Виталий Останин - Остерия «Старый конь» Страница 25

Бельк стоял спокойно, а его собеседник активно жестикулировал, то показывая рукой на особняк, то проводя ладонью под бородой. Северянин кивал, будто соглашаясь, а затем вдруг резко ударил собеседника по лицу. Раскрытой ладонью. Здоровенный кондотьер, вместо того чтобы схватиться за оружие, приложил ладонь к щеке, словно расстроенная девица.

— Это что — пощечина? — спросил Мерино, ни к кому не обращаясь и не ожидая ответа. Что тут было отвечать: очевидно же, что пощечина! Но это было так не похоже на Белька — бить противника по лицу раскрытой ладонью, что Мерино не мог не спросить.

Теперь уже говорил Бельк, чуть громче чем раньше, но слов было по-прежнему не разобрать. Единственное, что Мерино понял, это то, что говорил северянин на родном языке. По тону можно было догадаться, что он отчитывает кондотьера. А тот молча слушает, продолжая держать руку на щеке.

«Да что тут вообще происходит?» — уже собрался вскричать Мерино, но тут переговоры закончились. Бельк повелительно указал рукой в сторону дороги, развернулся и, не оборачиваясь, пошел к особняку. Кондотьер некоторое время еще стоял на месте, потирая щеку, затем тоже пошел к своим людям. По пути он совершал круговые взмахи руками, которые можно было трактовать только как «сворачиваемся и уходим».

Когда северянин перешагнул порог дома, Мерино с изумлением и иронией, за которой это изумление пытался скрыть, спросил:

— А что это сейчас было, сердце мое52?

Бельк посмотрел на друга своими прозрачными, ничего не выражающими глазами.

— Должник моего рода. Списал долг сегодня. Повезло паршивцу, что тут скажешь.

И, давая понять, что больше ни слова о произошедшем от него не добьются, хоть железом жги, присел перед гикотом.

— Привет. Соскучился, малыш?

И в этом был весь Бельк. Надежный, как скала, и такой же разговорчивый. Мерино смотрел то на своего друга, о котором знал только самое важное и практически ничего больше, то в окно, за которым наемники, повернувшись спиной к усадьбе, уходили в лес, и удивленно качал головой.

В конце концов, надо уметь с благодарностью принимать подарки Создателя и не докучать ему вопросами о причинах такой щедрости, верно?

По лестнице со второго этажа кубарем скатился Горота. Глянув выпученными глазами на мирно гладящего котенка Белька, он задал вопрос, ответ на который хотелось получить всем стоящим в холле особняка мужчинам.

— А почему эти задницы уходят, драть их?

— Белька испугались, — очень серьезно ответил Мерино.

Сцена седьмая

В которой новости в большом городе разносятся столь же стремительно, как и в маленькой деревне, но это и к лучшему. Еще в ней ведутся очень непростые разговоры, фигурируют синьора Карла Тотти и несколько авторитетных пыльников.

6 октября 783 года от п.п.

Праведник, медиаторэ

Сольфик Хун.

Рассвет нашел город на том же самом месте, как и остерию «Старый конь», которая к открытию уже сияла чистотой (спасибо людям барона да Гора) и ничем не сообщала посетителям, что ночью тут умирали люди и обсуждались государственные секреты. О следах крови говорили только тщательно выскобленные доски пола. Запах порохового дыма безжалостно изгнали сквозняками, и лишь лицо владельца утверждало, что ночь была какая угодно, но никак не спокойная. Впрочем, последнее можно было списать и на банальную бессонницу, которая, как общеизвестно, настигает людей любых возрастов.

И тем не менее жители окрестных домов Ольховой улицы находили самые смехотворные предлоги для ранних визитов с единственной целью: узнать, что же все-таки произошло минувшей ночью. Мерино даже не пытался задаваться вопросом, откуда этим достойным жителям города было известно о том, что что-то случилось, — привык. Обитатели маленького околотка, в котором он в свое время приобрел таверну и сделал ее своим домом, порой просто поражали его своей осведомленностью. Однако он был рад (хоть и удивлен), что в череде соседей, которым срочно понадобилось одолжить немного соли, специй, узнать рецепт «той вашей запеканки», был человек, которого он вовсе не ожидал увидеть.

Синьора Тотти посетила остерию около десяти часов утра — идеально рассчитанное время для подобного визита: не слишком рано, но и не слишком поздно. Одетая по случаю ветреной погоды в короткий, чуть ниже пояса, серый плащ с меховой оторочкой воротника, поверх простого, но очень ей идущего светло-коричневого платья, она вошла в главный зал остерии, и Мерино показалось, что в помещении стало немного светлее. Глупости, конечно.

Она с улыбкой кивнула Бельку, который сидел не снаружи, а внутри помещения, сделала несколько быстрых шагов и оказалась всего в трех локтях от смутившегося (глубоко внутри) хозяина заведения.

— Доброе утро, синьор Лик! — проговорила она и, не тратя время на длительные разговоры, спросила: — Что случилось у вас нынешней ночью? Я узнала от Марии Дэкудо, она живет тут неподалеку, что в вашей остерии сегодня ночью стреляли. Я беспокоилась!

«Она беспокоилась!» — зазвенели тетивой какие-то струны внутри Мерино. Вслух же он произнес нейтрально:

— Доброе утро, Карла! Мы же договаривались с вами обходиться без «синьоров».

— Конечно, я постоянно об этом забываю!..

— Что до вашего вопроса, то у меня все в полном порядке, благодарю вас за беспокойство! Ночью в мой дом пытались проникнуть воры и, выгоняя их, я выстрелил из пистоли.

— Какой ужас! — произнесла вдова полковника, даже не пытаясь этот самый ужас изобразить на лице. Напротив, она смотрела на Мерино изучающе, как будто догадывалась о чем-то и сейчас искала подтверждения этой догадки. — Два или три раза стреляли? Сколько же у вас пистолей?

«Но откуда ей известно сколько раз я стрелял? Проклятые сплетницы Ольховой улицы, да будет Единый к вам милосерден, когда после смерти вы попадете в первую преисподнюю! Что вам не спится-то по ночам, что вы считаете количество выстрелов в стоящем на отшибе доме?»

— Это вам тоже синьора Дэкудо поведала?

— Конечно, кто же еще! Вы же не подумали, что я сидела ночью под вашими стенами и сама все слышала. И все-таки, Мерино…

— Карла… — Несколько удивляясь такой настойчивости дамы, он все же решил ответить. Смешать, так сказать, правду с правдоподобным вымыслом. — Я же не всю жизнь был владельцем остерии. Что-то осталось с прежних времен, что-то купил недавно. Я вообще люблю оружие, стрелковое особенно. Можно сказать, коллекционирую, но так, от случая к случаю. И, отвечая на ваш вопрос: у меня всего три пистоли с колесцовым замком и древняя риттерская пистоля с фитильным. И еще кавалерийский укороченный арбалет. Но почему вы об этом спрашиваете?

Синьору Тотти ответ, видимо, не совсем удовлетворил. Некоторое время она не отвечала, по нахмуренным бровям и прорезавшей лоб морщинке было видно, что она ищет какой-то подходящий ответ, однако не находит его. Наконец она яростно сверкнула на него своими зелеными глазами. Мерино лишь успел подумать: «Что я успел сделать не так?», как она выдала ему длинную и гневную тираду.

— Потому что я беспокоилась, глупый вы человек! Потому что я не знаю: тот ли вы человек, за которого себя выдаете! Эти ваши знакомые, о которых шепчется весь квартал, — то нищие, то вельможи! Эти ваши намеки без объяснения, что вы не всегда были владельцем остерии! Теперь вот воры к вам забрались, а вы словно не в доме своем, а в осажденной крепости, палите из пистолей! А наутро — ни следа! Вот ведь чудеса, правда? А я достаточно пожила на свете и давно уже не та глупая девчонка, что взяла когда-то фамилию Тотти, чтобы верить в чудеса! И, в конце концов, Мерино, если уж за мной начинает ухаживать мужчина, то мне бы хотелось знать о нем чуть больше, чем он считает нужным сообщить! Я не собираюсь попадать в глупое положение в будущем, когда мне скажут, что вы вовсе не уважаемый трактирщик, а какой-нибудь головорез!

Сказать, что он был оглушен — ничего не сказать. Вся гневная тирада этой красивой женщины просто переворачивала привычный, ну, может, немного опасный, но понятный мир отставной гончей, и он совершенно не представлял, как ему сейчас реагировать.

— Ухаживать за вами? — глупым голосом Мерино повторил почему-то только эту фразу. И огляделся по сторонам. К счастью, в остерии не было никого, кроме них с синьорой Тотти и Белька с Дэнизом, которые в самом начале тирады Карлы тихонько снялись с места и теперь неслышно двигались к входной двери.

— Ох, Единый свидетель, какими же вы, мужчины, бываете ослами! — Карла во время своей речи раскраснелась и выглядела прекраснее, чем когда-либо. — Как, по-вашему, еще можно назвать эти утренние «случайные» встречи на рынке?