Сергей Смирнов - Дети выживших Страница 25

Позавчера, когда Ар-Угай сказал ему, что Тауатта осиротела, он его не понял. Тауатта — родовая столица Богды, лежавшая в Голубой степи, у слияния Тобарры и Авестры, неподалеку от озера Макканай.

— Надо, — сказал Ар-Угай, — чтобы в каждом улусе был хозяин. В империи хуссарабов теперь много улусов. Аххум, Арли, Киатта, Тао, Нуан, Намут. Но главный улус — земля отцов, Тауатта.

Угда мычал. Его вытирали и одевали полуголые рабыни — наложницы, он подставлял то руку, то ногу, глядел на Ар-Угая бессмысленными глазами и время от времени пускал губами пузыри.

— Тауатта — старший улус, — продолжал, как ни в чем ни бывало, Ар-Угай. — Там должен сидеть Великий каан. Арманатта — средний улус. Здесь сидит Младший каан. Зеркальные озера — самый младший улус. Там ставка Камды.

Угда вдруг кивнул и сказал:

— А ты, Ар-Угай?

— Я служу младшему каану, — неторопливо ответил Ар-Угай. — Он еще мальчик, и кому, как не мне, позаботиться о нем?

— Твой улус — Арманатта, — утвердительно сказал Угда.

Ар-Угай мгновение смотрел на него, потом вздохнул и покачал головой.

— У меня нет улуса. Я буду оберегать каана, пока он не войдет в разум. Когда каану исполнится двенадцать зим, он выберет себе старшую жену, и станет править всем поднебесным миром. Тогда я буду делать то, что он прикажет.

Угду, казалось, заинтересовали слова Ар-Угая. Он озабоченно осмотрелся, оттолкнул наложницу, которая растирала ему грудь, и сказал:

— У меня тоже должна быть старшая жена!

Ар-Угай снова вздохнул.

— Ты так и не выбрал ее. Помнишь, что сказал Богда, твой отец? Он сказал, что ты — его главная надежда, но у тебя не будет детей.

— Он так сказал? — удивился Угда. — Я не слышал.

Он подумал и вдруг закричал:

— Мне трижды по двенадцать зим! А старшей жены у меня все еще нет! Я тоже хочу жениться!

— Если хочешь — женись, — сказал Ар-Угай, начиная раздражаться. — Но все знают, что ни одна женщина, с которой ты спал, не смогла понести от тебя.

— Я хочу жениться на Айгуз! — внезапно выпалил Угда.

Ар-Угай до того опешил, что на мгновение потерял дар речи. Наконец сказал:

— Айгуз — мать младшего каана. Ее муж погиб в Нуанне…

— Вот и хорошо, что погиб! — радостно кивнул Угда. — Теперь ее снова можно взять в жены! И у меня будет свой сын — настоящий сын!

— Ты говоришь о младшем каане? — не веря ушам, спросил Ар-Угай.

— Конечно! Ты угадал!

Ар-Угай хлопнул себя по коленям и прошипел:

— Ты дурак, Угда. Кому нужен такой муж, который не владеет мужской силой? Ты порченный, Угда! Твой отец так говорил!

Лицо Угды стало красным от гнева, а обвисшая, как у женщины, грудь затряслась.

— Это не я, это они порченые! — Он схватил наложницу за волосы, развернул лицом к Ар-Угаю. — Разве не видишь? Они все порченые!

Он повернул женщину к себе и смачно плюнул в искаженное от боли лицо.

Женщина взвыла и вцепилась двумя руками в лицо и грудь Угды. Угда завизжал, как резаный, и повалился на спину. Перепуганная рабыня отскочила, в ужасе взглянула на Ар-Угая, завыла в голос и исчезла.

Ар-Угай шевельнул бровью — остальные женщины тоже исчезли.

Тогда он наклонился к Угде. Угда хлюпал носом, размазывая кровь; кровью набухали и царапины на груди.

— Порченые! Видишь? Порченые! — Проговорил он сквозь слезы.

— Угда! Ты великий каан, а ведешь себя, как мальчишка-недоумок!

Ар-Угай схватил Угду за жирный загривок и, запрокинув ему голову, прорычал:

— Твой улус — Тауатта! Запомни! Корабль уже снаряжен. Сегодня же ты отправишься на север!

Угда вытаращил глаза от страха, лепеча что-то нечленораздельное.

Ар-Угай отпустил его, выпрямился.

— Ты понял меня, великий каан?

Угда несколько раз судорожно кивнул.

Ар-Угай вышел из покоев; за занавесом, служившим дверью, плакала наложница, а две других ее утешали. При виде Ар-Угая они затихли.

— Идите к нему, — приказал Ар-Угай. — Умойте ему лицо. Сегодня он уплывает домой, в Тауатту.

— А мы, господин? — срывающимся голосом спросила та, что расцарапала каана.

Ар-Угай несильно ударил ее по лицу тыльной стороной ладони. Голова ее откинулась, но она, не обращая внимания на боль, повалилась на пол, обхватив обеими руками ноги Ар-Угая.

— Пощади! — чуть не в голос завопила она. Обе других, как по команде, завыли. — Оставь нас здесь! Мы будем служить тебе или твоим слугам! Не отдавай нас Угде!..

— О чем ты говоришь, женщина? — грозно спросил Ар-Угай. — Или хочешь, чтобы тебя закопали живой на границе заката?..

— Я не жена ему, чтобы меня закапывать! Я ничего не сделала ему плохого! Пощади! Отпусти нас, великий каан!..

Ар-Угай вздрогнул, присел, посмотрел ей прямо в глаза.

— Как тебя зовут?

— Кенже, господин! Я из рода Кенет-бея…

Ар-Угай помедлил.

— Хорошо… — проговорил он наконец, — Я оставлю вас здесь. Будете служить мне. А сейчас…

Они зарыдали в голос, но он топнул ногой:

— А сейчас — идите к нему. Пока еще он — ваш каан!..

И вот теперь плавучий дворец медленно двигался вдоль серых от зноя и пыли берегов, мимо крутых синих хребтов, которые постепенно приближались, тесня долину великой реки, а потом так же медленно отступали, исчезая в расплавленном мареве.

Угда терпел. Он с утра не пил забродившего кумыса. Он думал, он вспоминал разговор с Ар-Угаем, но так и не смог ничего придумать.

Ар-Угай прав. Старший каан должен сидеть в Тауатте. Тауатта — главный улус. В этот улус входит вся Голубая степь, все нижнее течение Тобарры, северный берег Ноккарда. И в подчинении у Тауатты столицы родов — Данабатта, Махамбетта, Алаш.

И все-таки…

Угда по привычке хлопнул в ладоши. На лестнице послышались легкие шаги и в башенку вошла молодая женщина, тоненькая, с круглым, как луна, белым лицом и черными, как смоль, волосами, заплетенными в сотню косичек.

Угда в недоумении взглянул на нее.

— А где Кенже?

— Не знаю, мой господин, — ответила девушка. — Меня зовут Айгуль. Разве тебе это имя нравится меньше?

— Причем тут имя! — рассердился Угда. — Где мои рабыни?

— Остались там.

— Там? В Арманатте?

— Да, мой господин.

— А кто им разрешил?

— Не знаю, мой господин. Мне сказали, что теперь я — твоя рабыня. Я умею разводить кумыс и делать баурсаки, и варить жирный плов, и чесать пятки…

Угда тупо смотрел на нее. Она наклонилась, и стала щекотать его ухо губами.

Угда сказал:

— Пыф!.. Мне жарко…

— Я велела наполнить бассейн, мой господин!