Альфред Аттанасио - Темный Берег Страница 26

С блаженной улыбкой он прошёл по площадке к расщелине между двумя огромными камнями. Отсюда можно было поглядеть на юго-восток, туда, где провёл он все свои дни на Ирте. Где в пустынных безмолвных просторах собирал он свой Чарм, зарабатывая его той силой, которую развил в своей груди за тысячи дней дисциплины. И этот Чарм сейчас уходил от него, словно дым.

Как и прежде, когда он глядел на святилище, время расслоилось. Парящие камни склонов зашевелились под вихрем времён года — вьюги прошлых зим сменялись в хороводе ясными летними днями. Но Кавала не интересовала игра стихий меж высоких пиков, он хотел пронзить взглядом неподвижную вселенную льда и сланца до дальних низин, где жил когда-то.

В сияющем вихре открылось отверстие. Кавал вгляделся и увидел лохматые кипарисы и вязкие болота Илвра, доминиона джунглей, где он служил когда-то Дому Одола как мастер оружия. Переплетение мха и лиан расступилось и открыло дымящуюся гору.

Кавал ахнул. Не гора была перед его глазами — город! Медленно, не веря своим глазам, он узнавал искорёженные контуры домов, опустившихся в расплавленный металл и камень. Неразберихой бьющих вверх струй огня крутились оборванные улицы и проспекты, дым окутывал вставшие дыбом мостовые. И повсюду горели в огромном погребальном костре разорванные тела, руки, ноги, головы…

Чародей попытался вернуться зрением назад, думая, что случайно залез в будущее. Он решил, что видит какой-то грядущий апокалипсис, как видел руины святилища в далёком времени. Но огненные обломки не исчезали.

— Арвар Одол! — вскрикнул чародей, уже без сомнений узнав опрокинутые фасады хорошо знакомых домов.

Грудь пронзила боль, прихватившая сердце. Арвар Одол был самый старый и красивый из всех летающих городов Ирта. Там Кавал прожил почти всю жизнь, и безмолвный мираж ужаса обжёг ему душу.

Всё его существо прорезал неудержимый крик. Непостижимые глубины павшего города скрывали от взора тысячи погребённых в пламени и грудах камней. Кавал не мог больше выдержать — он отвернулся, прижимая ладони к глазам.

Как это может быть, спрашивал он свою память. Когда он ушёл из Арвар Одола 843 дня назад, город был в порядке, его преемники знали своё дело. Что же случилось?

Кавал выбрался на плиты и сел, скрестив ноги, опустив голову в глубокой задумчивости. Чарм заполоскался, Кавал вздрогнул от прикосновения ледяного горного хрусталя. Он смотрел пылающими, невидящими серыми глазами прямо перед собой, вспоминая всю свою жизнь в этом прекрасном городе.

Маркграф Кеон взял Кавала на службу из Дома Убийц, когда Кавал ещё не прошёл испытания, был желторотым чародеем менее десяти тысяч дней от роду. Усердный работник, он оказался способным и следующие тридцать пять тысяч дней служил верой и правдой как Мастер Клинка и так умело расправлялся с врагами маркграфа, что старый пэр и горя не знал за время службы Канала.

Непрошеные слезы потекли по лицу, и Кавал, прижав руки к глазам, стал вспоминать врагов, которые могли бы такое сделать.

Потом, разозлившись, вскочил и смахнул с лица слезы. Какая разница, кто из соперников-пэров мог сразить его бывшего господина и людей, которых Кавал поклялся защищать?

Арвар Одол пал.

Свет покинул его тело, силы иссякли. Даже Чарм стал менее противиться свирепому холоду. Кавал знал, что если поддастся горю, потеряет слишком много Чарма и не сможет войти в транс и слиться вновь с Извечной Звездой.

Арвар Одол пал… Кавал затрясся всем телом, пытаясь оправиться от этого страшного потрясения. Ещё одна форма вернулась в бесформие.

Но жизни людей — людей, которых он знал… Неизбывный ужас отвергал любые попытки освободиться от горя и гнева.

Кавал снова осмелился открыть зрительный тоннель к Илвру. Надо проверить, что он не обманулся. Ведь ни слова не слышно было в святилище о таком катаклизме. Да, но это ничего не значит. Мудрые узнают обо всём последними в своих далёких горах; они культивируют безразличие к истории во всех её формах.

При виде изуродованного города снова заколотилось сердце. Лучи поднимающегося позади солнца разогнали последние ночные тени, и Кавал снова зарыдал в голос. Он не хотел этого видеть.

Убрав зрительный туннель, он тяжело отвернулся. Белое сияние Извечной Звезды звало в Начало. Но как мог он теперь уйти после того, что видел? Он нужен Арвар Одолу…

Арвар Одола больше нет…

В ослепительном новом дне расцвели голоса. Молодые голоса.

— Кавал!

Над сверкающими пиками нависали облака. Только следы Кавала нарушали белизну снежного склона, ведущего к площадке хрустальных плит и нависших скал, между которыми он нервно расхаживал, поражённый горем. Струйки ледников блестели в гравийных руслах далеко внизу. Но никого не было видно.

— Кавал, где ты? Ты нам нужен!

Окружавшее величественную перспективу гор небо было огромной пещерой ветров. Казалось, громоздящиеся облака несут к нему голоса со всех сторон.

— Кавал!

Далёкие снежные поля отразили эхом его имя.

— Кто вторгся сюда? — спросил Кавал, уже зная ответ. Ему были знакомы эти голоса. Он так часто слышал их в прошлой жизни, когда Арвар Одол свободно парил над туманными джунглями Илвра.

Как только он их узнал, голоса замолкли. В тёмных безмолвиях внутри они все ещё звали — мольба наследников его бывшего господина, двух любимых детей маркграфа Кеона.

— Джиоти! Поч! — громко позвал чародей, хотя и знал, что они его не слышат. Он их услышал лишь потому, что с помощью Чарма открыл астральный канал в Илвр. А позвал их, потому что раз он услышал их, значит, они живы.

Может ли это быть? Вспыхнула надежда, что сейчас раздастся голос господина. Может ли быть, чтобы пэры уцелели?

Сосредоточившись, он вгляделся в хрустальные плиты, где под яркостью дня исчезали снежные следы его подошв.

— Маркграф! — позвал он и зажмурил глаза, желая услышать ответ.

Когда он снова решился призвать себе на помощь Чарм, то опять услышал зовущих его детей.

— Кавал, ты нам нужен! Арвар Одол пал! Уцелели только мы двое…

Глаза Кавала распахнулись, жаркий огонь дня обжёг сетчатку и опалил лицо.

Кеон мёртв, понял Кавал. Дети как-то избежали его судьбы.

Он вспомнил их яркие зелёные глаза с голубыми ободками, похожие веснушчатые лица, бледную кожу под оранжевыми волосами.

Жар начинающегося дня поднял слабую энергию от плит и принёс еле слышный аромат тёплой земли. Это был сигнал, что пора начинать каудальный транс. Если он захочет, ещё не поздно…

Но он выпрямился и медленно подставил лицо холодному дыханию гор. Хотя никакого желания возвращаться в опасную и трудную жизнь внизу у него не было, его позвали те, кому он не мог отказать. Он был нужен детям своего бывшего господина.