Виктор Никитин - Легенда дьявольского перекрестка Страница 25

- Нет, к сожалению, - сокрушенно развел руками Николаус. - Никаких выводов. Ничего толкового на ум не идет.

- Господа, - вмешался Пауль, - если бы я знал, что ваше обсуждение трагедии моего рода настолько затянется и затянет вас всех, включая теперь и Виллема, то подумал бы трижды, прежде чем делиться своими воспоминаниями. Почему они кажутся вам столь важным? С чего?

- Ну-у, - протянул Николаус. - Мне почему-то видится в ней некий сложный в применении ключ к тайнам происходящего с нами. Или вы, Пауль, уже запамятовали о карете в сарае, которая одновременно и ваша, и не ваша? Разве вам не хотелось бы узнать, что на самом деле происходит?

- Я уверен, что раскрытие такого рода загадок мне не по зубам. Да и к чему искать ответы, если даже сами вопросы пугают до смерти? - спросил Пауль. - Так можно докопаться и до дьявола, и разве станет от этого легче?

Николаус спорить не стал, хотя и думал, что при других обстоятельствах непременно кинулся бы переубеждать нотариуса. Он обратился к Виллему, зажигавшему свечи в зале:

- А вы так и не вспомнили настоящего имени Нави? Может быть, Пауль чем-то сможет помочь?

Бродяга-писарь отрицательно покачал головой и продолжил обходить зал, расставляя свечи на каждом столе, от чего уже скоро в помещении не оставалось ни одного темного уголка.

- О, Виллем, - посоветовал Пауль, - и не мучайте себя воспоминаниями. Мне стоило большого труда заставить себя забыть имя этого гнусного проходимца.

Михаэль Бреверн остановился, как вкопанный. Прикрывая веки и потирая переносицу, он прислонился к перилам, чтобы не упасть. С усилием, но так, чтобы Виллем мог отчетливо слышать его, купец проговорил:

- Настоящее имя Нави Влодзимеж Качмарек.

Виллем едва не упал, от неожиданности запнувшись за ножку стола, мимо которого проходил.

- Вы абсолютно правы, - удивился он. - Именно так его и называли.

Пауль тяжело опустился на стул и печально произнес:

- Да, Влодзимеж Качмарек. Тьфу, язык можно сломать. Но, Михаэль, я апеллирую к вашим способностям делать верные логические умозаключения: как вы могли вспомнить это проклятое имя, если никогда прежде и о человеке-то таком не слышали?

- Разрази меня гром, я не имею ни малейшего понятия, откуда в моей голове эти знания! Это чьи-то чужие мысли, не мои! - Бреверн осторожно спускался вниз, часто моргая, потому что воспаленные глаза саднило, и смотреть на ожидавших его выступления было больно. - Я не знал Нави и никогда ничего о нем не слышал. Получается, что одной загадкой стало больше, и Николаус прав лишь отчасти: ключ у нас есть, но он только один, и мы все равно не имеем возможности им воспользоваться, потому что не знаем как.

Подоспевший Николаус помог Михаэлю дойти до стола, хотя купец храбрился и убеждал товарищей, что с ним все в порядке.

- Присядьте, Михаэль, а вы Виллем составьте нам компанию, - позвал юноша. - Предлагаю кое-что обсудить сообща. Когда господина Бреверна посетило неожиданное просветление, которому по идее неоткуда было взяться, у меня родилась совершенно идиотская версия происходящего.

- Ну, не спешите так, - не согласился Михаэль с грустной усмешкой. - По-настоящему идиотские версии появляются лишь в моей голове. Так и что у вас?

- Друзья, рискну предположить, что мы шестеро, встретившись здесь, каким-то непостижимым образом передали друг другу часть себя, - сказал Николаус, постучав указательным пальцем по своему лбу, - часть своих воспоминаний, даже если эти воспоминания касаются анекдотов или чего-то услышанного от других.

- Хорошо, - проговорил Михаэль. - Но это не объясняет, почему те или иные исторические события мы описываем совершенно по-разному.

- По-разному? - переспросил Пауль.

- Как знать, это ведь может объясняться чем-то другим, - ответил Михаэлю юноша и переключился на нотариуса: - Пауль, вечером вы и Келлеры уже ушли, когда мы втроем сопоставили некоторые факты из общих разговоров и пришли к мнению, что история мира, излагаемая каждым из нас, подчас выглядит как истории совершенно разных миров.

- А-а, - согласился Пауль. - Этот нелепый рассказ о завоевании турками Вены.

- Да, например, завоевание Вены.

И юноша поведал нотариусу обо всем, что было предметом разговора в трактире с момента, когда Пауль Рейхенштейн удалился в свою комнату. Закончился этот экскурс не так, как следовало ожидать: Пауль сидел за дальним столом спиной к остальным и бросал свои язвительные насмешки, даже не оборачиваясь.

- То есть вы хотите сказать, что Вессберг разрушен шведами? Вам самому-то не смешно? Нет?! А должно бы.

- Ну не так же, - уже вяло протестовал Николаус. - Это утверждение принадлежит Михаэлю, а Вессберг, известный мне, существует, и фон Граусбурги закупают там для своих лошадей, пожалуй, лучший фураж на севере. Но в Вессберге, опять же в том, что известен мне, нет католического монастыря.

- Конечно-конечно. Там университет. Вы говорили. Я помню, - отрезал Пауль и обратился к писарю: - Виллем, а чем вы меня позабавите?

- Ничем, господин Рейхенштейн. Я полностью на вашей стороне.

- Так ли? - вскинул брови Михаэль. - А как же битва не на жизнь, а на смерть между католиками и протестантами, новый виток охоты на ведьм? Виллем, неужели вы и тут согласитесь с господином нотариусом?

Было ясно, что писарю не очень хотелось отвечать, да и вообще весь спор, затеянный не к месту, не нравился ему, однако серьезный взгляд Бреверна вынудил дать ответ:

- Здесь господин Бреверн прав. Я ведь не из этих мест, Пауль, и в Мекленбургском герцогстве недавний гость, однако мне никогда прежде не доводилось слышать ни о каком новом витке охоты на ведьм. Мы ведь не испанцы какие-то! И я также не могу согласиться с вашими словами о победе католиков, несмотря на то, что готов был бы отпраздновать ее вместе с вами, поскольку сам являюсь католиком и тяжело переживаю современное религиозное разобщение. Могу подтвердить, Пауль, что на севере германских владений сохранились аббатства, и я более чем уверен, что при одном из них вы служите церковным нотариусом, но тем не менее вынужден признать, что большинство жителей северных княжеств Империи это протестанты.

На эти слова Рейхенштейн обернулся, но лишь за тем, чтобы оборонить с желчью в голосе:

- Прекратите нести вздор, Виллем. Вы падаете в моих глазах.

Гневную тираду прервал Михаэль Бреверн, направившийся к нотариусу. Он тихо сказал:

- Помните, Пауль, я был с вами непозволительно резок в начале нашего знакомства? Не повторяйте моей ошибки. Когда здравый смысл восторжествовал надо мной, я принес вам искренние извинения, при этом неприятный осадок от былого недостойного поведения так и оставил след в моем сердце.