Сергей Ким - Без объявления войны Страница 25

Воцарилось неловкое молчание.

Аристарх просто сидел, опираясь руками на стол, Петр все пытался успокоиться, Осип молча переваривал сказанное.

Первым решился нарушить тишину все же епископ:

– Ладно уж, Господь нам всем судья. Давайте лучше думать о насущных проблемах. У нас же есть пленный, так почему бы нам его не допросить?

Предложение Петра внесло определенное оживление в ряды важных лиц.

– Не лучше ли будет доставить в Южный? Пускай его допросит капитан Сотников – думаю, тайнознатец сделает это гораздо качественнее, у него-то есть такой опыт, – высказал свои мысли Осип.

– У нас нет гарантии, что по дороге сей субчик не выкинет какой-нибудь фокус наподобие побега или самоубийства.

– Значит, решено, – подытожил епископ. – Будем его допрашивать.

Приказ генерала Морозова был исполнен незамедлительно – двое дюжих бойцов буквально приволокли изрядно помятого пленника. Осип поразился, насколько изменился сейчас начлагеря – взгляд его буквально сочился ледяным презрением, а лицо было искажено гримасой боли. В лагерном медпункте удалось найти только полевой набор лечебных эликсиров, позволявших хорошо заживлять мягкие ткани, но никак не кости, так что на сломанную руку ему просто наложили лубок и накрепко примотали к туловищу. Непострадавшую руку и ноги тоже от греха подальше связали, а в рот засунули кляп – мало ли что этот тип мог учудить, вдруг хватило бы решимости откусить себе язык или разгрызть вены.

Захваченного диверсанта без особых любезностей усадили на крепкий деревянный стул, затем конвойные вытащили у него изо рта кляп и на всякий случай остались стоять рядом.

– Ну что, Василий, – Аристарх мрачно уставился на пленного. – Отвечай, когда и кем ты был завербован, какое диверсионное задание имел?

Бывший начлагеря лишь криво усмехнулся в ответ.

– Ишь ты, больно гордый, что ли? Или храбрый? Ну да ничего, у нас ты, голубчик, живо заговоришь… – Аристарх тоже усмехнулся, немного подумал и обратился к одному из конвойных: – Боец, раздобудь и принеси-ка сюда жаровню и медпакет.

– Есть, ваше высокпревосходство! – рявкнул солдат и быстро вышел за дверь.

Морозов повернулся к пленнику:

– Ты не думай, Василий, умереть тебе я не дам. Наоборот, ты будешь жить, быть может, уже не так комфортно, как прежде, но…

– А ты меня не пугай, зэг, – хриплым голосом прервал его Симонов. – Я еще и не такого навидался.

Глаза генерала нехорошо сузились.

Тут в дом вошел посланный за необходимым снаряжением конвойный. В руках он нес небольшую жаровню, а на плече у него висела зеленая сумка – индивидуальный медицинский пакет, содержащий бинт, пропитанный заживляющим составом, и несколько самых необходимых эликсиров для наружного и внутреннего применения.

– Ваше преосвященство, сударь Шеин, – спокойным голосом проговорил Аристарх. – Я думаю, вам стоит покинуть сию скромную обитель примерно на час.

Петр первым поднялся со стула и направился к выходу:

– Пойдемте, Осип. Это зрелище не для нас.

Бургомистр вместе с епископом уже почти час сидели около костра, разведенного солдатами около дома, где разместились посланники. Охрана после нападения была значительно усилена – изрядно вымотавшееся за день отделение приданных Петру и Осипу солдат решили не поднимать, поэтому ограничились только зэгами. Зато их теперь было не четверо, а два десятка.

Спать Шеину и епископу не хотелось совершенно, хотя и надо было – завтра предстоял трудный день. Тем не менее они просто сидели у костра, слушали, что говорили солдаты, и смотрели на ночное небо. Нынешний июнь выдался на Монероне немного прохладный, но температура даже ночью не опускалась ниже пятнадцати градусов – в общем, было довольно тепло.

Бургомистр просто сидел и смотрел на звезды, узнавая с детства знакомые очертания созвездий.

«Странник, Дракон, Северный Крест, Голова Орка… Господь превеликий, сколько ж я не смотрел на звезды? Не помню… Наверное, очень долго. Кажется, с тех самых пор, когда я был безусым юнцом и даже не думал ни о поступлении в училище, ни о собственном деле…

Когда я еще умел по-настоящему любить и ценить жизнь.

А теперь… теперь я просто цепляюсь за нее, хотя зачем? На кой ляд? Я прожил неплохую жизнь, у меня есть и дети, и внуки… Но все равно, стоило осознать, что смерть прошла рядом со мной, что еще немного – и я бы навсегда распрощался с миром…

Проклятие, я ведь до дрожи боюсь умереть, но не верю в речи священников о загробной жизни. В Бога верю, а в Ад и Рай – нет. Я знаю, что там меня ждет лишь только пустота… Пустота и, надеюсь, покой…

И все равно я хочу остаться здесь подольше.

Сегодня совершенно незнакомый мне человек отдал жизнь, чтобы жил я. Он был здоровым мужчиной, он бы нашел свое место и на войне, и в мирной жизни, а я… я… я просто старый трусливый старик…

Почему, вот почему все эти люди находят свое счастье в войне, в этом самом богопротивном занятии, которое только измыслило человечество? Убийство другого разумного, будь то человек или дракон, неважно – не это ли самое мерзкое занятие?

Узаконенные убийцы, вот кто они все по своей сути.

Но они относятся к этому, словно к простой работе – и если у кого-то имеется другое мнение на этот счет, то ему никогда не стать по-настоящему хорошим солдатом.

А с другой стороны, ведь их ремесло ничуть не хуже любого другого. Вот сейчас, например, началась война – на нас напали, и вот эти люди, которых упекла на рудники родная страна, без разговоров и пререканий готовы ее защищать. Как я услышал, что говорил один солдат: «Да пущай хоть опосля войны меня обратно загонят на рудник, главное – победить. А моя судьба пущай никого не волнует».

Главное – победить, а уж моя судьба…

Нет, не понимаю я таких людей. Ставить свою родную страну выше своей собственной жизни – я, наверное, так бы не смог. Все же жизнь у меня одна, а страна… нет, ну что страна? Мало других людей, что ли?..»

Осип крепко сжал ладонями виски.

«Вот поэтому, из-за таких мыслей – эти воины и честнее, чем я.

Они – свободны, а я – нет.

Одна их жизнь способна вместить сотню моих. Смерть в постели для них – непозволительная роскошь. Как там говорится в старой сказке? «Я живу двадцать лет, но ем только свежую дичь, и нет никого сильнее меня, а ты, ворон, живешь сто лет, и сто лет ты питаешься падалью!»

Вот так-то, Осип. Ты – старый ворон, а они – ястребы. И ты скорее всего переживешь эту войну, даже если Рарден проиграет, а вот они – нет.

Чую, ох нутром чую, будет эта война жестокой, самой жестокой из всех, что были доселе – или мы врага, или враг нас.