В интересах государства. Возвышение (СИ) - Хай Алекс Страница 26

— Да, черт возьми! У нас здесь и своих проблем по горло! — орал он у меня за спиной.

Ну и ну. Не знаю, что там стряслось, но, видать, вечер будет горячим.

Уладив формальности на второй проходной, я поднялся на этаж к Корфу и ментально сообщил о своем прибытии.

“Заходи, Михаил”.

Инстинктивно я набрал в легкие побольше воздуха, как делал всегда перед получением наказания. Еще в детстве, когда меня угощали ремнем по заднице, как-то научился принимать удары судьбы, задержав дыхание. Не хотелось орать от боли, и я стискивал зубы. Вот и сейчас я с удивлением отметил, что сжал челюсть до зубного скрежета.

Корф как раз положил трубку служебного телефона на аппарат и потушил сигарету, когда я вошел в кабинет.

— Садись, — бросил он и залпом допил что-то из кружки.

От тайного советника фонило почти что инфразвуком — до того тревожно и неуютно было находиться рядом с ним. Превозмогая дискомфорт, я опустился на стул напротив и выжидающе глядел на руководство.

— Сперва объясни, что это? — он швырнул в меня газетой, свернутой на том месте, где какой-то пройдоха настрочил целую статью о нашей дуэли с Денисовым.

Читал я этот материал. Уши бы повыдергивать тому, кто это написал. Не сказать, что все переврали, но подали под таким соусом, что мы с Денисовым оба выглядели полными негодяями.

— Это газета, ваше превосходительство, — сухо ответил я.

Корф начал медленно багроветь и медленно поднимался из-за стола. И по его глазам я понял, что с иронией я слегонца не угадал…

Так, Миха, спасай зад, пока от него еще что-то осталось!

— Тихо-тихо, — я замахал руками, призывая Пистолетыча к спокойствию. — Я все объясню!

— Уж изволь, — процедил он и взялся за пачку. — И быстро. У тебя мало времени.

Я как мог коротко изложил самую суть конфликта — про перебравшего Денисова, про его хамские шуточки, что преследовали мою семью весь вечер, про нанесенное Ольге оскорбление…

— Короче, я поступил по чести. Как аристократ. За оскорбление следует отвечать.

Корф мрачно выслушал меня, но ярости в его глазах не убавилось ни на йоту. Он забрал газету и со всей силы швырнул ее в мусорное ведро.

— Да, Михаил, ты поступил как типичный аристократ. А должен был поступить как сотрудник Тайного отделения. Как человек, что находится на государевой службе.

Я молча на него глядел, не зная, какие слова сейчас были бы правильными. Рассыпаться в извинениях? Так бессмысленно — все уже случилось. Защищать свою позицию — значит усугубить ситуацию.

— Нам запрещено ввязываться в конфликты и тем более вступать в дуэли. А уж вызывать кого-либо самим и просто немыслимо! — выплюнул Корф и стряхнул пепел в кружку. — Ты хоть понимаешь, чем все это грозит?

Я растерянно на него глядел, не особо понимая, чего он от меня хотел.

— Так, Вальтер Макарович, давайте по порядку. Значит, если я — сотрудник Отделения, то мне запрещено защищать свою честь и честь моей семьи? — с вызовом ответил я. — И что это даст кроме дополнительных насмешек недругов?

Тайный советник откинулся на спинку кресла и устало потер глаза.

— Сомневался я в твоей готовности к длительной работе, много раз сомневался. Уговорил себя, что надо дать парню шанс. Что он с головой, быстро все поймет. Видимо, я ошибся.

— Да что я не так сделал?!

— Ты так и не понял, где оказался! — рявкнул Корф так, что даже листья на его фикусе задрожали. — Тебя и меня сейчас спасло лишь то, что ты являешься внештатным сотрудником, и знают об этом немногие. Работай ты официально, сразу получил бы неаттестацию и в лучшем случае отправился разгребать архивы в подвале на пару лет. А может и вовсе угодил бы дознавателем в какую-нибудь Удомлю и застрял там до самой отставки. Ты нарушил наш устав, Михаил. Испортил себе репутацию и резюме этой дуэлью, да еще и меня подставил. Порой я начинаю думать, что слишком рано с тебя сняли ошейник.

— А что мне было делать? — вспылил я. — Денисов весь вечер нарывался!

— Оглохнуть. Мы все умеем избирательно глохнуть в нужный момент. Очень полезный навык.

— Я и был глух, пока он язвил в мой адрес. Но когда он взялся за сестру…

Пистолетыч, казалось, немного успокоился, но от него все еще веяло угрозой. Моя сила вскинулась было, чтобы обороняться, но усилием воли я подавил порыв.

— По-человечески, да и как аристократ, я тебя понимаю, Михаил. Всякий любящий семью человек будет защищать родных. Но здесь немного иная ситуация. Нашим близким рано или поздно приходится учиться защищаться самостоятельно. Или искать себе других защитников.

Я хмыкнул.

— И что об этом скажет свет?

— Вот здесь и кроется твоя главная ошибка, Соколов. Нам важно не то, что скажет свет, а то, что скажет государь и начальство. Лишь это. И пока что ты этой простой истины так и не осознал, что весьма меня разочаровывает.

Я насупился на стуле, как сыч. Корф тем временем продолжал муштру.

— Тайное отделение — одна из самых серьезных государевых служб, Михаил. Чтобы попасть сюда, нужно пройти строгий отбор, и смотрят там даже на цвет каши, которую ты ел в три года, понимаешь? Каждый проступок, каждая провинность взвешиваются как на Страшном суде. Потому что какое право ты будешь иметь судить кого-либо, если сам нечист?

Я ехидно улыбнулся.

— А вы насколько чисты, ваше превосходительство? Насколько чиста была Матильда, когда решила сделать с Ириной то, что сделала…

— Ты передергиваешь, прекрасно зная, что я был должен Матильде, и что она сделала то, что сделала, из самых благих помыслов.

— Ну да, — кивнул я. — Как всегда, во всем есть нюанс, ага? Всегда найдется кто-нибудь равнее равных, кому дозволено чуть больше.

— У каждого из нас не раз была и еще будет ситуация, когда придется сделать выбор между долгом перед государством и… другим долгом, честью, близкими… И каждый такой выбор будет мучительным, особенно для тех, кто действительно служит от всего сердца и радеет за благо. Это неизбежно, Михаил. И тебе придется научиться выбирать. Даже если ты будешь от всего сердца верить в то, что занят правым делом, от угрызений совести и не спастись. Это наш крест, и все мы его несем.

Он внимательно смотрел на меня, продолжая держать в руках давно погасшую сигарету. Я выдержал его взгляд молча.

— Я ведь предупреждал тебя, — устало добавил Корф. — Будет тяжело. И если ты не готов нести это бремя, лучше скажи сейчас, пока еще есть небольшой шанс успешно вывести тебя из игры. Чем дальше, тем больше ты будешь знать и тем дороже придется заплатить за свободу. Впрочем, полной свободы все равно обещать не могу — ты уже влез в это гуано по самые уши.

Пистолетыч снова поднял на меня глаза, явно ожидая ответа. А я думал. Напряженно соображал и пытался для самого себя разложить все по полочкам.

Честно говоря, я уже не представлял своей жизни без Тайного отделения. Настолько эта работа легла мне на душу, что казалось, я сойду с ума от скуки и пресной жизни, если меня лишат возможности работать с опасностью.

В то же время я до конца не понимал, кому буду принадлежать больше — себе или тому самому государству, которому был так предан Корф. И это меня беспокоило. Мне следовало решить уравнение, в котором было слишком много неизвестных переменных.

В одном Корф был точно прав — я слишком глубоко влез в войну орденов, засветился перед всеми, привлек слишком много внимания. Меня уже не оставят в покое, даже если Корфу удастся вытащить меня из игры. И обратят внимание не только на меня. Уже обратили — на отца, на Олю. И черт знает, что будет дальше.

Но чтобы мои родные могли защититься, им требовался Осколок. А Осколок я мог получить быстрее всего, работая на Отделение. Других вариантов пока не было даже в перспективе.

Словом, сколько переменный ни ставь, а результат известен. Значит, будем воевать.

— Я приношу глубочайшие извинения за необдуманный поступок, который совершил, — твердо сказал я, не отрывая взгляда от глаз Корфа. — Это более не повторится. Слово дворянина.