Кэрол Берг - Песня зверя Страница 28

Всадники считают себя выше политики. Каждое из Двенадцати Семейств служит тому правителю, которого оно считает или лучшим тактиком, или самым непримиримым и хитроумным противником, или самым безжалостным военачальником, или просто самым щедрым хозяином. Если Всадники присягнули кому-то на верность, единственное, что может заставить их поступиться честью и ослушаться своего повелителя, — это прямая угроза их превосходству, то есть их власти над драконами. Но, именем Семерых, почему они решили, что я им чем-то угрожаю?! Как только я добрался до этого вопроса, мысли у меня кончились. Я вернулся по цепи рассуждений немного назад и попробовал обдумать все снова, но неизбежно упирался именно в эту загадку.

Не может быть, чтобы из-за меня драконы "беспокоились", как сказал Девлин. Зенгал заявил, что ничто не может их обеспокоить. Но стоило мне упомянуть бежавших заложников, как Всадника обуял гнев и он принялся доказывать, что это невозможно. Он разразился целой кучей выдумок и заученных объяснений. А что именно он тогда говорил? Никакому проклятому певцу-горлопану не сделать так, чтобы каи выпустили пленников. Если Всадники и вправду думали, что мне под силу заставить драконов выйти из повиновения, сбросить иго камней-кровавиков… Ваниров огонь, ничего удивительного, что они хотели убить меня! Только с чего они так решили? Из-за нескольких туманных совпадений? Я же ничего не знал о драконах кроме того, что звуками их рева бог возжег во мне музыку.

— Чушь! — невольно воскликнул я, в сотый раз забредая в этот тупик, и случайно дернул обмотанные вокруг ладоней поводья. Желудь встал как вкопанный.

— Ох, прости… Прости! — Что там говорил мне элим? На одно кошмарное мгновение мне показалось, что я забыл. Было темным-темно, я продрог до костей, давно не спал, перепугался, окоченел… — Но, Желудь! Ну вот, я отпустил поводья. Ты же знаешь дорогу. Иди домой… домой… ну да, конечно! Танай!

Упрямая животинка фыркнула и затрусила дальше. Я склонился к его шее и зарылся лицом в пушистую гриву.

— Спасибо, Желудь… Келдар, хвала тебе, хвала…

Той долгой ночью, что я провел в пути, я больше не думал — лишь задремывал и просыпался, и не упал с Желудя только чудом, потому что воли у меня не осталось. Я видел обрывки снов о драконах, о неприступных снежных вершинах, видел Каллию — она смеялась, и кровь хлестала на платье зеленого шелка, видел Горикса — он улыбался и зажимал мне пальцы холодными стальными клещами…

— Пожалуйста, не надо, не надо больше… — застонал я, когда он снова принялся ломать кости — одну за другой. Я пытался остановить его. Мне казалось, что я падаю, но оковы держали меня крепко, кругом плясали огни, а он все ломал мне пальцы — один за другим.

— Пощадите… — плакал я. — Я буду молчать до скончания века…

— Простите, друг мой, — донесся до меня знакомый голос. — Надо ведь распутать поводья. Вы ехали долго, путь был трудным, но теперь все хорошо. Сейчас согреетесь.

Мне в горло лили подогретое вино, пока я не поперхнулся, а на плечи набросили что-то тяжелое и благословенно теплое.

Послышался другой голос:

— Положите его на носилки. Да осторожно же!

— На живот, не на спину… Давайте его к огню, скорее. Вот некстати эта буря… А ведь кое-кто уверен, что Семеро могли бы устроить все иначе… — Раздался взрыв смеха.

Не стоило винить богов. Бурю наслал Келдар. Я ехал вслепую, но и преследователи мои тоже ничего не видели. Меня осторожно положили на живот. Руки, которые не были сломаны, просто окоченели, обернули теплой тканью. Меня слегка покачивало — носилки подняли и понесли.

— Все обойдется, — пробормотал я, и слова потонули в теплом меху. — Все обойдется, только бы проспать года два…

Вокруг меня снова раздался взрыв сердечного смеха. Жаль, что я никого не видел, но когда меня поднесли к пылающему костру, я успел разглядеть дюжину светлых глаз и несколько белокурых голов, а потом заснул, да так глубоко, как и мечтать не смел.

Запах свежевыпеченного хлеба и горячего бекона вытащил меня из блаженной тьмы в серую предрассветную мглу.

— Извините, что не дали вам проспать год напролет, но, сдается мне, вы меня простите, когда увидите, что я вам принес взамен, — ну-ка, взгляните! — Рядом со мной, поджав ноги, сидел элим, и я готов был ручаться, что это Нарим. Он протягивал мне тарелку, на которой горой лежали изрядные куски еще шипящего бекона вперемешку с толстыми ломтями хлеба, щедро намазанными маслом. Костер за его спиной осыпал искрами еще по меньшей мере пятерых элимов — они запихивали одеяла, котелки и горшки в огромные седельные сумки. Я лежал на снегу, завернутый в толстые покрывала, у самого костра. Лицу было жарко.

— Пожалуй, это единственный способ заставить меня пошевелиться, — заметил я, умудрившись усесться так, чтобы теплые одеяла не сползли. — А ведь похоже, что мне вот-вот придется двигаться. — Один из элимов стал забрасывать костер снегом. Огонь возмущенно зашипел, и повалил густой пар.

— Надо идти. Буря кончилась, а за вами наверняка гонятся. Вы приехали на Желуде…

Я прочел тревогу на его лице и поспешил успокоить его, передав слова Давина. Говорить пришлось ртом, набитым божественно вкусным хлебом с маслом.

— Ну, вот и хорошо, — улыбнулся Нарим. — Давин из нас самый лучший и самый храбрый. Вы ведь успели познакомиться, правда?

— Какой я был дурак… едва не погубил еще одного хорошего человека, да и Давина тоже — если бы кто-нибудь заподозрил, что он сделал… Нарим, вам с друзьями надо бы держаться от меня подальше. Вы опять спасли мне жизнь, я вам несказанно благодарен, правда, но лучшей благодарностью с моей стороны будет, если мы поскорее расстанемся.

Нарим с улыбкой покачал головой:

— С тех пор, как мы подобрали вас в Лепане, Эйдан Мак-Аллистер, вашей жизни по большому счету ничего не угрожало, — вы же двоюродный брат короля. А еще вы — последняя надежда элимов. Если вы чувствуете себя в долгу передо мной или моим племенем, у вас будет блестящая возможность отдать его. Только останьтесь у нас. Мы готовы пойти на что угодно, лишь бы вас уберечь.

— Ничего на понимаю. Как так вышло, что вы и Давин…

— И еще Тарвил — вот он, навьючивает лошадей. У вас полно друзей. Сейчас у меня нет времени все вам объяснять. Надо идти, пока Всадники не решили взглянуть в нашу сторону. Знайте, что пока жив хоть кто-то из нас троих, вы в Мазадин не вернетесь.

— Но ведь…

— Поживее, а то в сумку засунем. — Нарим бросил мне плащ и башмаки, присовокупив теплую рубашку и толстые шерстяные перчатки. Это были мои собственные перчатки и рубашка. Последний раз я их видел в своей комнате в Камартане. Мне подумалось, что тихий элим, снимавший комнату напротив, тоже, наверно, окажется среди моих спасителей.