Константин Протасов - Человек Вспоминающий Страница 25

— Споешь мне ее снова?

— Буду рада.

— Только не сейчас. Мое сердце не выдержит подобных чувств. Два раза подряд.

— Спою, как только попросите, — согласилась Бриза.

Королева вздохнула и ласково склонилась к невестке:

— Спасибо тебе, дочка.

— Люди страдают, переживают, радуются, любят… От действий одних зависят другие, от них — третьи… Обстоятельства вынуждают к поступкам…

— Вот как?

— А мы с тобой, Гай, скучно живем: захотели — пребываем в белом блаженстве, захотели — в черной печали. Нас не мучают проблемы, но мы не бываем и счастливы от их разрешения.

— А ты что, не любишь меня, Ло? Ты же веришь в любовь.

— Люблю, Гай! Я имею в виду другое: между нами никогда не возникает препятствий!.. Ты меня не понимаешь.

— Наше счастье в том и заключается, что мы неподвластны обстоятельствам и сами выбираем свою судьбу. А вот насчет препятствий хочу сказать тебе, Ло, что ты можешь создать между нами огромную пропасть.

— Ты это о чем, Гай? Какую пропасть?

— Ло, хватит притворяться, что ничего не происходит. Твое послание Дер Валерону длилось очень долго.

— Что?

— Достаточно долго, чтобы я его заметил.

— Ты…

— Нечего сказать? У меня, кстати, есть проблемы. И одна из них очень большая. Эта проблема — Рурт дер Валерон, человек, который один способен Вспомнить больше, чем все эти следопыты, воалы, скиамы и прочие. Это даже не уровень Хулопа. Старик рядом не стоял! Я пытаюсь это решить, но у меня есть еще одна проблема — ты, Ло!

— Я?

— Ты мне мешаешь! Лезешь со своей мелодраматической чушью! Ты представляешь, чем это грозит?! Парень может стать таким же, как мы! Таким же! Ты знаешь, что он может натворить, окажись у него такая сила?!

— Прости, Гай…

— Благодаря нам мир существует таким, какой он есть! И я не хочу ничего разрушать! Но откуда я могу знать, чего захочет он?! Ты помогаешь людям выступить против себя же! Если тебе нравится их мир, с его страданиями, переживаниями, обстоятельствами и прочей чушью, то не мешай мне сохранять его в этой форме! Я не прошу от тебя помощи! Только не мешай!

— Прости…

— Прости?

— Мне стало жалко парня. Прости, Гай.

— Ладно, теперь уже все равно. Ты своим посланием добилась только того, что поругалась со мной. Рурту ты помочь не смогла. Как и Наире — тридцать лет назад.

— Я…

— Ло, я знаю, что это тоже была ты. Не пытайся оправдаться. И не надейся — все будет, как я хочу, несмотря на твое сопротивление. Во благо этого мира!

— Гай, любимый!

— Ло, теперь меня не трогай. И чем дольше, тем лучше.

— Гай!

— Я сам тебя найду. До свидания.

Часть вторая

ПРЕЛЕСТНИЦЫ ПОЛЬСКОЙ ГРЯДЫ

Убей меня, но дай мне миг с тобою,

С твоим лицом, твоею красотой.

Однажды наслажусь прелестной наготою,

Умру, навечно молодой.

I. Случай в Лансе

1-й день Похода

Красный солнечный диск уже коснулся горных вершин на западе. Очень кстати у линии дороги показались пятна домов. Рурта обрадовало это обстоятельство, — многочасовой переход отнял много сил. Хотелось поскорей устроиться на ночлег и, сытно поужинав, упасть в койку — любую, лишь бы в койку — и провалиться в объятия черной пустоты. Только без снов. Хватит снов! Хотелось отдохнуть от всего. В том числе и от них.

Совсем скоро путники приблизились к деревне Ланса, расположенной в долине рядом с живописным озером. Они поравнялись со стадом пятнистых коровок, погоняемых немолодым пастухом. Тот размахивал длинным пастушьим хлыстом в сторону и без того послушных животных. Видно, тем самым желал придать важность своему занятию в глазах незнакомцев.

Седовласый Набрус, идущий впереди колонны следопытов, спросил:

— Где в вашей мирной деревне могут остановиться Девятнадцать усталых путников?

— Есть дома, где будут рады мужчинам, ха-ха! — ответил пастух, широко и неестественно улыбаясь, но, увидев бесстрастные лица всадников, снова стал серьезен. — Идите через все дворы до конца. Там у большого дома спросите Фледу, — показал он.

Когда путники обогнали пастуха, тот еще буркнул вслед:

— Вы явно не гуляки. Тем более жаль…

Этот короткий диалог наконец разорвал нависшую над всадниками тяжелую пелену безмолвия. Гнетущее молчание последних часов добавляло усталости не меньше, чем горный переход. Рурт и сам не хотел ни с кем разговаривать, но несколько бодрящих слов не отказался бы услышать от следопытов. А так всю дорогу ему пришлось находиться наедине со своими тяжелыми мыслями и воспоминаниями, напряженно анализируя все произошедшее с того дня, когда он проснулся под впечатлением от увиденного во сне послания. Жизнь его круто изменилась. Подобные перемены трудно принять с легкостью. Что будет с родителями? С его возлюбленной Бризой? С ним самим? Разум требовал объяснений. Неизвестность тревожила, пугала!

Мужественный принц, как колыхающийся из стороны в сторону маятник, быстро переходил от гордого видения себя спасителем этого мира к паническому страху от потери всего, к чему привык. Гордость выливалась в страх, страх превращался в гордость. И так много раз — туда и обратно. Вот он выпрямляет спину, мощное тело наливается богатырской силой, предчувствуя встречу с Врагом. А через миг — он уже слаб и беспомощен, хочет домой, хочет увидеть родителей, хочет обнять и поцеловать возлюбленную, хочет управлять своим народом… Но и для этого нужно быть великим и гордым! И снова Рурт выпрямляет спину!

Очередная волна тяжелых мыслей нахлынула сразу после того, как пастух со своим стадом остался позади. Чуть позже ее прервал пьяный голос. Мужчина в грязных лохмотьях стоял посередине единственной в селении мощеной дороги, пошатываясь, но удерживая себя от падения на неровные камни. Он широко расставил ноги и руки, пытаясь преградить всадникам путь, а может, просто для того, чтобы удержаться в положении стоя.

— Что надо вам от меня, ха-ха, люди?! Я все вам отдал! Посмотрите, ха-ха! — выкрикивал он, указывая на себя.

Оборванец смеялся, но, когда он поднял взгляд к восседающим на мощных породистых скакунах следопытам, Рурт прочитал в этом взгляде необычайную горесть.

— Вот что осталось мне! — Человек указал путникам на свою одежду. — И все! Ха-ха!

— Скажи лучше, если еще в силах соображать, где постоялый двор? — прервал его невозмутимый На-брус.