Гай Кей - Самая темная дорога Страница 24

Значит, настала пора прощаться. Она оглянулась и увидела, что три ее спутника стоят вместе неподалеку.

— А нам куда идти? — спросил Фейбур.

— К Селидону, — ответила она. Пока она стояла здесь, ей многое стало понятным, и в ней росло нетерпение. — Там была битва, и именно там вы найдете армию, тех, кто уцелел.

Она посмотрела на Дальридана, который колебался, Держась позади.

— Друг мой, — сказала она громко, чтобы все слышали, — ты сегодня утром сказал Фейбуру слова, в которых заключается истина: во Фьонаваре сейчас не может быть изгнанников. Иди домой и верни себе свое истинное имя на Равнине. Скажи им, что тебя послала Ясновидящая Бреннина.

На мгновение он застыл, сопротивляясь. Потом медленно кивнул.

— Мы встретимся снова? — спросил он.

— Надеюсь, — ответила Ким, шагнула вперед и обняла его, а потом и Фейбура. Потом посмотрела на Брока: — А ты?

— Я пойду с ними, — ответил он. — Пока мой король не вернется домой, я буду верой и правдой служить авену и Верховному правителю. Прошу тебя, будь осторожна, Ясновидящая. — Голос его звучал ворчливо.

Она подошла поближе и по привычке проверила сделанную ею повязку на его голове. Затем наклонилась и поцеловала его в губы.

— Ты тоже, — шепнула она. — Мой дорогой.

И в самом конце она повернулась к Руане, который ее уже ждал. Они ничего не произнесли вслух.

В своем сознании она услышала его тихий голос:

«Пусть Ткач крепко держит твою нить в руке, Ясновидящая».

Это было именно то, что ей больше всего хотелось услышать — последнее прощение, хотя она не имела права на прощение. Она взглянула вверх, на его огромную, с белой бородой голову патриарха, в мудрые глаза, повидавшие так много. «И твою, — ответила она молча. — Твою нить, и нити твоего народа».

Потом она медленно вернулась туда, где ждал Табор, и села позади него на спину единорога, сказала ему, куда ей надо попасть, и они полетели.

До рассвета еще оставалось несколько часов, когда Имрат опустила ее на землю. Не в том месте, где шла война, а в единственном месте во Фьонаваре, где она знала минуты покоя. Тихое место. Озеро, подобное жемчужине, сверкающее в лунном свете. Домик у озера.

Имрат снова поднялась в воздух, как только Ким сошла на землю, и парила рядом. Ей не терпится вернуться, понимала Ким. Отец дал Табору задание, а она, Ким, отвлекла его, уже дважды.

— Спасибо, — сказала она. Больше ей ничего не пришло в голову. Она подняла руку прощальным жестом.

Табор ответил ей тем же, и она с горечью заметила, что лунный свет и звезды сияют сквозь него. Затем Имрат расправила крылья и исчезла вместе со всадником. На мгновение они превратились в еще одну звезду, а потом совсем пропали.

Ким вошла в домик.

Часть II

БАШНЯ ЛИЗЕН

Глава 4

Облокотившись на поручни на корме, Пол наблюдал, как Ланселот тренируется, ведя бой с собственной тенью. Это происходило большую часть вчерашнего дня с того момента, как они отплыли из Кадер Седата, и продолжалось сегодня утром и днем. Теперь солнце светило им в спину. Ланселот стоял спиной к солнцу, наступал и отступал вдоль палубы, скользил и вращался в сложном танце, а его меч делал выпады и парировал воображаемые удары с такой быстротой, что глаз не в состоянии был уследить за ними.

Почти все члены команды «Придуин» некоторое время наблюдали за ним, либо тайком, либо, как Пол, в открытую, с восхищением. Пол в конце концов начал различать некоторую упорядоченную схему в том, что делал Ланселот. И, наблюдая бесконечно повторяющиеся упражнения, понял кое-что еще.

Это была не просто разминка человека, только что вырванного из объятий смерти в Чертогах Мертвых. По этим непрерывным, настойчивым повторениям Пол в конце концов понял: Ланселот изо всех сил пытается скрыть поднимающиеся в нем чувства.

Он смотрел, как темноволосый человек выполняет свои тренировочные упражнения, без суеты, не расходуя зря ни единого движения. Сейчас, как и всегда, в Ланселоте было спокойствие, ощущение тихого озера, которое без усилий поглощает рябь бурной жизни. На первый взгляд это внушало глубокую уверенность, и эта уверенность присутствовала с того момента, как он появился среди них, поднятый с каменного ложа, чтобы, в свою очередь, вернуть из мира мертвых Мэтта Сорина.

Пол Шафер был, однако, слишком мудрым, чтобы воспринимать происходящее только с внешней стороны. Он был Пуйлом Дважды Рожденным, говорил с Богами и призывал их к себе, провел три ночи на Древе Жизни, и вороны Морнира всегда находились невдалеке от него. «Придуин» плыла обратно, к битвам, и тренировка Ланселота как раз подходила для той роли, которую ему предстояло сыграть, когда они снова сойдут на берег.

Но на берегу их ждала не только война, но и кое-что, или кое-кто еще: Джиневра.

В упорных физических упражнениях Ланселота, какими бы размеренными они ни были, Пол читал эту истину так же ясно, как в книге, и говорилось в этой книге о безграничной любви и предательстве и о печали, которая способна сковать сердце.

Артур Пендрагон, стоящий на носу вместе с Каваллом и глядящий на восток, был единственным человеком на корабле, который ни минуты не потратил на то, чтобы посмотреть на поединок Ланселота с тенью. Они не разговаривали друг с другом с тех пор, как вышли из руин Кадер Седата. Насколько Пол мог заметить, между ними не было ни ненависти, ни даже гнева или открытого соперничества. Вместо них он видел благородство, сдержанность и покорность судьбе.

Пол помнил и знал, что никогда не забудет те несколько слов, которыми они обменялись на острове: Ланселот, только что разбуженный, спросил с наивысшей учтивостью: «Зачем вы так поступили, милорд, с нами троими?»

И Артур в самом конце, у последней двери того разгромленного, окровавленного зала: «О, Ланс, пойдем. Она ждет тебя».

Никакой ненависти или соперничества, но нечто худшее, более пагубное: любовь, воздвигнутые против нее укрепления, уверенное предвидение того, что должно произойти. Той истории, которая снова разыграется, как это было уже много раз, когда «Придуин» причалит к берегу.

Пол оторвал взгляд от этой завораживающей, струящейся фигуры человека, который носился по палубе, снова и снова повторяя безошибочные ритуальные движения мечом. Он отвернулся и стал смотреть в море через поручни левого борта. Ему придется защищать собственное сердце, понял Пол. Он не мог позволить себе потеряться в горестном сплетении чувств этих троих людей. У него свое бремя, своя ужасная, невысказанная тревога, его ждет своя судьба, ему предстоит сыграть свою роль. У его тревоги есть имя, имя ребенка, который уже не ребенок, мальчика, который в Роще Морнира всего неделю назад стал почти взрослым и обрел могущество. Сын Дженнифер. И Ракота Могрима.