Второй (СИ) - Соль Вероника Страница 27

Он не собирался оборачиваться, но окончание фразы заглушил шум в ушах. Мир полыхнул красным, сквозь марево он увидел её глаза навыкате и властное лицо — и рябь прозрачного барьера, принявшего удар. Правая рука онемела до локтя, и это помогло понять, что он сделал.

Сорхе скептически изогнула бровь, хотя из её позы ушла расслабленность, а руки так и остались в защитном жесте.

— О чём я и говорила. Если это всё, на что ты способен, то лучше бы давно сдох и не позорился. Но для этого нужна хотя бы смелость. Тебе её всегда заменяли глупость и дурной характер, и это всё, что ты сохранил.

Глупость и дурной характер требовали её убить. Только что сорвавшаяся с пальцев бесформенная атака и правда была жалкой, она ничего не дала, просто вырвала затычку где-то под рёбрами, и теперь от хлынувших чувств кружилась голова и мешали видеть скачущие пятна. По-настоящему, всем сердцем он хотел её убить, выжечь выпученные рыбьи глаза, вырвать лёгкие из груди, забить землёй омерзительный рот. Но он не мог. Не потому что было нельзя. Просто не мог, ничего. И она знала.

— Ты ходишь по краю, — покачала головой Сорхе. — Григ всё ещё испытывает к тебе непонятную мне симпатию, но всему есть предел. Или ты научишься вести себя, как взрослый мужчина, высший маг и воин, или он перестанет выгораживать тебя и тогда ты сам знаешь, где окончишь свои дни.

Она плавно развернулась, демонстрируя, что не боится оказаться к нему спиной, и только потом исчезла.

***

Магия частиц, которую преподавал давно знакомый по иллюзиям господин Кайтель, оказалась довольно многообещающей: к концу года они должны были научиться телепортировать неживые предметы, а на пятом курсе, «если всё пойдёт хорошо», — телепортироваться самим. Перспектива открывалась захватывающая, и Альберт этот час почти не изводился ожиданием своей воздушной тренировки. Но после частиц оставалось отсидеть ещё артефакторику. На ней они впервые познакомились с господином Гайром, который не вёл никаких других предметов, но успел примелькаться из-за своей несимпатичной внешности, да ещё предыдущие поколения студентов когда-то научили нынешних четверокурсников, что именовать преподавателя следует не иначе как «Гайр. Артефактор. Мудак». Теперь же более близкое знакомство окончательно укрепило Альберта в мнении, что Гайр — тип исключительно неприятный. Содержание первой лекции сводилось к тому, какой он видный учёный, как предан своему предмету и какого великого ума требует создание артефактов — наука будущего. Такая увлечённость, в принципе, вызывала уважение, но Альберт понимал, что общий язык с преподавателем он не найдёт. В сущности, артефакторика была прямо противоположна склонностям Альберта, требуя предельной точности и абсолютного контроля над умеренным количеством энергии, — то есть, он был абсолютно непригоден. Хорошо хоть в этом году без экзамена.

— А мой отец говорит, — вырвал его из размышлений голос Леофа, — что артефакты высших магов давно никому не нужны, потому что они дорогие и слишком сложные. Низшие давно делают их сами, причём куда более доступные.

Господин Гайр вперил в него злобный взгляд и пожевал губами, как будто готовясь извлечь изо рта отповедь посуровее.

— Артефакты низших магов, — произнёс он медленно, чётко выговаривая слова, — в целом, весьма примитивны. Однозадачны. Ненадёжны. Недолговечны, в конце концов.

— Ну да, они обычно одноразовые, — не проняло Леофа. — Но и достаточно дешёвые, чтобы можно было каждый раз покупать новый, когда надо.

— Не могу не оценить ваш практичный ум, молодой человек. — Не сводя с него цепкого взгляда, учитель начал раскачиваться с пятки на носок, держа руки за спиной. — Но — осмелюсь заметить с высоты моего жизненного опыта, который несравнимо богаче вашего, — в этом мире есть более достойные ценности, чем практичность или доступность товаров. Качество. Уникальность. Преданность идеалам…

— Но артефакты нужны для того, чтобы люди ими пользовались!

Гайр издал звук, который был похож на чихание, но, вероятнее всего, означал насмешку.

— Я сорок восемь лет создаю артефакты. — Он перестал раскачиваться и жёстко посмотрел сначала на Леофа, затем обвёл взглядом весь класс. — Мои артефакты сложные, многофункциональные, дорогие. Их создание требует времени, а использование — магических сил, аккуратности и хотя бы минимальной сообразительности. Они по достоинству оценены высшими магами Иннсдерре, Альянса и всего мира. Каждому, кто пожелает ими воспользоваться, придётся соответствовать. Мой священный долг — поддерживать теплящееся пламя, не дать человечеству впасть в гибельную летаргию, напоминать — ежедневно! — чем мы отличаемся от неразумных тварей, а также что это отличие требует от каждого осознанных усилий. И я продолжу создавать свои артефакты именно такими — сложными, выверенными, безупречными, — даже если останусь последним высшим магом на земле и ни один человек не будет уметь ими воспользоваться. И я счастлив быть учителем в единственной серьёзной школе магии — потому что могу передавать свои знания, опыт и свою философию. И вы на моих уроках будете создавать артефакты такого уровня, какой я посчитаю приемлемым. И если вы, господин?… — Он вопросительно уставился на Леофа.

Тот подрастерял свой бунтарский задор и неохотно признался:

— Уителл…

Гайр приоткрыл кривой рот, как будто собирался протянуть многозначительное: «Аааа…», но сдержался.

— Если вы, господин Уителл, не сочтёте нужным проявить усердие, вам придётся переделывать ваши работы столько раз, сколько потребуется, чтобы вы поняли разницу между настоящим искусством и жаждой быстрой наживы, толкающей профанов создавать низкосортные поделки!

Явно глубоко довольный своей речью, преподаватель важно прошествовал за кафедру и продолжил лекцию, которую никто больше не прерывал вопросами.

Наспех заглотив обед, Альберт выскочил из столовой во внутренний двор, где их уже ждал новый стихийный наставник. При виде него Альберт поперхнулся хрустящим хлебцем, который доедал на ходу, и кашлял, пока его как следует не отдубасил по спине идущий следом Ве.

— Ты как, жить будешь? — заботливо спросил однокурсник.

Альберт только махнул рукой, другой утирая проступившие от кашля слёзы. Тем временем выходившие из столовой студенты обоих курсов образовывали всё более плотное полукольцо перед наставником, который сидел на скамейке, закинув ногу на ногу. Вся его одежда была такого глубокого чёрного цвета, как будто в скамейке открылась брешь прямиком в непроницаемые глубины космоса.

Светлые боги, вот за что?

Но незаметно повернуть назад не казалось удачным решением, хотя бы потому, что пришлось бы потом объяснять однокурсникам своё отсутствие на вожделенной тренировке. И Альберт на негнущихся ногах поковылял в тренировочный угол, где уже собрались оба курса, кажется, в полном составе.

И уже через пять минут после того, как преподаватель встал, взглянул поверх студенческих голов на часы на стене и, улыбаясь, представился господином Кресом, Альберту было наплевать на его цвет одежды. Как загипнотизированный, он не отрываясь следил за раскованными движениями, непринуждёнными взмахами и как будто случайными бросками. Отныне ветер больше не принадлежал Альберту, он был неотделимой частью наставника, материализацией его воли; казалось даже, что, когда господин Крес что-то объяснял и одновременно показывал, воздух повиновался звуку голоса, опережая жест. Восхищение Альберта не омрачалось ни ревностью, ни сомнением в собственном таланте, потому что он помнил: наставник здесь для того, чтобы сделать его сильнее. Этот фантастический человек будет его учить.

Будет — но пока не начал. На первую воздушную тренировку действительно пришли все или почти все студенты, а Альберт по-прежнему был единственным из них со стихией воздуха. И если четвёртый курс уже имел большой опыт и стихийных преобразований, и боевой магии, то для второго господину Кресу пришлось объяснять всё чуть ли не с самых основ. А когда наставник просил всех повторить какое-нибудь заклинание, Альберту было неловко участвовать наравне с остальными, как будто он бахвалился перед неумелыми детьми. И когда, интересно, они смогут перейти к чему-то по-настоящему интересному и сложному? Разве что попросить об индивидуальных тренировках… А что, Томар же занимается индивидуально. Правда, это потому что никто не хочет ходить к Сорхе, но всё равно…