Юрий Циммерман - Серебро далёкого Севера Страница 28

— Ну что же ты, Филли, ну кончи же в меня! — недоуменно и капризно захныкала Ирма, снова превращаясь из разъяренной тигрицы в избалованную маленькую девочку.

— Что? Ах да, маленькая, ну конечно же… — Дать племяннице желаемое было делом техники, однако мыслями его сиятельство был уже совсем далеко.

"Завтра же поутру — обратно в Хеертон, и причем не мешкая, телепортом. Этого сопляка надо раздавить. Раздавить немедленно — и окончательно."

12. Взятие "на проходе"

С чего начинается заграница? Правильно, с буфета. Долгие выяснения отношений с пограничной стражей, предъявление проездных грамот и препирательства по поводу размера взимаемой мзды вызывают, помимо всех прочих неприятных эмоций, еще и здоровый неудержимый голод. Собственно, стражники на это и рассчитывают: несчастный путник, у которого сосет под ложечкой, становится куда более сговорчивым и щедрым — особенно если буквально в нескольких шагах от мытной заставы виднеется изукрашенный яркой росписью трактир, а в воздухе витает отчетливый запах жарящегося мяса и забродившего хмеля. То, что еда в этом трактире будет невкусной, выпивка паршивой, а цены несусветными, неопытный путешественник обнаруживал лишь заметно позднее, когда отыграть назад уже невозможно.

Барон Зборовский, впрочем, был путешественником опытным — в отличие от Юрая, который в первый и единственный раз пересекал границу Энграма пятнадцать лет назад (лесными тропами, в обход стражи, в драных сапогах и с небогатой котомкой за плечом). И поэтому Влад буквально силком усадил измученного долгой дорогой чародея обратно в седло, заставив проделать еще десяток лиг до ближайшего крупного поселения — Змийгорода. Зато сейчас путники уже сидели, наконец, за щедро накрытым столом, наслаждаясь не по-осеннему теплой погодой, видом старого города и фирменной малоросской кухней.

Путь до границы с Белозерским царством занял целую неделю, причем последние дни — по Коропецкому нагорью, разделяющему Энгр и Малую Рось. До недавней поры все поездки Юрая верхом на лошади заканчивались не далее чем в соседних деревнях, недаром его прозвали отшельником: домоседский характер знахаря был хорошо известен всей округе. И теперь, с непривычки, задница его преподобия была изрядно отбита долгой поездкой. Поэтому они с Владом договорились сделать в Змийгороде остановку на пару дней, чтобы отдохнуть, оглядеться и основательно обсудить свои дальнейшие планы. До серьезного разговора, впрочем, дело еще не дошло, и пока что барон со знанием дела нахваливал знаменитый малоросский "Спотыкач", пампушки с чесноком и "змеину потраву" — острый суп, которым славились коропецкие харчевни. Супчик был действительно ядрёным, под стать легендарному Змию Полозу, от которого якобы и пошло название Змийгород.

По случаю погожих дней хозяин корчмы выставил свои столы на площадь перед входом в заведение, и Юрай, отдавая должное и змеиному супчику, и пампушкам, одновременно озирался по сторонам, разглядывая незнакомый, типично малоросский городок. Каменных строений, равно как и двух- и трехэтажных домов, здесь было заметно меньше, чем в столице Энграма, зато проезжие улицы казались гораздо шире. Впрочем, булыжником они были вымощены куда небрежнее, чем в Вильдоре, и громыхание телег на ухабах и выбоинах постоянно отвлекало алхимика от повествования Зборовского, упоенно рассказывавшего теперь про загадочную пещеру в Коропецких горах, где, по слухам, и обитал легендарный змий: "Веришь ли, дружище, местный народ верит, что где-то в этой пещере схоронены несметные богатства, которые тот змий охранял, и суетятся там каждое лето, ну чисто мухи над навозом — всё то золото ищут…"

Прохожий люд в Змийгороде тоже был разнообразен и колоритен: усатые деды с благообразными сединами, удалые "робяты" в цветастых рубашках и широких штанах, да румяные дородные бабы — по большей части невысокие и темноволосые, с каким-то хитроватым и задорным выражением на щекастых лицах. А особенно хороши были малоросские девки, полногрудые и улыбчивые, буквально ласкающие тебя взглядом, словно приглашающие к разговору, а потом и к чему-нибудь более забавному… И Юрай, оглядывая город, постоянно ловил себя на том, что вместо того, чтобы любоваться смешной фигуркой домового на крыше какого-нибудь забавного дома, он уже давно провожает взглядом округлый зад прошедшей мимо молодой горожанки.

Но, всё-таки, более всего занимал сейчас Юрая возвышавшийся над городом Двуединый Храм. Волей князя Ренне бывшый знахарь из Медвежьего угла был ныне возведен в духовный сан, и официальным объяснением дальней поездки его преподобия были поиски древних теологических рукописей в Островском скиту на севере Белозерья. Эту хитроумную легенду придумал барон: поскольку указа императора об изгнании Юрая-охальника из Вестенланда еще никто не отменял, то почти весь путь на север путешественники должны были проделать по землям Белозерского царства. А Островской скит — средоточие богословской мудрости, знаменитый монастырь, основанный еще Рыгором Блаженным — располагался как раз на севере, неподалеку от границ Вестенланда. В давние времена Севфейен был независимым государством, а город Фанхольм некоторое время даже являлся его столицей. Но сейчас большая часть этих земель входила в состав империи Вестенланд в качестве графства Свейн, а меньшая была завоевана белозерскими царями и называлась Фейнской губернией. Именно в этой губернии и находился Островской скит. Так что тайному советнику князя Ренне и сопровождавшему его Зборовскому предстояло чинно и неторопливо проследовать с богословско-дипломатической миссией по Малой Роси и северному Белозерью вдоль вестенландской границы. И уже только потом, прибыв в Фейн, найти местного проводника, который поможет им без лишнего шума переправиться через границу и добраться до Фанхольма.

Вживаясь перед отъездом в роль служителя Двух Богов, Юрай посетил несколько жреческих служб и даже пролистал пару ученых трактатов. В принципе он знал, чего можно ожидать от храмового устроения Белозерья, но одно дело знать по рассказам и манускриптам, и совсем другое — увидеть своими глазами. Как в Вестенланде, так и в Энграмском княжестве храмы Армана и Тинктара существовали порознь. Одни были традиционно высокими и узкими, с несколькими башенками на крыше, другие же — приземистые и широкие, с венчающим здание полукруглым куполом. А здесь для богослужений был поставлен Двуединый Храм, и он возвышался сейчас над Змийгородом, прекрасно видимый Юраю и барону с городской площади: невысокий, вытянутый в длину, с куполом на одном краю и двумя высокими стрельчатыми башнями — на другом.