Войцех Жукровский - На троне в Блабоне Страница 27

— А когда-то была площадь Будьтездорового Чихания, — вздохнул я, вспоминая витавшие над ней ароматы из трактирчиков, винных погребков и кондитерских, сочные яблоки и груши на лотках…

— Когда-то и палач был настоящий, — вздохнул артиллерист. — Специально своему ремеслу учился, с осужденным любезностями-поклонами обменивался… А теперь вызывается любой выскочка — платят хорошо, да еще и привилегии полагаются. Ручонки-то у такого удальца трясутся, веревку ладно намылить и то не умеет, толпа свистит, вешалой его обзывает. А в лицо никого не узнаешь — на эшафот палачи являются в красных капюшонах с прорезями для глаз. Вот люди нынче и осторожничают, язык-то не больно распускают — а ну как тот, кто идет сзади, вчера вешалой выступал? Да хоть бы и знакомый или сосед? Площадь затихает, будто пташки в полночь, а мороз по спине льдинкой ползет. Вешалы — они самые доверенные. Ежели кто в директора ненароком вышел, на площади шепоток; уж верно, вешалой допрежь послужил, на темных делах всегда сообщниками горазды заделаться.

— Вешал всегда находится больше, чем надо, — подтвердил Эпикур. — Такое ярое проворство просто пугает… Я с ратуши не однажды видывал: появляются такие в остроконечных капюшонах из-за угла, толпа перед ними покорно расступается, словно поток воды камень обегает. Когда соберутся под виселицей, один, самый главный, начинает считать, а считалка такая:

Энтличка,петличка,веревочка,петелька.Один толькоросчерк — готовприговорчик!Пошарим-ка в папке,проверимна счастье:красуетсяподписьза круглойпечатью.Пошаримразочек —вот он,шнурочек.Раз и два и три —вешать будешь ТЫ!

— И что дальше? — спросил я, содрогаясь от ужаса.

— Вешает тот, кто выходит, — покачал головой Бухло. — А толпа ждет зрелища и веревки — на счастье. Без счастья не выиграешь и в ЛОТЕРЕЮ. Самый крупный выигрыш — КОРОНА, золотая Корона, которую утаил Директор. Об этом подвохе только мы проведали… Директор же убеждает, что все равны, а потому СУДЬБА сделает самый справедливый выбор. Кто выиграет Корону, поцарствует малость у нас в Блаблации, посидит на троне.

Издалека донеслись тяжелые шаги. Я погасил фонарик, и мы притаились в углу салончика, сдерживая дыхание. Стражник открыл дверь, свет фонаря затанцевал на паркете, высокие спинки и подлокотники стульев выросли до самого потолка, тени закружились хороводом. Караульный потянул носом, кроме запаха плесени и пыли, ничего не унюхал и двинулся дальше.

— Бежим! — торопила Виолинка. — Если накроют, нас уже некому будет освобождать.

— Минутку, у меня идея, не вспугнуть бы, — начал я осторожно. — А что, если переодеться добровольными вешалами? В капюшонах доберемся до перекрестка, к рынку, нас и проверить побоятся…

— А потом?

— Толпа расступится, и мы уведем Мышебрата!

— Вот удивится котяра! — потер лапищи Бухло. — А капюшоны откуда взять?

— Мамуля сошьет, — заверила Виолинка. — Ведь мамы все умеют.

— Да, когда захотят; при этом тыща вопросов: а зачем, а куда, а кто? Речь ведь не о Красной Шапочке, игра-то опасная. И запрет тебя мама на ключ.

— Это уж мое дело. Мама мне еще никогда не говорила «нет». Идем же! Самое время проскользнуть в парк. Мы теперь живем в домике садовника, за прудом.

Виолинка подвела нас к высокому окну и показала желтые огоньки.

— Вон там! Совсем близко.

В этот момент под нами прошло семеро алебардщиков, начальник патруля раскачивал фонарем, на покрытых росой булыжниках в подворье вспыхивали зеленые искры.

И до окна, дружески мигавшего желтым светом, показалось неимоверно далеко…

— У нас можно перекусить и отдохнуть на сеновале, — соблазняла королевна. — Вперед! Смелым всегда везет!

— Станем строем, Виолинка поведет. Топать будем изо всех сил. Никому и в голову не придет, что мы настолько осмелели.

— Если задержат, я ослепляю фонариком, — поддержал я. — И все, не задерживаясь, бегом вперед!

— Вход в замок караулят, там канцелярия Директора.

— Проведу вас через кухню. К счастью, я не всегда за столом вела себя паинькой, меня частенько выставляли на кухню, так что каждый угол знаю. А кухарки меня баловали, самые лакомые кусочки доставались мне. Даже кофейный крем из торта выковыривать пальцем разрешалось…

Спустились в подвал, пахнуло кислятиной. У старого сержанта подвело живот, он поднял крышку с котла, зачерпнул половником. Хлебнул.

— Тьфу! Я думал, рассольник или мучной суп с колбасой, а тут какие-то помои…

— А я по запаху определила, — засмеялась в темноте Виолинка. — Пригодилась кухонная практика.

В холодной осенней ночи наши шаги разносились далеко окрест. Пожалуй, пройдем без приключений… Вдруг из-за угла башни вышли трое алебардщиков.

— Пароль! — гаркнул сержант Бухло. Его зычный бас, привыкший отдавать приказы, пригвоздил алебардщиков к месту. — Чего шатаетесь, лунатики… Небось под стеной нужду справляли?

— Что вы, мы ж на службе… Холод собачий, — оправдывались они, покряхтывая. Капрал бульдог протявкал пароль. Стражники растерянно принюхивались, обескураженные, вроде нас, неожиданной встречей.

— Марш вперед! Да смотрите в оба! Инструкции знаете? Враг не спит…

— Мы на страже! Смотрим в оба!

Смотрели в оба — и это уж точно, — налитые кровью глаза блестели в свете фонарика — пригодился, ослеплял наших недругов. Тени алебард маячили на стене. Прошли близко, в нос шибануло запахом загнанных псов. Щелкали каблуками, отдавая мне честь. Сочли меня самым главным — я ведь и слова не вымолвил. Последний, отойдя, проворчал:

— Опять контроль! Кто-то настучал — передохнуть не дадут…

А мы нырнули в парк, в мокрые кусты, под кроны старых дубов и кленов. Виолинка постучала в окно, тотчас приподнялась занавеска — кто-то пытался рассмотреть нас в темноте.

— Мамулик! — взвизгнула Виолинка радостно. — Это я!

Она провела нас в сени, проследила, чтобы хорошенько отчистили сапоги от грязи и опавших листьев.

— Жаль, напугали… Мама заждалась, а тут еще с отцом сплошные огорчения…

— Входите, мои дорогие, — приглашала королева.

Я недооценивал раньше ее мужественной выдержки. И в изгнании она сохранила полное спокойствие духа. Прекрасно обходилась без придворных дам и одетых во фраки лакеев.

Артиллерист перьями шляпы подмел пол, низко поклонившись. Королева протянула ему обе руки, Бухло грохнулся на колени и исколол ей все пальцы своими усищами, заверяя в вечной и верной службе.