Двойник. Арка 2. Том 1 (СИ) - Янтарный Дмитрий Страница 26

Тем временем таисиана подвели к плахе. Сняли с него кандалы и ошейник. Он по-прежнему двигался как в полусне. Возможно, он смирился с судьбой и теперь молил Аорташа, чтобы всё это быстрее кончилось. Светловолосый священник в длинном синем плаще, на котором была эмблема божества людей — рука, выставленная ладонью вперед со скрещенными указательным и безымянным пальцами — встал по другую сторону плахи, достал свиток пергамента, раскрыл его и принялся зачитывать:

— Заблудшее дитя! Ты обвиняешься в неоднократном воровстве, грабеже добропорядочных граждан Краспагена. Ты отсидел свой срок в тюрьме, и мы решили дать тебе второй шанс, шанс начать всё с чистого листа. И как же ты отплатил нам? Ты попытался украсть священную реликвию — Чашу Благочестия. Более того, в попытке украсть её ты хладнокровно убил одного из храмовников. Этому нет прощения, и приговор за это един: смерть!

Толпа ахнула, после чего в адрес бедного ящера полетели оскорбления и угрозы.

— Тебе есть, что сказать в своё оправдание? — выждав несколько секунд, спросил священник.

Я же, в отличие от остальных, поражённо молчал. Если это всё правда, то этот таисиан получает то, что заслуживает. Если те, кто первый раз ступил на преступный путь, еще по закону могут относительно дёшево отделаться — вплоть до условных сроков и публичной порки — то к рецидивистам нет никакой пощады. А тут ещё такое. Попытка кражи священной реликвии с убийством. Не вязалось только одно: зачем ему вообще всё это было надо. В любых городах таисианы старались сильно не светиться, ибо к ним всегда было предвзятое отношение, а тут так дерзко. Как будто намеренно, чтобы заставить всех жителей Краспагена возненавидеть таисианов с удвоенной силой.

В этот момент приговоренный набрал достаточно сил, чтобы прохрипеть:

— Нет…

— Хочешь ли ты что-то сказать, прежде чем тебя постигнет возмездие?

— Предаю себя в руки правосудия, Церкви и Создателя…

Я был поражён повторно. Что, что должны были сделать с ним церковники, чтобы заставить его отречься от Аорташа? Гонимые почти везде и почти отовсюду, таисианы цеплялись за своего бога-хранителя, как за последнюю надежду. И хотя он и был преступником и убийцей, все равно было его жаль. Я не смог сдержать слёз, и в этот момент спонтанно, неосознанно испустил волну этой магии. Лёгкая благодать прошла по толпе, и люди, уже подготовившиеся к зрелищу, словно очнулись. Многие внезапно ощутили стыд из-за того, что они стоят здесь и, как звери, жаждут крови. Но главным было не это…

А то, что приговоренный словно проснулся. Как будто только что осознав, где он, и что с ним сейчас сделают, он забился и сдавленно закричал:

— Нет! Не надо! Умоляю! Меня подставили! Это ложь, я ничего этого не делал, пустите, пустите…

Однако один из храмовников придавил его ногой, и ящер снова захрипел. Священник повернулся к палачу и закричал:

— Ну чего застыл? Давай, руби!

— Дык это… а последнее желание приговоренного?

— Какое, к чёрту, последнее желание?! — взревел священник, — привести приговор в исполнение!!!

— Нет, — рыкнул палач, срывая капюшон и вплотную приближаясь к монаху, — меня в городе и так из-за моей профессии презирают. Относятся хуже, чем к городскому отребью! Деньги из рук почти везде принимать отказываются!! И после этого ещё и на тот свет осуждённого без последнего желания отправлять?! Не дождётесь!

Светловолосый, явно не ожидавший такой отповеди, поддался назад от резко подошедшего палача. Приговорённый снова захрипел о своей невиновности. Ну всё, хватит!

Выскочив из толпы, я кинулся к гильотине. Первого храмовника, бросившегося мне наперерез, я просто отбросил волной холода. Второй, однако, был не такой легкой мишенью. Трижды я на него кидался, и трижды был вынужден отступить, дабы он не покрошил меня в капусту. Плюнув на это дело, я израсходовал немалый запас своих сил и просто заковал его в лёд. Повернувшись к третьему, я хотел было заморозить и его, но тот внезапно поднял руку… и я ощутил, как мои силы пропадают. Вернее, пропадал контроль над ними. Магия была, но я не мог ей пользоваться. Пустота.

— Да кем ты себя возомнил, ящерица? — прошипел храмовник, усиливая давление. Я упал перед ним на колени, с трудом удерживаясь от того, чтобы не распластаться на земле.

— Дружка своего хотел спасти? Ну так смотри на то, как он умрёт! Вариак!

Храмовник, ногой державший приговоренного, убрал сапог, схватил таисиана за горло и, подняв, подошел к подавителю и встал около него.

Это было невыносимо. Таисиан бился в железной хватке своего мучителя, пытался вырваться, но его жёлтые глаза смотрели прямо на меня, и в них читалась отчаянная, неприкрытая мольба. А в следующий миг… у него из груди вышел стальной клинок. Несколько секунд он хрипел, а затем его глаза потухли. Навсегда.

— Ну что? Справился? — издевательски спросил подавитель, наблюдая, как соскользнуло и рухнуло на землю безжизненное тело узника, — а теперь выясним, кто же ты такой, откуда взялся, и какую кару тебе предстоит понести за попытку помешать справедливому суду.

Второй храмовник поднял меч. Однако, прежде, чем я успел что-то понять, на меня налетел вихрь, и в следующий момент я оказался в совершенно другом месте…

А ведь Фрайсаш был прав. Нам с Алаэрто никто не чинил препятствий, так что в город мы вошли без особого труда. Внезапно он схватился за виски и сказал:

— Я почувствовал использование давно позабытой магии. Это точно Дэмиен. Скорее!

Он схватил меня за руку и потащил куда-то. Мы бежали около десяти минут, пока не выбежали к церквушке. Однако пасторальные виды к ней явно не прилагались: во дворике, куда мы вышли, стояла гильотина. Возле нее светловолосый человек в длинном синем плаще ругался с другим человеком, раздетым по пояс и сжимавшим в руке красный колпак. Неподалеку от них был закованный в лёд воин в доспехах. Двое освобождали его из ловушки, еще один стоял в стороне и дрожал от холода, а у их ног лежал мёртвый таисиан.

— Этот ящер! Он пропал! — закричал монашек в синем плаще, поворачиваясь к воинам, осторожно освобождавшим своего товарища из ледяного плена, — его немедленно надо найти!

— Пусть уходит, — презрительно бросил один из них, — он увидел нашу силу, увидел, на что мы способны, он не смог нам помешать. Больше он сюда не сунется.

— Как можно так безответственно, — начал было монах, но храмовник перебил его:

— Здесь приказы отдаёшь не ты! Так что заглохни! Подчеркиваю: этот ящер сюда больше не сунется. Таисианов тут и так не очень любят, так что ему свои же три шкуры спустят за то, что он нам лишний повод дал. Да и много чести гоняться за ящерицей. Лучше распорядись, чтобы здесь убрали.

Поняв, что из этой беседы я ровным счетом ничего не поняла, я схватила за плечо одну из уходящих женщин глубоко среднего возраста. Такие очень охотно делятся информацией с первым встречным, но вот качество её порой хромает.

— Извините, уважаемая, — вежливо обратилась я, — не могли бы вы рассказать, что здесь…

— Ой, дорогая, тут такое было! — горожанка, казалось, только и ждала кого-нибудь, с кем можно поделиться впечатлениями, — таисиана мерзкого, честных граждан грабившего, храмовники на казнь вели заслуженную. Уж и положили его на орудие-то, и приговор зачитали, и от бога своего мерзкого он отрёкся, а потом вдруг такое… как будто свежим ветром подуло, так хорошо стало… я молодость вспомнила, любовь первую вспомнила, как дитя первый раз на руки взяла, вспомнила… А тот таисиан вдруг заорёт как, мол невиноватый я, не губите. И в этот момент из толпы выскочил еще один ящер — ох, развелось несносных, честному человеку шагу ступить некуда — да как накинется на храмовников. Одного шутя в сторону отбросил, другого в лёд заковал, вон до сих пор оттаивает, а третьего то тямы не хватило, потому как Бальхиор силу колдовскую подавлять умеет. Тут они этого преступника сами и казнили, а вот ящер не знаю, куды подевался. Ветер налетел какой-то непонятный, да и унёс его куда подальше. Вот и всё, голуба моя. Так всё и было, вот те крест.