Икан Гультрэ - Тайны родства Страница 28

Меня, между тем, тоже начали серьезно учить. Моим дополнительным образованием занялся Лэйриш: мало того, что часть драгоценных вечеров, которые мы проводили наедине, теперь уделялась укреплению моей ментальной защиты и отработке навыков мыслеречи, так еще мой магистр пришел к выводу, что мне надо научиться строить порталы. В школе к пространственным перемещениям приступали с пятого курса, и давалось это искусство далеко не всем. Было несколько способов построения индивидуальных порталов: по заданным координатам (высший пилотаж), в хорошо знакомое место (в идеале — с якорем-привязкой, настроенным на перемещающегося) или к знакомому человеку — в таком случае якорем служил сам человек (если существовала ярко выраженная эмоциональная связь) или надетый на него специальный амулет… ну или просто в место, где заранее расположили такое амулет — без человека.

Обучение Лэйриш начал с создания тех самых якорей-привязок. Мне легко давались привязки на собственной крови, иной раз удавалось прицепить маячок к какому-нибудь предмету, но закрепить свой якорь просто в магическом пространстве никак не получалось, даже руки опускались. Магистр меня утешал, но заставлял тренироваться вновь и вновь, не давая пощады.

А спустя две декады после операции меня осчастливили известием мои гости: получилось! У меня получилось и… у них получилось тоже. Эниэра была беременна. Собственно, ради этого они с мужем и задержались в моем доме — чтобы убедиться, что все прошло как надо. Эльфийка роняла счастливые слезы, да и у Лейтиниэра глаза были подозрительно влажными, когда он сообщал мне радостную новость.

Через несколько дней они уехали. Прощание вышло скомканным, потому что день был учебным — эльфы подъехали к школе, и мы встретились у ворот, чтобы сказать друг другу несколько слов.

Эниэра обняла меня:

— Лари-и-иса!.. Ты мое божественное чудо! Невероятное божественное чудо, милость и спасение, — сбивчиво шептала эльфийка мне в ухо.

Лейтиниэр дождался, пока его супруга выпустит меня из своих объятий, сжал мне руку и тихо-тихо сказал:

— Если что… если когда-нибудь понадобится помощь — любая — обращайся к нам. И просто приезжай в гости — мы покажем тебе Лиотанию такой, какой ее редко доводится видеть людям — даже тем, которые родились и выросли на эльфийском материке… Мы будем ждать тебя!

Через месяц магистр Ставир — заведующий административной и хозяйственной частью лечебницы — пригласил меня к себе в кабинет и заявил о повышении жалования. Я удивилась: для студентки, еще не окончившей образование, пусть даже и с правом ограниченной практики, я и без того получала достаточно приличное жалование. Как выяснилось, на днях из Лиотании на счет лечебницы была переведена крупная сумма, позволявшая заткнуть все бюджетные дыры и закупить кое-что из оборудования. Это наши эльфы таким образом выразили свою благодарность, не рискуя предложить деньги мне лично. О пожертвовании Лейтиниэр договорился с магистром Ставиром еще в день операции, пока я отсыпалась.

А еще месяцем позже я получила посылку из Лиотании. Деревянная шкатулка, украшенная искусной резьбой и сама по себе достойная восхищения, содержала парюру — ожерелье, серьги, браслет и перстень — с необыкновенными камнями, переливающимися разными цветами: от глубочайшего непрозрачного черного с одного края, через шоколадный, бордовый и красный к огненно-рыжему на другом. Камни были небольшими, и сами украшения были изготовлены с истинно эльфийским изяществом и мастерством. "Я сделал это для Вас", — гласила коротенькая записка. Я как-то умудрилась пропустить мимо ушей (или мимо сознания), что Лейтиниэр — ювелир, хотя он упоминал об этом.

Я примерила украшения и замерла в восхищении перед зеркалом: была в эльфийских драгоценностях какая-то магия, они не перетягивали взгляд на себя, а подчеркивали мои собственные достоинства. Даже в простом домашнем платье я показалась себе королевой… и, смутившись неожиданно самой себя, поспешила снять всю эту красоту.

Я вообще редко носила украшения. Серьги время от времени надевала — просто чтобы уши не заросли. В прошлой жизни они у меня и вовсе проколоты не были, а в этой… у Тэнры — да. Я сняла серьги перед побегом и, выдавая себя за мальчишку, беспокоилась, что дырки в ушах выдадут меня. Как потом выяснилось, украшения в ушах в этом мире не были исключительной прерогативой женщин, так что проколотые уши у мальчишки не могли никого смутить. А кольца и перстни просто мешали мне во время работы, так что привычкой к ювелирке я так и не обзавелась. Впрочем, от меня ведь и не требуется непременно привыкать, правда? Зато до летнего солнцестояния осталось не так много времени, и я себе уже даже представляла, какое платье я в этот раз закажу у Эльхи. Забавно — все чаще в последнее время я себя ловила на таких вот "девочковых" мыслях, которых прежде тщательно избегала. А сейчас — словно отпустило что-то, что раньше сдерживало. И стало — можно.

Кроме украшений в посылке лежал вышитый шарф — тоже необыкновенного изящества работа, и что-то мне подсказывало, что вышла она из-под искусных ручек Эниэры.

В школе смущенный Лерех тоже похвастался мне подарками из Лиотании — очень емкий (и не менее красивый) амулет-накопитель и… брачные браслеты. Это у аристократов были в ходу магические татуировки с гербами, которые, впрочем, тоже иной раз дополнялись браслетами или кольцами, простолюдины же обычно браслетами и ограничивались — от самых простых, до драгоценных, в зависимости от достатка.

Вот только Лерех, с самых первых дней в школе с головой погрузившийся в учебу, до сих пор не находил времени на девушек, поэтому его так смутил эльфийский подарок. С другой стороны — что такое восемнадцать лет для парня? Успеется. А если еще учесть, что маги долго не стареют, то восемнадцать можно было бы считать и вовсе детством.

На время сессии я перебралась домой. Из-за этого мы стали реже видеться с Лэйришем, но зато я могла больше времени уделить своим домашним. Особенно Мар, конечно, нуждался в моем присутствии — у парня постоянно был миллион вопросов по разным поводам, и он копил их к выходным, чтобы задать мне все сразу. Теперь, дорвавшись до общения, он не отлипал от меня целыми днями.

Крел с самого начала посматривал на наши отношения с некоторой опаской — все же у конюха были представления о дистанции между господами и слугами, а то, что мальчик уже перешел из одной категории в другую, в сознании дядьки никак не укладывалось. Теперь он периодически пытался одергивать парня — конечно, безуспешно, потому что Мар послушно кивал на все его увещевания и тут же уносился ко мне — чтобы виснуть на шее, доставать очередной порцией вопросов и — о, ужас! — обращаться на "ты". Крел, конечно, и сам позволял себе больше, чем мог бы другой слуга, но он помнил меня почти ребенком, и это было совсем другое отношение — отеческое. При этом Крел никогда не забывал, кто он, и кто я.