Марина Дяченко - Бастард Страница 27

Илияш хмыкнул. В лесу тонко закричал ребенок.

Станко вздрогнул:

— И дети… Зачем здесь были дети?

Илияш помолчал. Ответил нехотя:

— Заложники… Да мало ли… В двенадцать лет мальчиков уже ставили в цепь… В цепь копейщиков…

— Хорошие предки у князя Лиго, — сказал Станко от души.

— Это и твои предки, — тихо отозвался Илияш.

Молчали долго, и каждый думал о своем.

— А кто ты, Илияш? — спросил Станко ни с того ни с сего.

Тот удивился:

— Я-то? Заморский император, а что?

Станко терпеливо вздохнул:

— Я не прошу, чтобы ты выдал мне свою тайну… Я просто думал… Что ты мне уже… ну, доверяешь, что ли… Что я не ребенок и не болтун… И не слепой, между прочим… Никакой ты не браконьер, ты, может быть, благородной крови… Может быть, тоже этот… бастард, как и я… И тебе случалось командовать войском. Неужели… ты служил простым стражником? А почему? И чем тебе досадил князь Лиго?

Илияш обхватил Станко за плечи, потормошил, прижал к себе:

— Фантазер ты, парень… Фантазер…

Станко, уязвленный, высвободился и некоторое время молча хранил свою обиду.

Лес жил своей жизнью. В чаще бродили бледные огни; «Попа-ался… попа-ался»… — отчаянно плакало эхо.

— Страна ловушек, — сказал Станко с ненавистью.

— Да, — кивнул в темноте Илияш, — и сам княжий венец… Тот самый, четырехзубый… Тоже ловушка. Для самозванцев. Законнейшие из законных наследники — и те дрожали, впервые касаясь его…

— Я бы не дрожал, — проронил Станко сквозь зубы.

В темноте не было видно лица Илияша, однако послышался, кажется, смешок:

— Ты храбрец, как известно… Твоя мать… честнейшая из женщин… А если тот негодяй, что надругался над ней, обманул… ее? Может, он назвался князем Лиго просто из хвастовства, глумясь?

Станко заскрипел зубами. У него не было сил спорить.

Во мраке вокруг сновали белесые призраки, то приближались, то отдалялись звуки боя, победные крики, стоны раненых, хрипы умирающих, мольбы о пощаде.

— А зачем? — спросил Станко шепотом. — Зачем? За что они бились? Им так важен был этот проклятый замок? Этот венец… Их награда — смерть… Все получили сполна… Так за что же?

Илияш прерывисто вздохнул:

— Ты… благостный. Знаешь такое слово? Человеколюбивый мальчик. Отца вот идешь убивать, но жестокости этого мира, конечно, тебя возмущают. Обижают даже. Ты любитель искусства — искусства драки, причем с малых лет, и превыше всего ценишь кулаки свои дубовые да умение обращаться с оружием… И что же? Что так задевает тебя в этих старых кровавых историях?

Призраки не унимались до самого утра, и до самого утра Станко молчал.

На другой день они впервые увидели замок. Илияш, взобравшийся на очередной скалистый выступ, вдруг радостно вскрикнул и выбросил вперед руку; подоспевший Станко приложил ладонь к глазам. На горизонте, за зубчатой кромкой леса маячила, полускрытая туманом, одинокая башенка.

Станко смотрел долго. Ему виделось то, чего и разглядеть-то нельзя было — ленты флагов на ветру, стражники с копьями, чье-то бледное длинное лицо в прорези бойницы…

Рука Станко привычно скользнула к рукояти меча. Скоро. Уже скоро. Он идет, и князь Лиго, колдун, наверняка чует его приближение. Пускай. Он идет, и ничто в мире теперь не может его остановить…

— Ну, — хрипло окликнул спутника Илияш.

Вечером пошел дождь — мелкий, промозглый, пробирающий до костей. Костер упорно не желал гореть — напрасно Илияш ползал вокруг него на коленях и уговаривал, как ребенка, бормоча ласковые слова, чуть ли не целуя. Станко сидел, обхватив колени руками, тихо покачиваясь из стороны в сторону, и мечтал о молоке.

Старый наемник Чаба смеялся над его любовью к молоку — настоящий мужчина должен пить пиво, а если богатый — вино… Станко не теленок, чтобы сосать корову… А Станко тайком от Чабы бегал к молочнице, за медную монетку она наливала почти ведерко… А мать не любила молочницу, в раннем детстве Станко твердо знал, что все молочницы мошенничают и разбавляют молоко чуть ли не вдвое… Он думал так до тех пор, пока мать не послала его, подросшего, за молоком, он шел через все село с пустым ведерком, затравленно оглядываясь — не встретить бы обидчиков… Он постучал к молочнице, боясь ее и презирая, но та встретила его радушно, и, ожидая во дворе, Станко видел, как, облачась в чистый передник, толстуха принялась доить задумчивую рыжую корову, как звенящие струйки молока колотились о жесть ведерка — его собственного ведерка! Потом молочница с улыбкой покачала головой и посетовала — такому маленькому мальчику тяжело будет нести такое тяжелое ведро… А Станко не слушал, его мучила одна-единственная мысль — когда же она успела разбавить?!

Он всю ночь вертелся с боку на бок, из темноты на него укоризненно смотрела рыжая корова… А утром он сказал матери, пораженный собственным открытием: молочница НЕ РАЗБАВЛЯЕТ молоко, она…

Мать в сердцах отвесила ему оплеуху. Он слишком доверчив, добрые духи, он глуп и доверчив, как он будет жить в этом мире, среди подлецов и мошенников?!

Станко плакал, он боялся подлецов и мошенников, и ему так не хотелось быть глупым…

…Илияш развел-таки хилый, дымящий костерок, вытащил из мешка заплесневелый сухарь, оглядел его с отвращением, страдальчески сморщился, откусил.

— Долго еще? — задал Станко свой обычный вопрос.

Проводник криво усмехнулся:

— Завтра… Нет, послезавтра будем на месте. Деньги-то не потерял?

Рука Станко механически потрогала грязный, тускло звякнувший кошелек, но сам он не заметил этого жеста — его обдало жаром. Так скоро… Готов ли он, добрые духи… Он готовился всю жизнь — и вот так скоро… Послезавтра… Послезавтра князь будет мертв, но сперва… Сперва он, Станко, посмотрит на отца.

Невесть как на его ладони оказалась потертая серебряная монетка. Тонкий хищный профиль, выдающийся подбородок, впалые щеки…

— А я похож на него? — спросил он совершенно неожиданно для себя.

Илияш поднял брови:

— Что?

Станко смутился:

— Ну… я похож на князя Лиго?

И, давая Илияшу возможность сравнить, он протянул ему монетку — а сам повернулся в профиль.

Илияш сравнивал долго, вертел монетку так и сяк, то отодвигаясь от Станко, то придвигаясь опять.

— Не видно, — сказал он наконец, и с явным сожалением. — Темно, пр-роклятье… Ничего не разобрать.

Станко разочарованно забрал у него монетку.

Через некоторое время ему удалось прикорнуть; он дремал без снов, то и дело открывая глаза и тупо глядя на тлеющую груду угольев. Потом сон мгновенно слетел с него, он сел, чем-то внезапно обеспокоенный.