Customer - Власть над водами пресными и солеными. Книга 1 Страница 24

До дома меня довезли быстро и без приключений. Под сквозняком из полуоткрытого окошка я почти оклемалась. Ввиду моего обморочного состояния мы не познакомились, не поговорили, не пофлиртовали, счастливо избежав тошнотворных игр вроде «У ты какая!» — «Я не такая, я эдакая!» Оптимальный вариант.

По идее, мне стоило проститься с ним у подъезда, поблагодарив за рыцарский подвиг извоза меня, но рыцарь без всяких церемоний забрал у меня сумку, достал оттуда ключи и приложил плоскую магнитку к выемке замка.

А вдруг меня дома ждет муж, здоровенный жлоб с поварешкой в могучей руке?

Вообще-то, меня действительно ждал здоровенный жлоб с поварешкой. Герка, чтоб его. Когда я болею, он заявляется через два дня на третий — как часы. Сколько ему ни говори, что ничего со мною не случится, что голоса в моей голове не отдают приказов, что я не выпрыгну из окна, вообразив себя толстым сизарем вроде тех, что неприлично стонут на карнизе, — все без толку.

Меня не требовалось нести на руках, но на плечо своего спасителя я опиралась весьма ощутимо. Выскочив из квартиры, Гера подхватил меня с другого бока и бормоча «Ничего-ничего!» фактически оторвал от земли и утащил в ванную.

— Кыш… — вяло пробормотала я, стягивая через голову застегнутый пиджак, — кыш, воинство адское.

— Тьфу! — сплюнул Гера и вышел… чтоб вернуться с нейролептиками. Не в пример легче тех, что мне прописывают психиатры, но все-таки… Как же я ненавижу таблетки! Я замычала и замотала головой, словно капризная корова.

— Не надо так бояться, — раздался мягкий голос из коридора. — Это мои. Их принимают все, даже такие здоровяки, как я или ваш сын. Поспите ночку без кошмаров — чем плохо?

— Давай… сынок! — согласилась я и лихо зашвырнула таблетки в рот.

— Я поеду. — Мужской голос звучал уже из холла и обращался явно не ко мне. — Вот, возьмите. Позвоните, скажете, как у мамы дела.

Ну вот. Теперь я мама. Надеюсь, он не станет клеить ни меня, ни Герку?

«Сынуля» сунулся в ванную и с вытаращенными глазами продемонстрировал мне визитку. По бежевому фону крупными синими буквами было напечатано «ДРАКОН».

Глава 11. Идеальный Раб и Хитрая Дрянь

Мое общение с Медузой Горгоной не могло не отразиться на Старом Викинге. Я-то еще легко отделалась — несколько часов уныния плюс необъяснимое появление в моей жизни человека с говорящей фамилией Дракон — зато многострадальная аватара моя из верхнего мира приняла на себя всю тяжесть негатива…

Дубина волновался. Сидел рядом и держал меня за руку. И не знал, чем помочь. Потому как без меня ему и подвиг был не в подвиг, и квест не в квест.

А я прямо умирала, мечась в жару. Где-то в пустыне, на берегу мертвого соленого озера, под колючим скрюченным саксаулом. Аукнулось мимолетное желание вырваться из разбухшей от сырости столицы — и оказаться там, где пески кругом бескрайние, сушь, тишина и соленый такыр на километры и гектары вокруг. Здесь-то я и оказалась. И теперь, значит, собираюсь сгинуть ни за пачку «Беломора».

Дубина переживает за меня, но я-то знаю: пора бы ему за себя переживать. Без меня он отсюда не выберется.

Тем временем Дубина пытается меня отвлечь, а заодно выяснить подробности моей трудово-разбойничьей биографии.

— Знакомые места? — допытывается он. — Где мы?

— Кажется, да… — хриплю я. — Я через эту пустыню с каторги бежала. Только тогда зима была… Застряли мы тут намертво. Я и… как же его, черта, звали-то? Лонни… Да, Лонни. Мы шли и каждую ночь умирали. Воды у нас не было… Да ничего не было, кроме нас. Съели пса Лонни… Когда кончилось топливо, Лонни замерз… ночью. Его я тоже съела… Выжила. Теперь тебе придется съесть меня. Главное — выжить, Геркулес, главное — выжить. Все ерунда, когда выживаешь…

Пока гортань выталкивает слова, достойные конкистадора, сознание аккуратно заносит в память: ага, вот чем, оказывается, эта особа до сих пор занималась. Дружественным каннибализмом и экологическим туризмом. Дубина, значит, не первый в ее яркой, многотрудной жизни.

Именно так я о себе думаю — в третьем лице. Потому что Старый Викинг, она же Хитрая Дрянь, для меня абсолютно постороннее существо. Как и Дубина-Геркулес. И вообще все вокруг и внутри меня выглядит так, словно мир покорежила амнезия, и теперь я знакомлюсь со своей жизнью заново, по крупицам собирая досье на саму себя.

И вижу только одно: для самой себя я слишком крута. Да, моя личность постепенно закаляется в горниле приключений, но самая первая, изначальная «я» — существо довольно мягкотелое и мягкосердечное. И ни собак, ни знакомых не ест. Даже имея в плане пунктик «выжить во что бы ни стало». Зато Дрянь — существо безжалостное, беспринципное и не брезгливое. И потому ест всё.

— А откуда у тебя татуировки эти? — не отстает Дубина. — Кто их тебе сделал?

— Каторжная тюрьма, — выдыхает Викинг. — Пришлось выбирать — клеймо или эта вот… защитная роспись по всей по роже. Клеймо — больно, но быстро. Раз — и все. Потому татуировки и ценятся выше… И лицо нужно было спрятать. Когда никаких отметин нет — ты голый, беззащитный… Всем твои глаза видны, все тебя читают. Надо уметь притворяться. Я не умею… Татуировка — хорошая вещь… Охраняет.

— Как ты попала в тюрьму? — определенно Дубина собирает материал для мемуаров. «Люди, которых мне довелось сожрать».

— Как все… Живешь себе, живешь, кто-то тебя разозлит — и ты уже убийца, — ухмыляется Дрянь. — Ты же тоже убийца, дружок… Только тебя иначе пометили… И тюрьма у тебя внутри. Крепкая тюрьма, не чета моей… Учись ломать стены, Дубина. Учись, пока я жива. Хотя времени у тебя мало, как ни посмотри…

В мой мозг прорываются отзвуки ощущений и… жизненных принципов? — в общем, чего-то такого, скрепляющего жизнь Викинга. Да, она убийца. Но честный убийца. Из тех, кто убивает оружием, а не росчерком на бумаге и не джойстиком в руке. Ради выживания, не ради забавы. Она испытала человеческое тело на прочность. И знает, как упорно оно сопротивляется смерти.

Наши «я» сплавляются друг с другом, преодолевая мое сопротивление и страх.

— Я тебя вытащу, — убеждает меня — или себя? — оптимист Геркулес. — Ночь только переживи. А там что-нибудь придумаем.

— Да брось, — вяло отмахиваюсь я. — На хрена оно надо — придумывать? Тащить… тяжело. Незачем. Ты что, один никогда не был? Скучать будешь?

— Скучать не буду, — грубит Дубина. — А один не был никогда. И впредь не собираюсь. Что мне здесь делать одному?

Я тоже не знаю, что ему делать. Ни одному, ни в моей компании. Поэтому молчу и болею на всю катушку.

Почему-то ноет бок. Смутно припоминаю, что меня ранили. Или нет, это Дубину ранили. Но бок продырявлен у меня. Я злюсь на Дубину за то, что у меня болит его боль. Кажется, так оно теперь и пойдет — кого бы из нас ни достали, вся добыча тут моя. И все травмы мои. Геркулес тоже это знает. И чувствует себя виноватым. Но мне пофигу его прекрасная душа. Я злюсь, как злюсь всегда, когда мне больно. Эта злость позволяет мне приподняться, цепляясь одной рукой за могучую лапу Геркулеса и другой — за мертвое дерево надо мной.