Анна Чарова - Волчонок на псарне (СИ) Страница 27

Шарманщик осмелел и затараторил:

— Думал заработать, купить земли, построить дом… Не в селе — в лесу. Или на севере, чтобы нас не нашли…

Граф пожевал губами, посмотрел на шарманщика и махнул рукой:

— У тебя не получилось бы, потому что ты — лгун и пропойца. Разве не ты собирался продать девочку, когда она подрастет? Но потом она начала приносить деньги, и ты передумал.

Шарманщик совсем поник, закрыл лицо рукой. Его собеседник продолжил:

— Продай ее мне, даю два золотых, на это ты купишь два дома, скотину и возьмешь молодую жену, а про девочку забудешь навсегда. Все равно с тобой она скоро погибнет. Клянусь, что я не причиню ей зла, мне нужен ее талант. Ее музыка облегчит страдания тяжело больного человека. Я буду держать девочку в замке, там ее точно не найдут.

Шарманщик успокоился, спросил:

— Зря ты так плохо думаешь обо мне, я люблю ее. Ты, точно, не обидишь мою малышку?

— Если ты заметил, то я поклялся.

Шарманщик нахмурился. Он слышал, что клятву можно обойти, да, граф пообещал, что не причинит зла Джерминаль, но вдруг с его согласия это сделает кто-то другой? Вспомнилось, как она кружилась в новом платье, как прижималась и говорила, что любит, и слезы навернулись на его глаза.

— Два золотых, — напомнил граф.

Шарманщик представил, что он уже не бедный бродяга, а хозяин богатого хозяйства. Вот его новый сруб, еще пахнущий сосновой смолой, с новыми резными ставнями и жестяным флюгером. Вот Эдорий распрягает вороного жеребца и направляется к порогу, навстречу распахивается дверь, и ноздри щекочет запах свежего хлеба, испеченного в печи, тянет теплом, хочется переступить порог и окунуться в позабытый уют родного очага.

Навстречу идет молодая светловолосая жена, на пороге заключает его в крепкие объятия, с радостными криками бегут обниматься его нерожденные сыновья. Картинка отдаляется, становится хрупкой, и снова Эдорий стоит, склонив голову. Из меркнущего будущего и сыновья, и жена и даже вороной жеребец на привязи смотрят на хрупкую девочку в голубом платье, с тряпичной куклой в руке. Она — их погибель, и его погибель, и своя собственная.

Граф прав, Эдорий — простой бродяга, и не сможет защитить Джерминаль от магов. Если продать ее, может, она проживет не пару месяцев, а десять, двадцать лет… Вот только будет ли она рада такой жизни? Как посмотреть ей в глаза и сказать, что он отрекается от нее ради себя, да и ради нее тоже?

— Со мной четверо моих людей, — напомнил о себе граф. — Я мог бы забрать девочку силой, а тебе перерезать горло, но я предпочитаю поступить честно и хочу, чтобы она не боялась меня, ведь нам предстоит жить под одной крышей. Итак, твой ответ…

— Да, — кивнул шарманщик, упал на колени, поднимая с дороги брошенные деньги, улыбнулся, попробовал на зуб один золотой, затем — второй.

— Идем, представишь нас друг другу.

***

Неживой папкин голос так напугал Джерминаль, что она не спешила покидать кибитку, замерла, поджав ноги и беззвучно шепча молитвы. Откинулся полог, и появился папка, живой и невредимый, Джерминаль улыбнулась, бросилась к нему обниматься, но остановилась в середине кареты, ощутив исходящий от него льдистый холод. Нет-нет, папка был живой, но почему-то его губы сжались в нитку, и он смотрел в сторону, будто в чем-то провинился, а за его спиной маячил тот самый маг из харчевни и незнакомые люди.

Предчувствие беды пронзило иглой, и Джерминаль попятилась, мотая головой.

Папка обернулся, залез в карету и сел на лавку, опустив голову и сцепив руки в замок. Он выглядел таким потерянным, что Джерминаль встала перед ним на колени и заговорила первая:

— Папочка, — погладила его по руке. — Этот колдун сделал тебе что-то плохое?

Папка мотнул головой, накрыл шершавой ладонью ее руку и заговорил, все так же не глядя в глаза:

— Дочка… Ты понимаешь, что нас рано или поздно найдут маги, нам нельзя появляться на людях…

— Да. Маг нас уже нашел. Он хочет убить меня, я ведь ведьма… Но почему я еще живая? — Джерминаль развела руками, она больше не боялась за свою жизнь — то ли маг внушил ей, что все будет хорошо, то ли безумно обрадовалась, что папка цел.

— Он не желает тебе зла, но… Ты пойдешь с ним. Он спрячет тебя, а я не смогу… Не смогу тебя защитить!

Джерминаль судорожно вздохнула, папка посмотрел ей в глаза, вскочил и принялся трясти ее за плечи:

— Да пойми ж ты! Я. Не. Смогу. Тебе. Помочь! А он тебя спрячет! Только так ты сможешь выжить!

Папка сгреб в объятия, вытащил из кибитки — Джерминаль так оглушили его слова, что она не сопротивлялась. Она понимала, что умрет скорее рано, чем поздно, взглянуть в глаза собственной смерти было уже не настолько страшно. То, что случилось сейчас, страшнее смерти — ее предал единственный родной человек, и она все еще не могла в это поверить. Отдал чужому дядьке. Отрекся. И ей предстоит долгая жизнь с пониманием, что даже любимые люди… Как с этим смириться?

Колдун взял ее за руку и повел за собой, прошептал примирительно:

— Я подарю ему дом, ты будешь приходить к нему в гости и нянчить младших братьев и сестер…

Ноги Джерминаль словно вросли в землю, она посмотрела на сгорбленную папкину фигуру, жалкую и одинокую. Нет-нет, он не мог так с ней поступить! Маг заколдовал его, заставил!

— Папочка! — закричала она. — Мне страшно, я не хочу с ним идти!

Но папка даже не посмотрел на нее. Силы враз покинули Джерминаль — зачем бороться, когда отец сам отказался от нее? Мама так никогда не сделала бы.

Маг шептал что-то утешительное, но она не слушала, все, что она сейчас способна была слышать — собственное сердце, обливающееся слезами. Она была уверена, что этот маг и правда не сделает ей ничего плохого, но до чего же обидно и больно!

Пока маг вел Джерминаль за руку, она оборачивалась в надежде, что папка позовет ее, вернет, хотя бы обнимет! Но нет, он будто окаменел.

Потом свернули за лавки с посудой, и яркий, как птица-повторюн, дядька в разноцветном кафтане распахнул перед магом и Джерминаль дверцу золоченой железной кареты.

Джерминаль без восторга подумала, что она впервые в жизни поедет в карете, как у князя, но это не принесло ей радости. Дядька-птица-повторюн уселся на козлы, щелкнул кнутом, и карета, запряженная тройкой красивейших лошадей, тронулась. Впереди и позади ехали по шесть всадников — охрана.

Ни что с ней будет, ни куда она едет, не волновало Джерминаль, она смотрела из окошка на мелькающие дома, на людей, косящихся со страхом, и понимала, что ее жизнь никогда не будет прежней.

Глава 7. Талиша. Твердый, как камень