Максим Черепанов - Сказатели. Русский фантастический альманах фантастики и фэнтези. № 1, 2014 Страница 26

Теперь уже Гаврош кинулся другу на выручку, но тщетно: что для двух взрослых драков худенький чалмик?

Из зарослей ельника выбрался гоблин и, к чести зеленокожего, без промедления бросился Гаврошу на помощь. Даже вдвоем они с трудом сумели удержать раненого кетцалькоатля и разжать челюсти гоблинскому дракону.

Потом? Потом…

Вот какие-то события жизни вспоминаются в мельчайших деталях, последовательностях и взаимосвязях. А иные — что смятые в пластилиновый ком фигурки, что бессвязный, обрывочный кошмар — поди разберись, где, что и откуда, да и случилось ли вообще?

Остаток того дня Гаврош помнит плохо, так, будто все это происходило и не с ним. Гоблин помог и перевязать Свинга, и донести до города. Хорошо, что мама оказалась дома. В районной клинике бурлила скандалами очередь: заканчивался рабочий день, ветеринар велел не занимать… Все же дождались. Раздражительный красноглазый толстячок бросил брезгливый взгляд на рану и предложил «усыпить».

Помчались в дежурную городскую. Таксист ругался, что Свинг запачкает салон, отказывался лететь, запросил вдвое дороже.

В дежурной ветлечебнице повезло больше: и хирург на месте, и никакой очереди. Операция продолжалась почти два часа. Оказалось, что ветеринарам медсестры не положены, так что ассистировали Гаврош и мама. Держали маску для наркоза, подавали лекарства, разные страшные инструменты, помогали бинтовать и накладывать шину.

Усталый немолодой доктор промыл рану, удалил осколки кости, поставил спицу, наложил швы. Помог вынести спящего Свинга из лечебницы, закурил, пока ожидали такси. На прощание пожал Гаврошу руку и, пряча глаза, сказал то, что запомнилось дословно:

— Плечо заживет, но летать не сможет. А без неба драконы долго не живут.

Попробуй, попробуй забыть, не выйдет… Да и вправе ли забывать?

От Эйфелевой башни до Останкинской верхом на драке не больше пяти минут. Или четверть часа на метро. Или с утра до полудня пешком, если рядом ковыляет пернатый инвалид. Некоторые прохожие ругаются, что без намордника, ну да ладно. С Тверской по Немиге пересечь Манхеттен, потом два квартала Вильгельмштрассе и свернуть на Крещатик. По лестнице рядом с фуникулером до Монмартра, свернуть на Дерибасовскую — и по Невскому до Трафальгарской площади. Сразу за Пер-Лашез ограда Останкинского дендропарка, а там — Пуэрта-дель-Соль, рукой подать до пляжа Капарике, полчаса быстрым шагом — до Гейрангер-фьорда.

Но чалмик и драк не ходили к скалам. С холмов вид на море ничуть не хуже.

Несмотря на мрачный прогноз, Свинг прожил год. И еще один. Подолгу сидел на крыше, но в грозу предпочитал прятаться дома, под кухонным столом. Не боялся грозы, просто грустил… Дети любили драка по-прежнему. Хоть и не играли теперь в «кучу-малу», опасались растревожить раненое плечо, но не изменили воскресной традиции утренних встреч.

На третье лето, дождливым вечером в конце августа, пернатый змей вдруг забеспокоился, запросился на улицу. Дожди шли третий день. Свинг хандрил, кушал неохотно, Гаврош подкармливал друга с ладони шоколадом и огоньком зажигалки. На дворе дракон потащил за собой чалмика на задний двор, к запруде у Ниагары.

Когда Гаврош отстегнул поводок, Свинг захлопал крыльями — обоими крыльями! — напролом, сквозь заросли ивы и камыша, прорвался к водопаду, на миг оглянулся и прыгнул. Спланировал метров на тридцать вниз и вперед и исчез в пучке разноцветных молний.

Ни в одном музее мира вы не сыщете ни чучела, ни скелета настоящего дракона: после смерти они предпочитают сгорать дотла. В полете.

Гаврош давно перерос возраст, когда чалмики плачут… это все дождь, это все дождь.

Память! Эта непослушная память! Щемящая пустота сквозняком бродила по дому до самой весны, а в начале мая бабушка…

На майские праздники бабушка принесла яйцо кетцалькоатля.

Негритянки

Андрей Скоробогатов

Солнце падает в далекое западное море, разбросав тени по крышам крохотной казачьей заставы рядом с парой нефтяных вышек. Хорунжий чистит охотничий карабин в прихожей.

— Папа, папа! — Сынишка вбегает в избу, размахивая чем-то небольшим и светящимся. — Смотри, что нам в школе выдали! На хелипоптере привезли!

— Не хелипоптере, а хеликоптере, — привычно поправляет сына хорунжий, осторожно ставит ружье в угол и поворачивается: — Что там у тебя?

Егор свернул с Уктусского переулка и нырнул в мрачный, исписанный матерками холл станции подземки. «Екатеринбургскую» построили лет пять назад, она стала конечной на Коптяковской линии и, как и любая окраинная станция, служила прибежищем люмпам и прочему сброду. Егор добавил громкости в карманном репродукторе — когда индустриальный джаз играет громко, идти мимо подобной толпы не так страшно. Аппарат старый и распространенный, «Рига-96», всего на двадцать песен. На такой не позарится даже самый голодный бандюган, ибо продать его нереально.

Иногда Егору кажется, что он многое бы отдал, чтобы жить в какой-то другой реальности. Например, в которой «Екатеринбургская» — центральная станция. А сам Екатеринбург — не мелкий пригород гигантского Верхнеисетска, известный разве что расстрелом лидеров большевиков, а серьезный, самостоятельный город. Но реальность, как и времена, не выбирают.

— Эй, парниша. — Люмп отделился от толпы собратьев и перегородил ему путь. — Не поделишься копеечкой?

Музыка играла громко, но знакомую фразу несложно прочитать по губам.

— Нет, спасибо, — пробормотал Егор и ровно продолжил путь, пытаясь не обращать внимания.

Толчок в плечо прервал движение и заставил развернуться к «товарищам» лицом. Главному люмпену примерно столько же, сколько Егору — не больше двадцати трех. На нем поношенная маньчжурская фуфайка с четырьмя полосками и неожиданно модные прусские кеды. Четверо остальных — помоложе, не больше двадцати.

— Пролетариат не ценим? — обозлился люмпен. Пара его товарищей неторопливой походкой направилась к нему на подмогу, пытаясь окружить Егора.

— Почему же, ценим. — Егор вынул наушник из уха, пытаясь выглядеть уверенно. — Сами, знаете ли, не из великородных, личные дворяне.

— Вот как? — Люмпен нацепил надменно-учтивую маску. — И каков чин?

— Системный секретарь. Служу в Западно-Сибирском Нефтяном Картеле.

Иногда фразы про Картель бывает достаточно. Нефтяников многие из низов — вполне резонно — почитают за мафию и остерегаются.

— В Картеле? — оживился люмп. — У меня там двоюродный брат — сторож. А системный секретарь — это чего?

— Это системщик. Специалист по вычислительной сети.