Алексей Чернов - Темный рыцарь Алкмаара Страница 27

Таган положил руку на плечо племянника.

— Я присматриваюсь к тем, кто может вступить в наш клан. И не всех беру, поверь мне. Но ты будешь допущен сразу.

Таган помолчал.

— Видишь ли, боюсь, не все способны искренне служить Мортис. Не все понимают, какой дар нам преподнесли — покой мира смерти, избавление от хаоса живого. Пока, разумеется, немногим доступны высшие блага. Большинство будет использовать лишь сырую силу, прущую из земли. Но маг смерти, принявший Мортис всем своим существом, откроет для себя истинное могущество. Прочувствуй это, Дарган: истинная сила страдания. Видел Зитаара?

Дарган нехотя кивнул.

— Он стал рыцарем смерти! — с восторгом продолжал Таган. — Жаль, что ты не удостоился такой чести. А его конь! — Таган причмокнул. — Самый лучший скакун в войске Мортис. Недаром его зовут Бешеный.

— Ненавижу Зитаара, — прошептал Дарган.

— Очень хорошо! Просто замечательно, что ты сберег свою ненависть! — еще больше обрадовался дядюшка. — Ненависть — она на многое способна. Кто знает, может, ты далеко пойдешь — дослужишься до …

Дарган дернул плечом, сбрасывая руку Тагана.

— А вот этого не надо! — строго заметил Таган, мгновенно сменив тон с отеческого на сурово-осуждающий. — Строптивость свою выкинь к пустынным шакалам. Мортис не терпит непокорных. К тому же, поверь, ты смешон! Сам посуди, как нелепо бунтовать против смерти.

— Но мы всю жизнь именно против нее и бунтуем!

— Жизнь кончилась, это надо признать, — Таган вновь сменил тон и превратился в доброго дядюшку. — Строптивость — неудовлетворенность живых. Мы расстались с нею, мой мальчик. Эй, Моран, поди-ка сюда!

Моран подошел, глядя в землю. Он сильно изменился со дня кончины: нос заострился, ноздри сделались больше, а губы, наоборот, усохли, обнажая зубы, так что теперь казалось, что Моран скалится. Глаза его запали и смотрели тускло. Мертвец, как и все. Трудно поверить, что это прежний Моран, старый друг, с которым они так часто играли в пустыне, гоняясь за миражами или отыскивая песчаные колодцы. Лучшей игрой было — загонять миражи в ловушку. Однажды они поймали мираж и привели к дядюшке Тагану. В поселке мираж превратился в бледное дрожащее существо, полупрозрачное, блекло-лиловое, его плоть — если это можно было назвать плотью, — струилась, а лицо постоянно менялось — и только глаза, два желтоватых огонька, смотрели не мигая, с тоской. Мираж заперли в клетку из заговоренного железа, и он скончался к утру, оставив после себя горку лилового песка. А потом еще долго возле их селения бродили по ночам два желтоватых огонька.

Почему-то Дарган вспомнил про этот умерший мираж, глядя на старого друга.

— Моран, вспомни, как мы ловили миражи…

Тот неловко шевельнул рукой, будто отгонял прошлое.

— Моран, выдай нашему другу флакон с мазью. Мы, — Таган радостно ухмыльнулся, — варим из жира и смолы этот состав и, добавив немного магии, покрываем ею лица. Наш состав очень качественно защищает мертвую кожу от разрушения. За тобой долг в две монеты с ликом Мортис, племянничек, — будто между прочим добавил Таган. — А ты, Моран, убери потом сундук в мой шатер. А то шляется тут всякая нищая нежить…

Моран открыл большой сундук, стоявший у входа, достал один из флаконов и отдал Даргану. Зеленый дымный ободок вокруг горловины сосуда говорил, что Таган не обманул и в самом деле добавил толику магии к своему составу.

Моран схватился за ручки огромного сундука.

— Тебе помочь? — с готовностью предложил Дарган.

Вдвоем они затащили сундук в шатер — наконец-то Дарган смог заглянуть внутрь. И убедиться, что под пологом на роскошных шелковых тканях ложа Лиин нет.

— Дядюшка отлично устроился, — заметил Дарган.

— Мы зовем его мертвец-оптимист.

Не ясно было, усмехнулся сам своей шутке Моран или нет — теперь казалось, что он все время ухмыляется.

Но Дарган принял шутку старого приятеля за предложение начать откровенный разговор.

— Куда мы идем и зачем? — спросил он.

— На север, в земли Горных Кланов. Мстить за Галлеана. Разве ты не знаешь? Не слышал приказов?

— Слышал, конечно…

— Тогда не спрашивай…

— Но ведь это чушь! Месть гномам! Разве гномы наши враги? Нас-то чем они оскорбили? Нас или Алкмаар? — выпалил Дарган.

— Не спрашивай, — прошептал старый приятель. — Знаешь, что бывает с предателями? Их разрывают на части. Не плоть разрывают, нет, ибо это слабенькая ничтожная боль. Твою душу разорвут, разгрызут, разрежут на полосы, уничтожат. И ты изведаешь такую боль, которую никто никогда не ведал. А если будешь послушен, Мортис тебя наградит. Видел Зитаара?

Дарган кивнул.

— Он теперь рыцарь смерти, — продолжал Моран заунывным тоскливым голосом. — А мощь Ашгана вообще ни с чем не сравнима. Он теперь охраняет столицу Мортис. Может одним взмахом своей руки уничтожить целую армию, накрыв ее облаком своей магии.

— Я не собираюсь никого предавать, я просто…

— Мы не задаем вопросов, мы повинуемся, — оборвал его Моран. — Мертвые и живые повинуются Мортис.

— Среди людей Тагана есть живые? — Таган вновь огляделся.

— Две женщины и еще парочка зеленокожих — живые.

— Лиин, моя невеста! — выкрикнул Дарган, и ему показалось, что медальон прожег его тело насквозь, до самого хребта.

— Лиин? — переспросил Моран.

— Одна из тех женщин — Лиин?

— Нет… — замотал головой Моран. — Те женщины вообще не алкмаарки.

— Лиин… Она исчезла в тот самый день. Я ищу ее и не могу найти.

— Я ее не видел, — Моран по-прежнему старался глядеть в землю. — Но если увижу…

— Приведи ее ко мне, Моран!

Страстный тон ошеломил мертвого воина.

— К тебе? Не к Тагану?

— Ко мне! Она моя невеста! Я люблю ее!

— Любишь? Я больше не вижу, что это такое. — Моран так и сказал «не вижу», вместо того чтобы сказать — не знаю. — Тебе нужны новые сапоги. Твои совсем расползлись, — добавил он без всякого перехода.

Он вновь открыл сундук и извлек из него пару новеньких кожаных сапог из светло-серой кожи.

— Переодевайся.

— Сколько монет с ликом безмясой ты с меня возьмешь? — усмехнулся Дарган.

— Нисколько. Мы оставим дядюшке твои старые сапоги. Мы же нежить — в наших руках новые вещи за пару минут могут рассыпаться в пыль, — неожиданно Моран фыркнул. — Таган подумает, что сапоги сгнили сами собой. — Надо же, он и после смерти сохранил способность шутить.

Дарган переоделся мгновенно, потом набрал горсть праха со дна сундука и густо обсыпал обноски, создавая иллюзию «магического» старения.