Иней Олненн - Книга 1. Цепные псы одинаковы Страница 26

Между тем солнце почти скрылось. Отсветы его лучей белую кромку берега превратили в розовую. Ян поглядел на зеленую стену деревьев, между ними уже сгустилась темень, и говорит:

— Не знаю, какие обряды на одда-отунге, но, думаю, ночью их не начнут.

Они высадились на берег, кормчие и гребцы ни слова им не сказали и обратно поплыли.

— Подумать надо, где утра дождаться, — озираясь по сторонам, молвил Рискьёв.

И они пошли по берегу, волки — впереди. Долго они так шли, да только никуда не пришли. Далеко тянулась песчаная коса, а забираться под сень деревьев никто не хотел, оттуда сочилась смутная тревога, которую чуяли все, особенно волки. С озера дул теплый соленый ветер, и все, не сговариваясь, поснимали рубахи. Спины тотчас заблестели от пота. Внезапно волки, что бежали, почти не оставляя следов, резко повернули к лесу. Там лежал огромный — в два людских роста — камень, расколотый посередине до самой земли, и из этой трещины бежал ручей. Волки припали к воде и стали жадно пить. Это послужило знаком: раз пьет зверь, значит, может пить и человек.

Воины утолили жажду и порешили здесь же ночевать. Они устроились немного в стороне, чтобы видеть лес, озеро и камень, но чтобы тень от камня скрывала их. Отовсюду они опасались нападения, и хоть знали, что на острове смерть карается смертью, предчувствие опасности не покидало.

Они сложили на землю свои дорожные мешки, а на них — оружие, чтоб не класть его на песок, ночью слегка сыреющий. Никакого огня, они просто сели кругом и приготовились ждать рассвет. Спать никому не хотелось. Волки улеглись рядом с Ингердом, впервые они не пошли на охоту, да оно и понятно: лес тревожил их. Поэтому Ингерд достал из мешка хлеба и солонины и наделил их. Сам есть не хотел, и остальные тоже. Потом говорит:

— Вода, должно быть, теплая. Пойду окунусь. Ян, айда со мной!

— Отчего же нет?

И Рейвилл вызвался тоже. Они скинули одежду и пошли, ступая по песку осторожно, в воду. Волки было двинулись за Ингердом, но когда поняли, куда он отправился, вернулись обратно и снова улеглись, изредка вскидывая голову и ловя ноздрями запахи.

Вода действительно оказалась теплой, и Ингерд с удовольствием окунулся, чувствуя, как волны смывают с него пот и дорожную пыль. Рядом отфыркивался и отплевывался Ян: ныряя, он глотнул воды, а она оказалась горькой. Никогда Ян не пробовал такую воду на вкус, и рассмеялся Ингерд: он-то к такой воде с детства приучен, правда, была она во много раз холоднее. Он еще раз окунулся, чтобы смыть воспоминания. Не получилось.

Не заплывая далеко от берега, они еще долго купались, когда вдруг снова услыхали тревожные крики чаек. Стоя по грудь в воде, Ингерд откинул с лица мокрые волосы и поглядел туда, откуда они доносились. Птицы кружили в воздухе, явно недовольные чьим-то вторжением.

— Еще кто-то прибыл на одда-отунг.

Это рядом сказал Рейвилл. Ян поглядел на Ингерда. Тот стоял в воде, грудь его бурно вздымалась, явственно виднелась белая прядь в волосах, и глаза горят, как у волка ночью, или то лунный свет в них отражается?.. И тут до Яна дошло. Понял он, отчего Волк такой непривычно спокойный в последние дни. Обманчиво такое спокойствие! Ян и обманулся. Теперь-то додумался, да поздно: Ингерд уже на острове, и обратно его не отправишь. Да и права Ян на то не имел. Ингерд убьет Рунара Асгамира, как только встретит, а встретит он его на отунге. Смерть карается смертью, он убьет его и умрет сам, а зачем ему жить? Все это Ян теперь видел так же верно, как ту фигуру, неподвижно застывшую в лунном свете на вершине скалы…

Какую такую фигуру?

Ян сморгнул, потом провел мокрой ладонью по лицу и мысленно обругал себя. Нет там никого. И он поплыл к берегу.

После них пошли поплавать Эйрик, Хелскьяр и Рискьёв, а Ингерд, Ян и Рейвилл, чувствуя, что проголодались, полезли в мешки за едой. И тут вдруг волки вскочили, замерли, вытянувшись как тетива, уши к голове прижали и тихо зарычали. Ингерд успел схватиться за меч, а Ян так и застыл с половиной хлеба в руках, который резать собирался. Рейвилл просто застыл.

Они увидели коней. Много коней. Белых. Белых, как соль, с длинными хвостами и гривами, что почти земли касались. Они шли из леса на водопой, к ручью. А впереди, на самом высоком, статном жеребце ехала женщина, тоже вся белая: белые волосы, из одежды — одна лишь белая рубаха до колен, из-под нее видны белые ноги, крепко охватывающие бока коня. Седла под ней не было.

Ингерд знал, что много силы заключено в волосах, их длина — мера этой силы. Так вот, судя по всему, к ним по берегу приближалась такая силища, перед которой не устоит ни кинжал, ни меч, ни копье. Краем уха он услыхал, как прекратился плеск воды в озере, стало быть, Эйрик, Рискьёв и Хелскьяр тоже заметили эту силищу и замерли, не зная, что делать, и гадая, что будет.

Но белая женщина обратила на них внимания не больше, чем на песок, что хрустел под копытами ее коня. Когда все шестнадцать коней напились, она одним движением пяток развернула жеребца и увела табун в глубь острова.

Берег опустел, успокоились чайки. Тут же прибежали Эйрик, Хелскьяр и Рискьёв. Все смотрели друг на друга, словно вдруг разучились говорить, потому что не могли подобрать слов, чтоб задать вопрос. И только тут сообразили, что все голые. А Ингерд еще и с мечом в руке, а Ян — с половиной хлеба. Все схватились за одежду.

— Хорошо же вы ее встречали, — стуча зубами от внезапного холода, пробормотал Эйрик, натягивая штаны на мокрое тело. — Один с мечом, другой с хлебом, и оба…

— Скажи спасибо, что сам в воде отсиделся, — огрызнулся Ян, надевая поверх рубахи кожаные доспехи и шнуруя их. — А то тебя бы она точно заметила.

Эйрик поднял бровь, не зная, как раскусить двоякий смысл этих слов, потом махнул рукой.

— Эта белая женщина — хозяйка острова, — сказал Ян. — Мне дед рассказывал. А кони ее — это те, кто раньше людьми были, да законы острова нарушили.

Тут уж все взялись кожаные доспехи надевать. Такие доспехи не годились для большой сечи, где свистели копья, рубились мечи и топоры, но в ближнем бою могли уберечь от кинжала или накулачника. Кожа для таких доспехов дубилась по-особому, и мастеров, что их изготавливали, ценили очень высоко. У Ингерда таких доспехов не было.

Воины заканчивали шнуроваться, когда ночь разорвал грозный и протяжный голос хадура — обрядового рога. Все вздрогнули.

— Вот и пробил час одда-отунга, — сказал Эйрик Редмир, и первые лучи солнца брызнули на небосклон.

Они быстро повязали мешки, наполнили фляги водой из ручья, и каждый взял свое оружие. Глядя на камень, Хелскьяр вдруг произнес:

— Он похож на разорванное надвое человеческое сердце.

Рейвилл Редмир хмуро посмотрел на него:

— Тогда воду ли мы пьем из этого ручья?..

Они шли на голос рога, голос становился все слышнее, все тревожнее. Они шли по лесу, не разбирая дороги, да и не было никакой дороги. Если прорваться сквозь заросли было невозможно — прорубали себе путь мечами. Встречали болото — шли через болото, овраги — шли через овраги. Они хотели как можно скорее попасть к заветной скале, ожидание неизвестного жгло раскаленным железом.

Они шли долго, и каждое звучание рога заставляло сердце биться сильнее. Солнце высоко поднялось над лесом, но потом скрылось за облаками. Не успели порадоваться, что стало прохладнее, как упала темнота, и над головой глухо заворочался гром. А там и дождь хлынул такой, что папоротник к земле припал. Гроза разбушевалась великая, яростная, молния глаза слепила, а грохот уши закладывал. Но они все шли, не останавливаясь, и про себя молились духам воды и земли, огня и ветра. Голос рога стал глуше, но уже где-то близко.

Впереди меж деревьев показался просвет. Раздвинув мокрые ветви, воины вышли на открытое место. Место одда-отунга. Дождь прекратился.

Они оказались на большой поляне, заросшей белым кудрявым клевером, а вокруг белым хороводом росли березы. Скала Веда, умытая дождем, высилась над ними. Ян обвел взглядом поляну. Тишина стояла такая, что было слышно, как с листьев на землю падают капли. Народу на поляне этой собралось много. Очень много.

Вот сидят Лисы, двенадцать человек. Их рыжие головы сразу цепляли взгляд. Пятеро Скантиров, четверо Торгуннов, трое Тайнитов. Сидят прямо на траве, вольно, никого не боятся. Среди них Ян увидел Оярлика, но Оярлик смотрел не на него.

Он смотрел на Боргвов, своих соседей и своих заклятых врагов. Только Келмень разделяла их земли, и Боргвы неустанно нарушали границу. Куницы привели на одда-отунг двадцать человек, и каждый был увешан оружием, будто шел на битву. Заросшие бородами до самых глаз, Боргвы имели самый устрашающий облик среди людей, живущих от Моря до Моря: небольшого роста, крепко сбитые, с могучими ручищами, они имели обыкновение не стричь и не чесать волос, а заплетали их в косы и увешивали амулетами. У каждого был с собой огромный боевой топор, с которым в бою, — Ян знал это, — они управляются весьма ловко.