Кэйтлин Свит - Узор из шрамов Страница 26

Когда я ела, он не появлялся. Я не знала, где он был, но всегда чувствовала облегчение, когда входила в кухню и видела только еду, всегда свежую, аккуратно разложенную на тарелках или в мисках.

Но я помню, как однажды за ужином подняла голову и увидела его. Он стоял у двери в сад. И смотрел на меня. Его ладонь лежала на дверной ручке.

— Вообще-то она закрыта. — Не знаю, почему я с ним заговорила. Может, чтобы доказать, что я его не боюсь, хотя я боялась. Уджу было не обмануть — она потянула меня за юбку и издала низкий успокаивающий звук, словно я была ее птенцом. Когда Уджа выпускала себя из клетки и шла вместе со мной вниз, я понимала, что Орло будет не скоро.

Рука Лаэдона сжалась. Я подумала, что он поцарапает себя своими ногтями.

— Вы не сможете выйти, — сказала я, думая: «Он ведь должен это знать… а может, он действительно так глуп, как кажется?» Лаэдон не шевелился. Несколько минут я гоняла еду по тарелке. Есть больше не хотелось, и скоро я встала и ушла, надеясь, что он не услышит, как я тороплюсь.

Несколько раз, когда мы с Орло проводили уроки без Лаэдона, я видела, как он за нами наблюдает. «Наблюдает» своими слепыми глазами, стоя у окна кухни, пока мы бродили по саду, или у окна второго этажа, прижимая руки к стеклу. Я никогда не говорила об этом Орло.

Но когда Лаэдон был с нами, в классной комнате, он меня не тревожил. Там он был наш.

Я сидела в библиотеке, и в тот день моя лихорадка, вызванная видениями на крови, превратилась из озноба в жар. Стоял дождливый день конца лета. Я в тревоге слушала дождь, стучавший в окна, и представляла его на своей коже и босых ногах. Я не знала, зачем пришла в библиотеку — мне не хотелось читать. Я села в свое любимое кресло, но оно казалось бугристым; тогда я начала ходить взад-вперед, поворачиваясь в углах комнаты так, чтобы юбка поднималась колоколом.

В один из этих моментов я увидела книгу. Я вытянулась и посмотрела на верхнюю полку. Этой книги я никогда прежде не видела, поскольку ее обложка была сделана из ярко-красной кожи с золотистыми пряжками и бросалась в глаза. Я приставила к полке лестницу и забралась наверх. Лестница оказалась недостаточно высокой, и мне пришлось встать на одну из полок, отклониться назад и одновременно вытянуться, чтобы вытащить книгу. Я едва не упала: она была очень тяжелой, а я могла держать ее только одной рукой. Книга свалилась на пол, приземлившись с глухим стуком, и ее обложка раскрылась. Некоторые из позолоченных страниц смялись, и я лихорадочно разгладила их, а потом застегнула застежки, словно их давление могло все исправить. Я взяла ее с собой в кресло, похожее на трон, положила на колени и открыла вновь.

Шрифт выглядел старомодным, с завитушками и рядами точек, из-за которых было сложно читать. Я прищурилась, сосредоточилась и спустя несколько секунд начала понимать.

…труд об употреблении крови для Прорицания, каковое употребление Король запретил, сочтя угрозой и опасностью для благополучия его земли и законов. Мы, Провидцы Сарсеная, возражаем закону Короля. Видение на крови дает силу нашим друзьям и ослабляет наших врагов. Видение на крови — это раскрывающийся Узор и Путь, но также Путь трансформированный. Кто из нас может отрицать необходимость трансформации? Кто, пусть и знающий о королевском предписании и страшащийся его, может честно признаться, что не желает трансформации?..

Я читала дальше, хотя многого не понимала. На страницах были разноцветные схемы, потускневшие от времени; я видела синие и красные рисунки, которые когда-то были яркими, а теперь превратились в тени. На схемах изображались руки, тела и ленты, похожие на вены.

Аккуратно нанеси своему врагу порезы там, где их невозможно увидеть, когда он одет. Такая предосторожность вместе с приказом молчать о Видении на крови скроет твои действия от тех, кто может пытаться остановить тебя. Однако, делая порезы друзьям, такая осторожность не требуется. Есть множество тех, кто в дни до королевского указа носил свои шрамы с гордостью, считая себя истинным инструментом Узора и Пути.

Здесь я остановилась. В животе возникло покалывание, к горлу подкатила тошнота, потому что я вспомнила Ченн и ее шрамы, которые она пыталась скрыть под рукавами. Шрамы, происхождения которых она мне не объяснила. Но теперь, с этими словами и иллюстрациями, я была близка к пониманию. Я сидела, положив руки на книгу, и к тому времени, когда в коридоре раздались шаги Орло, была готова.

— Я хочу кое-что узнать.

Он поднял бровь.

— А где же «добрый вечер, Орло»? А где «Могу я спросить»? — Он выглядел усталым. Он всегда был либо усталым, либо возбужденным: только крайности, и ничего между ними.

— Добрый вечер, Орло, — сказала я, чтобы он улыбнулся. Он действительно слегка улыбнулся. — Могу я спросить?

Он сел в круглое кресло и простонал:

— Можешь. Но только если ответ простой, и если после этого ты принесешь мне вина.

Я провела кончиками пальцев вдоль краев книги.

— Сегодня я нашла вот это. — Он перевел взгляд на мои колени. Его глаза не округлились, а значит, мне надо было сильнее стараться, чтобы его удивить. — Я точно знаю, что раньше ее здесь не было. Это так?

Теперь он улыбался, и морщины вокруг его глаз означали радость, а не усталость.

— Если ты уверена, зачем спрашиваешь?

— Что ты можешь делать с Видением на крови? Что на самом деле ты можешь?

Я больше не хотела его удивлять, но внезапное спокойствие Орло меня порадовало. Он смотрел на меня, а я на него.

— Я показывал тебе, — медленно произнес он, — как кровь может раскрыть человека для Видения даже без его устной просьбы.

Я покачала головой.

— Но здесь больше. Так говорит книга, но я… это написано старым языком, и мне сложно понять. Тут говорится, что ты можешь изменять вещи, если кровь от двух… — Я откашлялась, чувствуя, как щеки заливает румянец; слишком долго я готовилась к тому, чтобы это произнести, и теперь, когда он был рядом, у меня отнимался язык.

— Действительно, ты сможешь больше. Однако лучше показывать, чем говорить…

— И ты собираешься ждать, чтобы как-нибудь однажды мне показать. — Из-за возмущения я выпалила все это на едином дыхании.

— Да, — ответил он. — Именно так. Думаю, ты меня знаешь — немного. — Он помолчал и нахмурился, словно пытаясь что-то понять. — О чем еще ты прочла в этой книге?

Он пытался меня отвлечь, а я хотела возражать, но подумала о другом вопросе.

— Чем бы ни была эта трансформация Видения на крови, она запрещена. Это было так во времена написания книги, и это так сейчас, потому что Игранзи никогда не учила меня такому, и ты тоже.