Цена весны - Дэниел Абрахам Страница 28

— Мы будет очень осторожны, — сказал он. — И мы сделаем свое дело.

Ее улыбка затмила солнце. Маати кивнул; да, они попытаются пленить. Да, Ванджит будет первой женщиной в истории, которая удержит андата, или следующей жертвой из его студенток.

Глава 7

— Нет, черт побери, я ничего не буду запрещать ей. У девицы спина тверже, чем у нас всех, вместе взятых. Мы можем учиться у нее, — сказал Фаррер Дасин, высоко и гордо вздернув подбородок и сложив руки перед собой. Пока он говорил все остальное, Оте стало ясно, что Фаррер имел в виду гальтов. Дворы Хайема, города и люди империи Оты, все они не были частью "мы"; они были на расстоянии, они были врагами.

Шесть членов Верховного Совета сидели за широким мраморным столом вместе с Баласаром Джайсом и Иссандрой Дасин. Напротив них сидели Ота, Данат и представители четырех высших семей утхайема. Ота хотел бы рассеять каждую сторону среди другой, а не делить стол, как поле битвы. Или сделать группу поменьше. Если бы остались только он, Фаррер и Иссандра, тогда еще был бы шанс.

Ану, девушку, воткнувшую палку в этот политический улей, не пригласили и не были бы рады видеть.

— Соглашения все еще действуют, — сказал Баласар. — Мы не можем разорвать их из-за какого-то каприза.

— Да, Дасин-тя. Соглашения подписаны, — сказал один из утхайемцев. — Неужели гальты считают, что любое соглашение может быть недействительным, если дочь одного из подписавших возражает?

— Это не то, что произошло, — сказал советник, сидевший справа от Фаррера. — У нас дел невпроворот и без преувеличений.

И это началось опять, голоса поднялись, одни заглушали другие, без всякого эффекта, пустопорожняя болтовня. Ота не стал добавлять шума; он откинулся на спинку стула и стал наблюдать. Он внимательно изучил сводчатый потолок, покрытый синими и золотыми плитками, и скользящие деревянные шторы. Он понял, чем пахнет воздух: миндаль в сахарной глазури. Он попытался расслышать другие звуки, а не только болтовню советников и его утхайемцев, и услышал ветер, шелестевший в верхушках деревьев. Потом, медленно, он опять осознал, что происходит перед ним. Старый трюк, которому он выучился, работая посыльным: отойти на полшага от места, где он находится, и посмотреть, как люди движутся и держат себя, с каким выражением лица молчат и с каким говорят. Часто это могло сказать больше, чем слова. И он увидел три интересные подробности.

Во-первых, за столом молчал не только он. Иссандра Дасин откинулась за спинку стула, ее глаза глядели вдаль. Выражение лица говорило об истощении и едва скрытой печали, дополнение к самоубийственному удовольствию мужа. Данат также молчал, но он так наклонился вперед, словно пытался услышать каждую фразу, которая трепетала в тяжелом воздухе. Он легко мог бы выпить реку.

Во-вторых, Ота увидел, что обе части разрозненны. Гальты напротив представляли диапазон от вызывающего до примирительного, утхайемцы — от гневного до испуганного. Снаружи творилось то же самое. Дворцы, чайные, бани и перекрестки — весь Сарайкет наполнили соглашения и переговоры, внезапно и жестоко ставшие неуверенными. Он вспомнил, как его дочь однажды сказала, что дважды вскрытая рана оставляет самый глубокий шрам.

И в-третьих — возможно менее интересно — стало ясно, что он зря тратит время.

— Друзья, — сказал Ота. Потом опять, громче: — Друзья!

Медленно, но стол замолчал.

— Утро было трудным, — сказал он. — Надо отдохнуть и подумать о том, что было сказано.

Но что было сказано, он не добавил.

Раздался гул одобрения, если не полного согласия. Пока они уходили, Ота принял позу благодарности, каждому мужчине и каждой женщине, даже Фарреру Дасину, к которому чувствовал очень мало теплых чувств. Ота отпустил и слуг, так что вскоре он и Данат остались одни. Без столпотворения голосов зал заседаний показался большим и странно заброшенным.

— Ну, — сказал его сын, опираясь на стол. На нем было надето то же самое платье, что и вчера, во время неудавшейся церемонии. И даже одежда выглядела усталой. — Что будем делать?

Ота неторопливо почесал руку и попытался сосредоточиться. Спина болела, внутри было отчетливое беспокойство, которое предвещало бессонную и неприятную ночь. Он вздохнул.

— Прежде всего мне кажется, что я идиот, — сказал Ота. — Я должен был написать дочерям, а не только женам. Я забыл, насколько отличается их мир. И твой мир.

Данат принял позу, которая просила уточнения. Ота встал и потянулся. Спине лучше не стало.

— Политический брак совсем не новость, — сказал Ота. — Мы всегда страдали от него. Они всегда страдали от него. Но сейчас, когда правила изменились, это перестало значить слишком много, верно? За свою жизнь Ана-тя не видела ни одного политического брака. Если Раадани женит своего сына на дочери Саи, их родословные не объединятся. Нет детей, нет длительных связей между домами. В Гальте то же самое. Я сомневаюсь, что это полностью остановит такую практику, но это изменило многое. Я должен был подумать об этом.

— И она завела любовников, — сказал Данат.

— Раньше люди всегда заводили любовников, — сказал Ота.

— Не без страха, — сказал Данат. — Сейчас нет опасности забеременеть. Так что девушка охотно идет на это.

— Откуда ты все это знаешь? — спросил Ота.

Данат смешался. Ота подошел к окну. Сады под ним пришли в движение. Ветер раскачал ветки деревьев и заставил цветы кланяться. Запах надвигающегося дождя охладил воздух. Ночью будет шторм.

— Папа-кя? — спросил Данат.

Ота посмотрел через плечо. Данат сидел на столе, поставив ноги на сидение мягкого стула. Ну просто обычный мальчишка в дешевой чайной. Однако лицо Даната было встревожено.

— Не волнуйся, — сказал Ота. — Быть может для секса это новый мир, но это и старый для него мир. Я уверен, что бесконечное число других мужчин сделали то же самое открытие.

— Это не главное. Все дело в свадьбе. Не думаю, что я могу… не думаю, что я смогу жениться на ней. Когда мы все это обдумывали, я даже не предвидел, что мне придется жениться на девушке, которая ненавидит меня. Сейчас я вижу.

В его голосе отчетливо прозвучало отчаяние. Ветер дунул сильнее, шторы забились о рамы. Ота задвинул деревянные шторы, и комната помрачнела, золотые плитки стали бронзовыми, а синие — черными.

— Все будет отлично, — сказал Ота. — В самом худшем случае есть другие советники, с другими дочерями. Не самый приятный выход, но…

— Другая девушка ничего не исправит. В самом лучшем случае мы найдем девушку, которая будет меньше сопротивляться. В самом худшем — мы найдем