Илья Яковлев - Черный снег Страница 27

За этим увлекательнейшим занятием и застал его ввалившийся в кабинет Рэм. Покосившись на ополовиненную бутылку коньяка, он сглотнул невольно выделившееся обильное количество слюны и буркнул:

– Убери пузырь от греха, отче! Не вводи в соблазн малых сих. Ибо слаб человек и грешен. Посему в Писании и сказано: "Се, человек!" Да и пример подаешь молодому поколению наиотвратнейший! Ибо сказано верно: "Грешен пьющий, а в одиночку хлещущий – да не избегнет же геенны огненной!"

Борис молча отмахнулся от новоявленного праведника, однако бутылку со стола убрал в стол. Потом посмотрел на Рэма и спросил:

– Привёз кого?

– Истинны слова твои… – продолжил изъясняться в архиерейской манере Рэм.

– Хорош дурака валять! Я не в том настроении. Так привёз кого, или как? поморщился Борис.

– Угу, – ответил Рэм, поняв, что его приятель сейчас действительно не в настроении поддерживать разговор в таком духе, – Пригодина.

– Самого? – поразился оперативности Рэма Борис.

– А чё с его шушерой мелочиться? – в свою очередь удивился тот, – Я его из дому прямо из-за стола выдернул.

– Ну и как он? Не возмущался?

– Какой там – "возмущался"! По-моему, он просто обосрался. Наверное решил, что всё, пошли хватать. Его сюда, али в приёмную? Он сейчас в коридоре, под надзором топчется, – хмыкнул Рэм.

– Ну, вы хоть его того… без всяких там "вы имеете право…"? поморщился Борис, – Он мне обосравшийся на хрен не нужен. Вонять тут будет…

– Если и обосравшийся, то только морально! – хохотнул Рэм.

– Значит, морально и будет вонять. Тоже не дело, – заметил Борис.

– Да нет, всё нормально. Он, видать, по жизни такой.

– Сюда его, засранца, давай. Работать его буду. Как говорится: "Антошка, Антошка, common копать картошку!" – вздохнул Борис.

Беседа с Пригодиным, местным лидером РНС, заняла у Бориса по меньшей мере пару часов. Примерно через десять минут после начала разговора Пригодин, даром, что дурак, понял, что его организация в текущий момент оказалась, так сказать, "на коне" и осмелел. От Бориса потребовалась масса усилий, чтобы обуздать сего ретивого конька-горбунка. Пару раз он едва сдержался от того, чтобы не треснуть кулаком по столу, дабы сбить спесь с Пригодина, который в своей смелости дошёл до того, что вальяжно развалившись на историческом диване осмелился закурить без разрешения. Стучать по столу, правда, не пришлось, потому что увидев пронзительный взгляд Бориса, Пригодин быстренько затушил сигарету и принял менее вызывающее положение. Сквозь сжатые зубы Борис процедил, что если организация Пригодина и нужна в какой-то степени новым властям, то уж сам-то Пригодин со своими понтами ей даром не сдался. Всё, что от него требуется, так это помощь в чисто организаторских действиях, направленных на переподчинение РНС Конторе. А после этого Пригодин, или займет в новом РНС равное со своими соратниками положение, или может катиться на все четыре стороны. Если не согласен с таким положением вещей, может катиться прямо сейчас. От этих слов Пригодин совсем стух и полностью подчинился воле собеседника.

В течении двух с половиной часов Борис и Пригодин обсуждали организационные вопросы. Пару раз за это время забегали по очереди Веселов, Юля и Вик- тория с архивными материалами по разработке РНС. Заглянул Рэм, подбросив пару свежих идей, внеся своим приходом некоторое разнообразие в становящуюся несколько монотонной беседу Бориса с бывшим (с настоящего момента) лидером N-ских национал-патриотов. Борис перенаправил деятельность Рэма, приказав ему лично провести аналогичные его с Пригодиным беседы с привезёнными в Контору двумя другими деятелями РНС, бывшими не последними людьми в N-ской организации. Рэм обрадовано кивнул, сказав, что привлечёт для этого ещё пару-другую оперов из их отдела, с чем Борис охотно согласился, считая необходимым для ускорения процесса увеличить охват сотрудников данной работой. Возни и в самом деле оказалось немеряно и домой Борис и Юля, уставшие, как черти, попали, когда было уже давно за полночь. Юля по быстрому сварганила бутерброды и чай, пока Борис с наслаждением Моби Дика плескался в душе и они сели за поздний ужин.

Они ели молча, сосредоточенно пережёвывая и только когда жевался последний бутерброд и допивались остатки чая, Юля произнесла фразу, от которой Борис поперхнулся и закашлялся:

– Ты прости меня, конечно, Боря, но мне кажется, что ты взялся за дело так активно, что страх берёт. Мне сегодня даже на мгновение показалось, что ты как будто дождался своего звёздного часа. Такое впечатление, что тебе самому лично по душе то дело, которое тебе поручили. Весь отдел сегодня на ушах стоял от гонки, которую ты устроил.

Борис взглянул ей прямо в глаза потяжелевшим взглядом и сумрачно произнес:

– И ты прости меня, но мне до сих пор казалось, что ты понимаешь, что я за человек. Что за человек этот Боря Златокольцев, с которым ты имела несчастье связаться. Неужели не понятно, что если я берусь за какое-либо дело, то я делаю это дело добросовестно и до конца. Так сказать, с полной отдачей. С момента, когда я приступаю к этому делу, личные мотивы, моё личное отношение к исполняемому для меня отступают даже не на второй план. И не на последний. Они просто исчезают. И хорошо, что ты решила поднять этот вопрос. Уж его-то нам с тобой надо прояснить сразу и до конца. Тут ведь как: если ты меня принимаешь таким, какой я есть, то, как я полагаю, сей вопрос закрыт раз и навсегда. А если нет, то… В общем, менять своё отношение к работе я не собираюсь. Никогда. А ты смотри, подхожу ли я, такой злодей, тебе, или же нет. Тут решать только тебе.

Юля поставила на стол чашку с недопитым чаем, достала сигарету из пачки и закурила, глядя в окно, за которым уже давным-давно вступила в свои права тёплая N-ская ночь. Сделав пару нервных затяжек, она глубоко вздохнула, затушила недокуренную сигарету в пепельнице, встала и подошла к Борису. Присев перед ним на корточки и положив свою голову ему на колени, она произнесла глухим голосом:

– Я уже давно всё решила. Ещё тогда, когда в первый раз везла тебя на дежурной машине пьяного домой. Нет, даже раньше. Когда ты в первый и, надеюсь, не в последний раз читал стихи. Влюбилась я в тебя, как школьница в своего молодого преподавателя геометрии. Поэтому конечно, я принимаю тебя таким, какой ты есть. Только пожалуйста, ты уж не меняйся. Останься собой. Я ведь только этого боюсь. Того, что эта новая работа тебя изменит, изменит не в лучшую сторону…

Борис обнял её за плечи, поднял и посадил на колени. Он упёрся своим лбом ей в щёку, мокрую от неожиданных для него слёз и, помолчав с минуту, произнес:

– Конечно, зайка. Никуда я меняться не собираюсь, ни в какую сторону. Ни в лучшую, ни, само собой, в худшую. А работа… На то она и работа, чтоб на ней работать, а не переживания переживать. Я тоже тебя очень-очень люблю.