Отец Пепла (СИ) - Крымов Илья Олегович Страница 29

— Сколько было нападавших, почтенный эаб Годвур?

Тысячный воевода Нильссан эаб Годвур давно страдал бессонницей и оттого он оказался единственным из всех, кто был полезен прошлой ночью. Рослый гном с густой гривой и длинной рыжей с серебром бородой, чуть опустил плечи и отвёл взгляд.

— Неизвестно, господин. Трупов у нас на руках сорок девять, но вообще нападавших было намного больше, они орудовали повсюду, эти проклятые тени. Резали спящих, резали скакунов, поджигали припасы. Сеяли хаос.

— Куда же делись остальные, если трупов неполных полсотни?

— Утекли, господин, — глухо ответил воевода. — Мы обнаружили бреши в заграждении между вагонами и под ними, нашли следы на валу, оставленные беглецами. Судя по всему, они подготовили пути отступления прежде чем начать своё подлое дело.

— Итог, — Оредин глубоко вдохнул, — враг лишил нас части высшего командования и многих сотенных, почти уничтожил разведывательный отряд, урезал нам ресурсы, забрал жизни у ста ратников и ещё сотню превратил в обузу. За всё это он заплатил лишь сорока девятью трупами. Я ничего не упустил?

— Да, господин, — кулаки эаб Годвура сжались, — всё так.

— Ошибаешься, почтенный, ведь я ничего не сказал о том, как низко пал боевой дух выживших. Но знаете ли вы, что ещё худе всего перечисленного?

Офицеры молчали, только Озрик шмыгнул длинным носом и тихо ответил:

— Нам непонятно, как им это удалось.

— Именно. А раз нам непонятно, то мы не защищены от повторения. Вот, что хуже всего.

Наследник отвернулся, прикрыл глаза, пытаясь совладать с мучительной болью. Он обязан был думать, искать ответы, но в голову ничего не шло, раны горели огнём, пульс бился в них, заставляя вздрагивать. Лекарь уже давно передал Оредину снадобье, чтобы уснуть без мучений, но тот лишал себя отдыха, виня в происшедшем. Это было глупо, — отдохнув, его разум мог бы справиться с загадкой, но, в то же время, терзало чувство, будто, если Оредин уснёт, без его присмотра всё повторится. Старый Озрик понимал, что творилось в голове у бывшего воспитанника, но молчал, зная, что это состояние необходимо переждать.

— Нашли что-нибудь интересное? — спросил он у лекаря.

— О, примечательные дылды, господин! — улыбнулся тот. — Много старых ран и переломов, но все — сильные выносливые особи. Хотя и разные. Обычно, жители таких маленьких уединённых углов испытывают нехватку свежей крови, все друг другу родичи, все похожи, но у этих масса различий, цвет волос, глаз, рост…

— Они поколениями воровали чужих женщин.

— Дерзко и мудро, — хмыкнул лекарь. — И выбраковка у них была неплохая. Видишь эти шрамы, господин? Похожи на чешую, правда?

Оредин тяжело выдохнул, открыл глаза. Несомненно, обнажённые трупы людей представляли некоторое зрелище. Плечи, предплечья, а также грудь, живот, бёдра и голени каждого трупа покрывали многие тысячи тёмных рубцов, похожих на чешуйки. Лицо каждого из мужчин было татуировано соответствующим узором, бород и усов никто из них не носил, а языки у всех были разрезаны вдоль, словно у змей.

— Членовредительство как часть культуры, — размышлял лекарь, — может быть, ритуал эмансипации. В эти надрезы втиралась зола, чтобы они обрели цвет, дольше заживали и выглядели более выпукло. Я уверен, что многие особи умерли от заражения крови, но самые крепкие выжили и вот они теперь, лежат перед нами. Обрати внимание, господин, у них есть и более традиционные татуировки.

На правом плече у каждого мертвеца среди «чешуек» находился участок гладкой кожи, где было вписано: «LECIXILDIA».

Оредин вновь сомкнул глаза; боль и не думала отступать.

— Нам всем нужно понять одну важную вещь, — сказал он так, чтобы каждый офицер навострил уши, и чтобы никто вне круга командования ничего не услышал, — мы пришли ставить на колени дикарей, но оказались лицом к лицу с вражеской армией. Мы думали, что будем сражаться на своей территории, но нам придётся сражаться на территории врага. Всё это должно быть уяснено иначе подобное повторится ещё не раз. Недооценённый противник уже наполовину победил, так не отдадим же ему победу целиком.

Он сглотнул вязкую слюну, перетерпел новую вспышку боли.

— Тебе нужно отдохнуть, мальчик мой…

— Вынесите трупы врагов наружу, сложите вместе, пусть гниют под открытым небом, раз у нас недостаточно угля, чтобы их сжечь. Наших покойников захоронить по обычаю, сложите воеводам подобающие кэрны, камней вокруг полно, и…

Левое веко Оредина дёрнулось, он замер и стоял так неподвижно, пока старый Озрик не толкнул его.

— Мне было озарение. Камни.

— Что? — не понял рунный мастер.

— Мы сражаемся с армией, они все носят на своей коже одинаковую «броню», знаки принадлежности, наверняка имеют понятие о дисциплине, умеют следовать приказам, строить планы военных действий. Тот человек, пусть калека, но, всё равно солдат, он участвовал во всём с самого начала. Ты был прав, старина, для этих дылд с самого начала было очевидно, что кровопролитие неизбежно, и они с самого начала следовали плану. Безногий дал команду.

— Команду, господин? — Воевода эаб Годвур подался вперёд.

Оредин разозлился:

— Вы что, ещё не взяли в толк? Он отдал команду лазутчикам, когда стал кричать, будто мы в первый раз его плохо слышали. Это было не для нас, а для наших врагов, которые уже были в лагере, успели осмотреться в самую первую ночь, а на вторую получили разрешение действовать. Как только миновала полночь, наступило «завтра» и началась война. Дылды соблюдают какие-то правила, быть может, сохранили воспоминания о воинских законах прошлого. А раз мы на войне, то рейд в лагерь врага — доблестный подвиг. Они выбрались из укрытий, убили часовых и впустили в лагерь большой отряд.

— Но где эти укрытия, и как они в них забрались? — с трудом сдерживая волнение, спросил командир разведчиков. — Прежде чем стать лагерем, мы прочесали каждую пядь, пустили в каждый из колодцев по десятку стрел, швыряли камни, — там никого не было, а больше прятаться…

— Надо было ещё под каждый камень заглянуть, — сказал Оредин.

По середине долины бежала дорога, стиснутая полями. Каждое поле ограждала невысокая ограда, гному по грудь, человеку — и того ниже. Её составляли одинаковые плоские камни вулканических пород, тёмные, стекловидные, плотно подогнанные. Когда корпус встал лагерем, часть этих оград попала внутрь периметра и их использовали для удобного разграничения меж подразделениями. В углах оград находились камни другой породы, большие валуны с выбитыми рунами, укреплявшие кладку. Смысла в этих надписях гномы не увидели, тот, кто наносил руны явно не владел благородным гонгарудом. Тем не менее, суеверный страх повредить писаному слову заставил их аккуратно обойтись с камнями, постараться не повредить их, пускай, надписи были сделаны даже не рунами.

Приближаясь к одному из угловых валунов, Оредин вырвал из рук подвернувшегося ратника кайло и неловким ударом загнал её под край. Рывок получился неожиданно лёгким, камень перевернулся и открыл всем взглядам выщербленное нутро, эдакий рукотворный черепаший панцирь, под которым в земле имелась яма. В ней вполне смог бы уместиться взрослый человек, скрутись он калачом.

— Крэндамора! Клянусь кремнием и камнем! — воскликнул воевода.

— И отверстия для дыхания есть… — сказал Оредин, борясь с острой болью в левой ладони. — Вот где нам пригодились бы дрэллеры, вынюхали бы лазутчиков в первые же часы. Берите ратников, переверните каждую из этих проклятых обманок, вдруг под ними ещё кто-то остался, чтобы следить за нами. А я пока пойду, посплю…

Шаркая, наследник, отправился к шатру; на самом деле он не верил, что поиски увенчаются успехом, и с горечью понимал, что враг знает их привычки, слабости, они же не знают о враге почти ничего, и это значит, что война уже движется к поражению. Но об этом потом…

Глава 7

Цена свободы часть 2

Сон оказался крепким, но пробуждение стало мучительным, раны болели так, словно их нанесли только что. Бодрствуя, он мог это скрывать силой воли, однако, сразу после сна воля была слаба, а боль — сильна. Оредин стиснул зубы, поднимаясь с койки, посмотрел на пятно крови, въевшейся в ковёр.