В. Бирюк - Догонялки Страница 26

— Это — покрывало алтарное. Так — нельзя, это — богохульство.

Господи, девочка, твоя коротенькая жизнь вообще — богохульство, кощунство и непотребство. Как, впрочем, и любой человек сам по себе. Ангелы божие — не какают и не писают. Может, поэтому ГБ и сотворил человека? По своему образу и подобию. Чтобы не сиживать на очке в гордом одиночестве, тоске и печали. Поэтому и возлюбил человеков более ангелов. Бедненькие. Если он нас так любит, то им-то, шизокрылым, каково достаётся?

— Плевать. О чём ты молилась перед иконой?

Наконец-то дело дошло и до вопроса, ради которого всё это начиналось. Ох и тяжела же работа дознавателя! Хотя, временами, ну очень приятна…

Новый всхлип и чуть слышный голос, направленный в эти… алтарные одежды:

— Я просила у Богородицы смерти. Быстрой и лёгкой. А она… ничего не сделала. Моя молитва… не дошла. «Исполнение желаний»… не исполнила, я для неё — грязь мерзкая…

Быстро здесь мудреют люди. Особенно — при таком жизненном опыте. В моё время вот до этого — «быстрой и лёгкой» — большинство индивидуумов доходят только к старости, на больничной койке. Да и то… очень не все.

— Не греши на Богородицу. Ты попросила смерти — ты её получила. Икона же, ты сама сказала — «Исполнение желаний». Твоё желание исполнилось: ты умерла. Потом была прощена, допущена в царство божье, в мир горний. Посмотрела, убедилась, насладилась… Сама же всё своими глазами видела! И вновь была послана на землю, в мир дольний. Чего тут непонятного? Что душу вселили в прежнее тело? А ты хотела бы всё заново? Младенцем в мокрые пелёнки и титьку пососать? У Господа на тебя другие планы.

— У Г-Господа?! На м-меня?! К-какие?

— А я знаю? Это ж — Он. Его пути… ну, сама знаешь — «неисповедимы». Могу предположить — ты послана мне в рабыни. Прислуживать, помогать, обштопывать, обстировать, ублажать, постелю согревать, ноги мыть и воду пить… Ну, для чего годна — ту службу и служить будешь.

— Т-ты берёшь меня к себе? Г-господин…

Хорошенько дельце. А что, вот так эту дурочку тут бросить? Отымев, измучив, заморочив мозги… Наваляв тут всяких… святотатств и кощунств… Ей же это всё потом так откликнется… И вообще — у меня демографическая политика такая. Фемино-ориентированная. Баб должно быть много. Не баб — ради, а народа — для.

— Беру. И душу, и тело, и ум, и сердце твои. В жизни этой и вечной. На земли яко на небеси. Ты — во власти моей, ты — в воле моей, ты — в руке моей. Да будет так.

Во как я уелбантурил! Звучит, однако. Хотя по сути — ничего нового: чуть более детализированная концепция православных старцев по «Братьям Карамазовым». С аналогичной реакцией в форме едва слышного ответа девушки:

— Аминь.

Она, не поднимаясь на ноги, поворачивается на коленях и припадает губами к моим ногам. Факеншит! Она реально целует пальцы моих босых ног! Деточка! Остановись! А то я тебя опять трахну — это ж эрогенная зона!

«Мне бабы ноги целовали как шальныеС одною вдовушкой я пропил отчий домА мой нахальный смех всегда имел успехИ моя юность раскололась как орех».

Не надо мне — «юность раскалывать». У меня и так вся жизнь «раскололась»… Вляпом. В это ваше… в «Святую Русь».

Всем — подъём, пора выдвигаться. Надо ещё вопрос о Трифене с её матерью решить. Ангелам с ГГуями хорошо: хватают человеков поодиночке «и творят что хотят». А у меня тут — общество, законы, родственники, соседи… Придётся как-то договариваться.

Сырая, волглая одежда приятно холодит разгорячённое тело. Радость от сырости? И так бывает… А вот Трифену пришлось заворачивать в какие-то храмовые тряпки — её барахло совсем мокрое. И сверху прикрыть рогожкой. Мы чуть прибрались в церкви и двинулись к месту постоя. На улице — полная темень. Накрапывает дождик. Сухан посадил девочку на плечо, на другое — закинул узел с набранным церковным барахлом: я же думаю церковь в Рябиновке поставить, надо соответствующим реквизитом запасаться.

Трифена довольно внятно объяснила — что в церковке наиболее ценного. Из того, что можно легко унести. Ну вот, Ивашка-попадашка, ты уже и в церковные воры заделался. Но я же исключительно из лучших побуждений! Сами понимаете — хозяйство осталось без присмотра: попа-то нет, а народишко-то у нас, сами знаете… пропьют, прогуляют, испортят, поломают… В общем — тащу иконку в коробчёнке.

«Вор у вора — дубинку украл» — русская народная мудрость. Прямо про меня, отца Геннадия и эту доску крашеную. Хорошо жить по фольклору. Чувствуешь себя умнее. Но — больно. Ка-ак навернулся… Но ящик с иконой — вверху. Как авоську с бутылкой водки — сохранил в целостности. Мокро, темно, скользко… А вот Сухану — хорошо, он же зомби. У него же — идеальный баланс.

Только Трифена, у него на плече сидючи, изредка ахает. Так это… по-древнеспартански. В смысле — по «Таис Афинской». Там кто-то из этих лаоконистов сразу двух женщин на плечах бегом нёс. Добавлю исключительно из личного опыта: с двумя девушками на плечах бежать удобнее, чем с одной — на бегу не перекашивает. Мы так как-то в кино пошли. Они, естественно, собирались, пока мы уже опаздывать не начали. Тут я двух подружек на плечи как эполеты — и бегом. Нормально. Лет двадцать спустя как-то захотел повторить, но, или я — сильно ослаб, или подружки — чересчур поздоровели… Э-эх… Ё… А лужи тут глубокие наливаются. И — мокрые.

Вокруг села — тын. Ворота, естественно, заперты. Туземцы — двоечники, расслабились совсем. Разбойников на них давно не было. У них из-под ворот ручей глубокий бежит, а они такую щель заложить и не подумали… Пришлось лезть в вымоину под воротами, пробираться внутрь и вынимать воротный брус. Помниться, я не так давно радовался, что у меня бандана сухой оставалась? Теперь радоваться уже нечему.

Глава 161

В сарае на поповском подворье, где нам должно было быть подготовлено место для «кости бросить», стоял храп и запах свежего перегара. Конечно, я не «жена верная». Которая, как известно, по тому, как муж ключ в замок вставляет, может определить где, что, сколько и с кем муж принял. Но, как всякий нормальный русский мужик, я прекрасно отличаю суточный перегар от, например, получасового.

Странно — Чарджи не злоупотребляет. Да и не храпит он — я знаю, я с ним спал. Не в смысле… а в смысле… Факеншит! Как же тяжело с этими… гендерно-взволнованными. В любой казарме пытаются найти публичный дом. Да я бы и сам с удовольствием нашёл! В смысле — публичный дом в казарме. В смысле… а, без толку — не объяснить. «У кого что болит — тот про то и говорит» — русская народная мудрость. Тяжело с «больными».