лошадка, мул Бин, волкодав и нахохленный ворон. Нерон сидит у меня на плече. Он всю дорогу у меня с рук не сходит, никого к себе не подпускает, клюется, ерошит перья, злобно каркает.

Эмми ойкает.

Перед нами простирается свалка. Я такой никогда прежде не видела. Повсюду высятся груды металла, между ними тропки проложены. Кое-где стоят хижины-развалюхи. Позади двора виднеется поросший травой холм с плоской вершиной. А перед ним — здоровая куча хлама. К ней притулился сарайчик, сложенный из всякого барахольного мусора — железных дверей, покрышек, покореженных листов металла, бочек, досок и бревен. На чем оно все держится и почему не разваливается — непонятно. От сарайчика по свалке тянется паутина деревянных и веревочных лесенок. С них свисают канаты и цепи, на которых болтаются ведра и качели. Повсюду проложены желоба и настилы, установлены кадки, развешаны сети. Там и сям разбросаны колеса, утыканные флажками. На бечевках сушатся обтрепанные одежки. И, куда ни глянь, в клетках сидят сотни певчих птах. Над двором разносится их щебет. Нерон каркает, здоровается со своей родней.

Молли удивленно качает головой:

— Надо же! А я думала, хуже «Гиблого дела» не придумаешь.

— Ну и где здесь Пегполет искать? — спрашивает Эш. — И вообще, что это за имя такое?

Из-за груды хлама выходит верблюд. Костлявая блохастая дохлятина с обвисшим горбом.

— Эй, гляньте, кто пришел! — кричит Эмми.

— Божемой, — вздыхает Лу. — Я уж и думать про него забыл.

Верблюда зовут Моисей. Он нас с самого начала возненавидел. Пятикратный победитель ежегодных верблюжьих бегов в Пиллавалла. Он долго у Слима в упряжке ходил, Космический Компендиляриум по дорогам таскал. Его пришлось оставить, когда мы в Девятый сектор отправились, там верблюдов не водится. И стал Моисей возить Пегполетову телегу. После этого Слим всю ночь за Моисеем убивался, целую флягу ржаного виски выпил и грустные песни распевал, про верблюдов и про дружбу. Нам пришлось притвориться, что мы его грусть разделяем, но втихую все обрадовались, что избавились от злобной плюющейся скотины.