Дэвид Геммел - Мечи Дня и Ночи Страница 27

Видение обернулось и вновь подступило к скованному страхом Ландису.

— Когда-то ты говорил мне, что умрешь счастливым, если тебе перед смертью позволено будет увидеть мое лицо. Будь же счастлив, Ландис Кан.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

На обратном пути Харад молчал, точно каменный, и шагал без устали, несмотря на тяжесть котомки и топора. Скилганнону разговаривать тоже не хотелось. После короткой встречи с Друс-сом он сильнее стал чувствовать свое одиночество в этом новом мире. На вершине подъема он еще раз оглянулся на старую крепость и поспешил за Харадом.

Пока он шел, ему стали вспоминаться странствия по Намибской пустыне, где он искал затерянный храм Воскресителей. Три года провел он в этом суровом краю. Чтобы как-то выжить, он примкнул к отряду наемников и участвовал в нескольких кампаниях близ старой готирской столицы, Гульготира. Шайки разбойников-надиров опустошали тамошние села, и Скилганнона с тридцатью другими людьми наняли, чтобы выследить их и убить. В конце концов все вышло как раз наоборот. Их командир, тупица — его имя Скилганнон, к счастью, забыл накрепко — завел их в ловушку. Бой был жестоким и закончился быстро. Только трем наемникам удалось уйти в горы. Один вскоре умер от ран, другой удрал куда-то на юг. Скилганнон повернул назад и явился ночью в надирский лагерь, где убил вожака и еще шестерых. На другой день шайка убралась восвояси.

Для Скилганнона настали скудные времена. За гроши он служил солдатом в Новом Гульготире — надо было наскрести денег для путешествия в Намиб. Им владела мечта. Его молодая жена Дайна, которую он никогда не любил по-настоящему, умерла у него на руках. Он носил в своем медальоне кусочек ее кости и прядь волос. Этого, если верить легендам, было довольно, чтобы вернуть ее к жизни.

И однажды он нашел этот храм — в местности, изъезженной ранее вдоль и поперек. В тот раз с ним был молодой монах, спасенный им от бандитов. Неисповедимы пути судьбы. Скилганнон наблюдал с ближнего бугорка, как пятеро надиров поймали монаха и приготовились казнить его по своему варварскому обычаю. С монаха сорвали синюю рясу, привязали его к кольям и стали складывать костер между его разведенными в стороны ногами. Несчастному предстояло умереть мучительной смертью.

Дикарские забавы надиров не касались Скилганнона. Он уже собрался уехать, но тут вспомнил о Друссе-Легенде и его железном кодексе. Старина Друсс нипочем не бросил бы этого человека в беде. Защищай слабых от зла сильных. «Ах, Друсс, — усмехнулся Скилганнон, — испортил ты меня своей немудреной философией». И повернул коня вниз по склону.

Надиры, завидев его, оставили пленника. Скилганнон подъехал, перекинул ногу через седло и легко соскочил наземь.

— Чего тебе? — спросил один из надиров на западном наречии, а потом сказал другим по-надирски: — За этого коня нам дадут много серебра.

— Ничего ты за него не получишь, — ответил удивленному разбойнику Скилганнон. — Все, что ты можешь здесь получить, — это смерть. Выбирай, надир. Ты можешь уехать отсюда и наплодить еще больше косоглазых детишек. Можешь остаться, и тогда воронье выклюет тебе глаза.

Надиры расположились полукругом, и крайний левый, выхватив нож, кинулся на Скилганнона. Меч Дня сверкнул на солнце, кровь забила из страшной раны на шее надира. Все остальные тут же бросились на врага — и погибли, только вожак отскочил назад с отрубленной ниже локтя рукой. Из рассеченных артерий хлестала кровь. Надир рухнул на колени, тупо уставясь на свой обрубок, и попытался зажать его левой рукой. Скилганнон, не глядя больше в его сторону, перерезал веревки и освободил пленника.

— Ты не ранен? — спросил он.

Монах потряс головой и подошел к искалеченному надиру.

— Позволь мне перевязать твою рану. Может быть, нам удастся спасти тебе жизнь.

— Оставь меня, гайин, — огрызнулся тот. — И пусть твоя душа сгинет в семи преисподних.

— Я хочу помочь тебе, вот и все. За что ты меня проклинаешь?

— И ради этого червяка ты меня погубил? — сказал надир, злобно глядя на Скилганнона. — В этом нет смысла. Убей меня и освободи мой дух.

Скилганнон, не отвечая, подал монаху его одежду, посадил позади себя на коня и уехал.

Ночевали они под открытым небом, не зажигая огня. Монах, кутаясь в свою рваную рясу, смотрел на звезды и трясся.

— Не хочу, чтобы эти люди были на моей совести, — сказал он.

— При чем тут твоя совесть, парень?

— Они умерли из-за меня. Если бы ты не пришел, они были бы живы.

— Неправда твоя, — засмеялся Скилганнон. — Люди умирают все время — одни от старости, другие от болезней, третьи оттого, что оказались не в том месте в неподходящее время. Ты в этом не виноват точно так же, как и в смерти твоих мучителей. Ты служитель Истока, верно?

— Да.

— Вот и спроси себя — зачем в это время здесь оказался я? Быть может, это Исток послал меня, потому что не хотел твоей смерти. А может, это просто совпадение. Однако ты жив, монах, а те злодеи мертвы. Куда ты шел?

— Я не могу тебе ответить, — отвел глаза тот. — Это запрещено.

— Как знаешь.

— А ты что делаешь здесь, в этой ужасной пустыне?

— Пытаюсь сдержать обещание.

— Это хорошо. То, что обещано — свято.

— Я того же мнения. — Скилганнон развернул одеяла и бросил одно монаху. Тот благодарно накинул его на тощие плечи.

— Какое же обещание ты дал?

Скилганнон уже собрался сказать монаху, что это не его дело, но неожиданно для себя начал рассказывать о своей наашанской жизни и о смерти Дайны.

— И вот я ищу, — завершил он, прижав ладонь к медальону. — Это все, что осталось у меня в жизни.

Монах, ничего ему не сказав, улегся спать. Но наутро, когда Скилганнон стал седлать коня, заговорил:

— Я размышлял над тем, что ты сказал об Истоке. Думаю, что ты прав: тебя ко мне послал Он. И не только ради моего спасения. Я состою в учениках при Храме Воскресителей. Сейчас я иду туда и готов взять тебя с собой.

Судьба — странная вещь. Так и в Исток недолго уверовать.

Недолго.

Храм скрывали могущественные защитные чары, исчезнувшие лишь тогда, когда монах подвел Скилганнона к самым воротам. Скилганнон смотрел на то, что было раньше простым черным утесом, и видел в нем множество окон, а на вершине горы сверкал золотой щит.

Скилганнон воспрял духом. Наконец-то его мечта осуществится, и Дайна сможет насладиться недоданными ей годами жизни.

Теперь он вспоминал об этом с грустной улыбкой.

Воскресители приняли его хорошо, но ему пришлось дожидаться месяц, прежде чем настоятель Вестава вызвал его к себе. Худощавый, с добрыми глазами священник сказал ему: