Андрэ Нортон - Железные бабочки [ Железные бабочки. Удача Рэйлстоунов] Страница 24

Вот это мне уже совсем не понравилось. Но что я могла возразить? Особенно когда у меня появилось сильное ощущение, что нельзя оставаться в Аксельбурге. Курфюрст правил до самой смерти, но теперь, после его ухода, многие хотели бы половить рыбку в мутной воде.

К тому же… я поеду одна… там будут только слуги… я смогу выработать собственный план, узнать что-нибудь полезное. У меня появится время. Графиня, очевидно, решила, что я полностью согласилась с её предложением, потому что тут же принялась энергично звонить в колокольчик.

— Вы должны отправиться как можно быстрее, — продолжала она. — Вскоре все дороги, ведущие в город, заполнятся. Многие захотят взглянуть на прибытие нового курфюрста и погребение его двоюродного брата. Вам сейчас не стоит привлекать внимание. Да, это даже опасно, — сделав это предупреждение, она серьёзно взглянула на меня.

Когда показалась Труда, моя хозяйка принялась командовать подготовкой к отъезду. Она так быстро отдавала приказы, что я не понимала, как служанка различает их. Потом графиня убежала, пообещав, что меня не только накормят плотным завтраком, но и дадут с собой корзину с едой, а один из слуг графа поскачет вперёд, чтобы в Кестерхофе подготовились к приёму гостьи.

Убедившись, что она вышла, я перестала расчёсывать волосы и повернулась к Труде, которая занималась упаковкой.

— Труда, ты можешь связаться со своим другом, который знает полковника Фенвика?

На мгновение мне показалось, что девушка меня не услышала, потому что она продолжала складывать платье, чтобы оно не измялось в дороге. Потом, не глядя на меня прямо, она сказала шёпотом, так что мне пришлось напрячься, чтобы услышать:

— Благородная леди, он гвардеец. Теперь они все заняты, стоят в почётном карауле возле покойного Его Светлости.

— Нельзя ли с его помощью связаться с полковником?

Она в последний раз коснулась платья и уложила его в чемодан — по–прежнему не глядя на меня.

— Благородная леди, можно попытаться. Но открыто посылать записку нельзя. Она пройдёт через несколько рук, и кое–кто захочет рассказать о ней в другом месте.

Опять придворные интриги. Если хозяева занимаются такими тёмными делами, как могут слуги не участвовать в них? Я хорошо понимала опасность любой своей записки, какой бы невинной она ни была, если о ней сообщат тем, кто ещё не знает о моём существовании.

— Мне нужно только одно, Труда. Я хочу, чтобы полковник узнал, куда я еду.

Он встречался со мной, только подчиняясь приказу. Теперь, когда его патрон умер, значила ли я для него что-нибудь? Я не могла позволить себе строить планы на таком ненадёжном основании. К тому же… курфюрст мёртв, графиня открыто проявляет своё недоброжелательство. Может, положение полковника теперь таково, что он и не сможет мне помочь, даже если захочет? И всё же я чувствовала, что только с ним могут быть связаны мои надежды. Он из тех людей, кто, дав слово, не нарушает его, как бы ни изменились обстоятельства. Но… затрагивает ли данное им слово моё будущее?

Вчера вечером он провёл меня во дворец и вывел из него с мастерством, которое показало, что на его способности можно рассчитывать. Теперь, когда я не знала, что меня ждёт, я чувствовала, что должна каким-то образом сохранить с ним контакт, даже если это очень трудно. Как мне хотелось в этот момент спросить его совета! Ибо даже если он заинтересован во мне лишь в той степени, в какой я связана с его покойным хозяином, я считала, что от него — и только от него — могу получить правдивые ответы. Сделав такое заключение, я сама удивилась. Что я знала об этом человеке, кроме поступков, которые наблюдала, и отдельных замечаний о нём? Но я с нетерпением ждала ответа Труды.

— Может быть, это можно сделать.

Я сама не понимала, как рассчитываю на эту девушку, до её осторожного ответа. Поедет ли она со мной? Я прямо спросила её об этом.

— Мне ничего не сказали. Может быть, мне разрешат, если вы попросите, благородная леди.

Захочет ли она сопровождать меня? Послушание и покорность так вбили в неё, что она могла поехать и в то же время затаить зло. Но в незнакомом доме, где все слуги верны графу, как сказала графиня, мне был нужен хоть один человек, который на первое место ставил бы мои интересы, а Труда никогда бы не поступила, как вчера вечером, если бы была полностью на стороне графини.

— Труда… — я не решилась говорить с ней прямо, как говорила бы с Летти или любым другим человеком, которых знала с рождения. — Я хочу, чтобы ты поехала со мной, но только если ты сама этого хочешь. Против твоей воли я не стану заставлять тебя.

Впервые она взглянула на меня прямо. Я не могла понять выражение её лица: оно было неподвижно, как массивная мебель этого дома.

— Мой долг — служить благородной леди, как она того хочет.

Я не могла понять выражение её лица и ничего не прочла в голосе. Как бы мне хотелось в этот момент уметь читать мысли! Неужели моё желание такое эгоистичное? Откуда мне знать, какие у неё здесь личные связи и кому она будет верна? А мне так нужна была помощь! Я никогда ещё не признавалась себе в этом. Неужели я так глупа, что позволю отрезать себя от Гессена?

— Я поговорю с графиней, — приняла я решение — ничем не хуже того, что привело меня в Аксельбург. Прежде всего меня устраивало, что у Труды есть связь с полковником Фенвиком.

— Как пожелает благородная леди, — Труда снова принялась упаковываться.

Графиня, уже одетая в подобающий придворной траурный наряд, вскоре снова появилась в моей спальне, за ней вошёл слуга с подносом. Я пила тёплый шоколад и ела булочки, а моя хозяйка говорила не переставая, главным образом об обязанностях графа, который назначен одним из тех, кто будет сопровождать нового курфюрста из места его добровольного изгнания в Аксельбург. Лицо её раскраснелось, глаза сверкали. Казалось, этот час горя открывает новые горизонты перед фон Црейбрюкенами.

— Он согласился, что вам разумно будет уехать в Кестерхоф, — она говорила о графе. — Ненадолго, дорогая Амелия. Заверяю вас! Когда всё будет готово, вы сможете вернуться — да ещё с каким триумфом! И займёте своё законное место, вот увидите!

Я решила не говорить, что знаю, где моё законное место. Не в Аксельбурге, где я буду мишенью для зависти и вражды. Я прервала поток её слов просьбой, чтобы Труда сопровождала меня во временное изгнание.

— Конечно, — сразу согласилась графиня. — Вы не можете путешествовать без служанки. В Кестерхофе есть слуги, но они не обучены прислуживать лично. Катрин говорит, что Труда справляется хорошо. Она не крестьянка, у её отца гостиница в Химмерфельсе, и она не стала бы служить, если бы не была третьей дочерью и не хотела заработать приданое. Ах, — графиня взглянула на дорогие часы с каменьями, которые на цепочке висели у неё на шее, — уже поздно. Вы должны выезжать, моя дорогая. Я буду ежедневно писать вам, и вы будете знать всё, что здесь происходит. А скоро сможете снова присоединиться к нам!