С. Никин - Симбиоз Страница 28

— Але. Олег, ты?

— Я, — отвечаю тихо.

— Чего шепчешь? А, понятно. Значит, вечер прошел удачно, — то ли спрашивает, то ли утверждает он.

Оставляю его реплику без ответа.

— Надо встретиться, — говорит Василий. — Ты когда сможешь?

— Вась, а ты женатый? — вдруг спрашиваю я.

— А при чем здесь это, — удивляется он и сообщает. — Скоро два года, как в разводе.

— Да просто спросил. Сам не знаю к чему. Подъезжай через час к мастерским. Это там, куда ты вчера меня отвозил.

— Хоккей, подъеду. Могу и за тобой заехать, если что. Я, кстати, все еще на сараевском "мерине" катаюсь, — сообщает он. — А что? Могу же я попользоваться буржуйским добром?

— Можешь, — смеюсь в ответ и соглашаюсь с предложением. — Давай подъезжай тогда за мной через час.

Сообщаю ему адрес и кладу трубку. За дверью слышится шлепанье босых ног по паркету, щелчок двери в ванную и шуршание водяных струй по пластиковой занавеске. Поспешно включаю чайник и начинаю проверять свои запасы съестного. Результат печальный. Кроме сырых яиц и упаковки печенья ничего нет. Хорошо хоть, вчера в ресторане догадался заказать с собой кроме вина еще фруктов и коробку конфет. Засыпаю в заварник зеленый чай — другого нет — заливаю его кипятком. В этот момент в кухню входит одетая в мой халат Катерина. Ее улыбка, подобная утреннему солнышку, тут же заставляет меня пожалеть о том, что поспешил договориться с Василием о встрече. Не говоря ни слова, она подходит, садится мне на колени и крепко обнимает, обхватив руками мою шею.

— Доброе утро, — ее губы щекочут мне ухо.

— Оставайся у меня, — говорю вместо приветствия.

— Я не могу, мне надо ехать, — в ее голосе слышится искреннее сожаление. И тут же начинает хихикать. — Ну и смешно же я буду выглядеть с утра в вечернем платье. Сразу всем будет ясно, что заночевала не дома.

— Не волнуйся, — заверяю ее. — Через час за мной заедет один товарищ, и мы отвезем тебя, куда скажешь. Ты где живешь?

— Я живу за городом. Но отвезти меня надо будет к подруге, я там переоденусь. А домой доберусь сама.

— Как скажешь. Давай пить чай.

— Давай, — соглашается она, продолжая крепко обнимать мою шею.

— Ты, наверное, не выспалась?

— Выспалась. Даже сама удивляюсь. Спала не более двух часов, по идее должна быть как разбитое корыто. А чувствую себя так, будто полноценно продрыхла всю ночь.

— Слушай, может, у твоей подружки есть такая же красивая приятельница, которая будет не против знакомства с бедным ментом? — накинулся на меня Василий, когда я, проводив Катерину до подъезда, вернулся в машину. — А то мне что-то снова жениться захотелось.

— Не знаю. При случае поинтересуюсь, — ухмыляюсь в ответ. Я заверил Катерину, что позвоню после обеда, и теперь мои мысли были забиты тем, какой неоспоримый аргумент привести в пользу того, что нам вновь необходимо встретиться, и какое мероприятие придумать. Не приглашать же второй вечер подряд в ресторан.

— Э-эй! Ты слушаешь меня?! — орет в ухо Василий. — Или я с рулем разговариваю?

— Извини, задумался, — смущенно обращаю на него внимание. Оказывается, мы уже подъезжаем к мастерским. — Сейчас приедем, чаек заварим, и тогда расскажешь все по порядку.

В мастерских по случаю выходного дня никого не было. Включаю чайник и показываю оперу свое хозяйство. Судя по его равнодушному взгляду, столярное производство ему по барабану. Поэтому, как только вода вскипает, мы, кинув в кружки с кипятком по пакетику чая и по две ложки сахара, выходим во двор. Здесь Василич уже соорудил небольшую беседку для обеденного отдыха. В ней мы и устраиваемся.

— Ну, рассказывай.

Василий несколько секунд молчит, как бы собираясь с мыслями.

— А ты точно ни в какой конторе не служишь? — вдруг спрашивает он.

— Вот те крест, — дурашливо осеняю себя крестом и указываю рукой вокруг. — Ты же видишь, чем я занимаюсь.

— Тогда где ты так научился мотоциклы на полном ходу одной рукой останавливать? — подозрительно прищуривается Василий.

— Слушай, опер, — возмущаюсь я. — Ты мне допрос тут устраивать собираешься или рассказать о чем-то хочешь? Никто и ничему меня не учил! Само как-то получилось. Жить захочешь — паровоз остановишь.

— Ладно, — примирительно соглашается Суровцев, — будем считать, что не врешь. Может, у тебя это, ну, в критический момент высвободились скрытые резервы организма. Ученые и разные каратисты утверждают, что такое возможно. В общем, вчера, после твоего рассказа я подумал, если ты способен в одиночку местных тузов за жабры брать, то мне, менту, сам бог велел с ними не церемониться.

Василий вынул из кружки пакетик и поискал глазами, куда бы его пристроить.

— Оставь на столе, — сказал я и подумал, что надо сказать Василичу, чтобы соорудил у беседки какую-нить урну.

— Я, конечно, мент, и поэтому обязан действовать по закону, — продолжил Василий, помешивая ложкой чай. — Но какой смысл от закона, если настоящие преступники ему неподвластны? Какой смысл от правосудия, которое не на стороне правого, а на стороне денег и власти?! Да и после того, как стал соучастником твоего вчерашнего бенефиса на сараевской даче, корчить из себя законопослушную целку нет смысла. Также я понимаю, что, действуя подобными методами, уподобляюсь тем, против кого действую. Но, раз уж, судя по всей человеческой истории, равенства и братства никогда не было и быть не может, то мне гораздо приятнее будет чувствовать себя сверху…

— Вась, — перебиваю новоявленного философа, — исповедоваться иди в церковь. И оправдываться передо мной тоже не надо. Ты мне помог, и за это тебе спасибо. Если тебе нужна помощь, обращайся, и я сделаю все, что в моих силах. Короче, завязывай с философией и переходи к делу.

— Хоккей, к делу, так к делу, — соглашается тот и, отхлебнув чай, продолжает: — Помнишь того сержанта, что вчера кабинет с младшим Сараевым караулил? Здоровый парнишка. Чемпион России по рукопашке. Прихватил я его вечерком, и отправились мы навестить старшего Сараева в больничку. Как оказалось, не зря прихватил, у его палаты два бугая журнальчики читали. Толик их сходу в глубокий нокаут отправил, и пока он приводил в чувство проходившую мимо юную медсестричку, я проследовал в палату и провел там воспитательную беседу с больным. Объяснил ему, что, мол, "дни роковые настали, час искупленья пробил". Посему ему необходимо срочно сдаться в лапы правосудия, иначе его в течение недели в этой же палате и придушат. Для пущей убедительности прищемил ему пальцами нос. Он у него теперь синее, чем у самого синего алкаша.

Но фиг с ними, с этими Сараевыми. Я вот что хочу тебе сказать, Олег. Ты говорил, что взял на понт Скобина, заявив, что представляешь некую группу людей. Так вот учти, если что, я и Толик тоже принадлежим к этой группе.