Наталья Авербух - Последний из Рода Страница 26

Он расстроился. Спросил заискивающе, может, задержимся? Пришлось зыркнуть на него так, чтобы все вопросы на корню увяли. Нара благодарно улыбнулась, а потом прижала к себе гитару и поплелась наверх. Я — за ней.

Ради экономии сняли одну комнату. Она на кровати легла, а я на полу устроился. Нара тут же затихла, засопела, даже похрапывать начала, а вот ко мне сон не шел. Словно отрезало. Все чудилось, будто смотрит на меня кто-то недобро. И ведь не обязательно кажется — может, и смотрит. После встречи с двумя стихиями, я уже ничему не удивлюсь.

А в голове все слова крутятся, сказанные той женщиной, в видении моем из пламени вышедшей.

«Смерть — тоже победа, если ты выбрал ее сам, если ты ее принял».

И вдруг понял. Это ведь она не ему говорила, не Первому Берсерку — мне.

Зажмурился, сглотнул комок, в горле вставший.

Не просто так мне сабля досталась, не случайно Лис помог.

Правду Нара сказала.

Угас род Берсерков. Потухло Пламя.

Потому, что Последнему из Рода предстоит выбрать смерть.

Мне предстоит принять смерть.

И стало так страшно… Захотелось сбежать. Бросить проклятое Оружие, флягу эту дареную — на край мира уйти, чтобы никто не догнал.

Я не справлюсь. Я — не он. Я не Воин!

Он рассмеялся. Ткачиха невольно заслушалась его звонким смехом, залюбовалась этим невероятным, невозможным существом, явившемся к ней в гости.

Нет, не так…

Соизволившим дать ей аудиенцию.

— Ты не учишься на своих ошибках, — сказал он, отсмеявшись. — Как малое дите суешь руки в пламя, раз уже обжегшись. Ну, почто тебе этот смертный?

Реи'Линэ… Гадина! Говорят же, что она — единственная, кто рискует его о чем-либо просить. Единственная, кто вообще способна с ним встретиться. Если бы речь шла не о НЕМ, Ткачиха бы подумала, что это…

— Я затрагиваю Ваше право, Изменчивый? — спросила.

— Нет, с чего бы… Мне просто стало интересно. Причины, толкнувшие тебя на этот… эксперимент… мне непонятны.

— Я мщу роду смертного, испортившего мой узор, — пожала плечами. — Я в праве.

— Месть… — потянул он недовольно. — Всего лишь месть… А я-то надеялся, что мои дети более… разумны. Что ж… Тогда я хочу предложить тебе пари. Если проиграешь, если он справится, ты оставишь Род Берсерков в покое. Если же все пройдет так, как ты задумала, я исполню твою просьбу, я прикажу Вьюге вернуть тебе нить ее… возлюбленного.

— Я согласна, Великий, — поспешно кивнула Ткачиха.

А мысленно она уже предвкушала, что сделает с узором, когда нить, украденная одной из Стихий, вернется. Когда она вновь обретет власть над судьбой одного излишне возомнившего о себе Князя.

Этот Берсерк не справится. В нем нет того, что может ему помочь. Ни Огнь, ни Лис не успеют его научить. Скоро… Скоро она отмстит им всем!

А черноволосый мужчина улыбался. Дети… Как же они предсказуемы… Лишь одна из его дочерей однажды сумела его заинтересовать. Лишь она умудрилась его удивить.

И если она просит о маленьком одолжении, почему он должен отказать?

ГЛАВА 3

18 — 19 ноября

Нара

Я спала беспокойно, чуяла неладное. Тиан ворочался, вздыхал, маялся. Что-то мучило его, не давало забыться. А у меня перед глазами стоял тот город, под стенами которого погиб первый Берсерк. Или нет? Тот ли?

И шептал-трещал Огнь, и смеялась Реи'Линэ.

Этот сон был не для меня, но все же он пришел ко мне. Зачем? Княгиня хотела меня помучить? Наказать? Жаркий шепот Огненной Девы. Страх. Не мой, — меня в этом сне не было, — его.

— Зачем ты показываешь мне это? Зачем?! — кричу.

Смех, треск пламени.

— Реи'Линэ! Ответь! Зачем?! — ярюсь.

Не отвечает. Весело смеется.

— Реи'Линэ! — молю.

Гудит пламя, звучат жуткие обещания Княгини. Сон выталкивает меня: чужачку, подсмотревшую то, что ее не должно касаться. И словно пущенная издалека стрела, меня поражают слова:

— Помни свой долг, девочка.

— Реи'Линэ! — просыпаюсь и вскидываюсь, комкая в пальцах сырое, холодное одеяло. Тяжело дышу, хриплю. На лбу — испарина. Вся в холодном поту.

Сохрани меня Хаос от таких вот «визитов»…

Утро не принесло ничего нового. Вот только Тиан был грустен и, еще меньше, чем раньше, хотел со мной разговаривать. На все мои вопросы и замечания он отвечал неопределенным мычанием или пожатием плеч. Он прятал глаза, смотрел куда угодно, но только не на меня. Что же с ним такое! Неужели тоже видел сон? Осенняя Княгиня! Ну, чего ты теперь от него хочешь? Разве мало тебе? Хочешь окончательно сломать его?

Но высшие фейри никогда не отвечают на такие вопросы, да и кто бы рискнул спросить у них отчета? По-моему, они и сами не всегда понимают, чего именно добиваются. Игрушки… Смертные, Старшие — мы для них игрушки.

Позавтракав вчерашними кушаньями — хорошо хоть, не рыбой! — мы принялись собираться в путь. В обозе насчет меня перешептывались. Ага, значит, я не только своего не добилась, но и дурочкой последней себя выставила. А уж когда я услышала, что Тиан наболтал главе, а глава раззвонил парочке сплетниц, в дороге оттачивающих языки просто тренировки ради… Любовник у меня в Вольграде! Это же надо выдумать! И ведь кто-то поверил, принял гнусную выдумку Тиана за чистую монету. Не считая этого, первая версия мало отличалась от истины: брат пошел меня искать, я заблудилась, натерпелась страху и охотно вернулась домой. Вторая партия сплетниц с жаром отвергала идею нашего с Тианом родства и приписывала мне какие-то невообразимые идеи насчет ревности, обиды и желания покончить с собой. Ко мне еще и додумались обратиться за разрешением этого спора. Боюсь, никто не поверил горячности, с которой я подтвердила свое родство с человеком. Сторонниц первой версии после моих заверений резко поубавилось. Теперь все гадали, как я сумела навязаться на шею безразличному ко мне возлюбленному. Тиана эта болтовня, к счастью, мало волновала: уж больно версии были близки к истине. Человек и так слишком о многом догадался. «Странная»! Хорошо хоть, перестал дурочкой считать, но… Что же с ним такое?

Неторопливое продвижение обоза было нарушено выскочившим на дорогу крестьянином. Он, быстро справившись, кто из нас главный, бросился к главе обоза и принялся его горячо о чем-то просить. Приемы, которые он для этого использовал — падение на колени, воззвание к Единому и прочие жалкие попытки изобразить нечеловеческие муки, — заставили главу отдать приказ об остановке. Не из сострадания, просто крестьянин мешал проехать. Охранники подобрались ближе, я, не удержавшись, тоже подошла полюбопытствовать.