Карина Демина - Невеста Страница 29

У него и ногти отрастать начали, такие тоненькие мягкие пластины поверх розовой кожи.

Вот только зрение не возвращалось. И отпечаток решетки на спине оставался неизменен. Аккуратные дырочки с белыми краями не гноились, но и не спешили зарастать, напротив, каждый вечер сочились сукровицей, словно издевались.

Моих сил явно не хватало, чтобы закрыть их надолго.

А если бы сил стало больше? В разы? В десятки раз?

Вряд ли снять это клеймо сложнее, чем изменить суть алмаза, наполнив камень предвечной чернотой.

Неправильные мысли, Эйо. Опасные. И прежде всего — для тебя самой.

Поэтому — молчи.

Мы успели добраться до скальной подошвы, когда грянули первые раскаты. Небо стремительно потемнело. Налетел ветер и, закружив сухое былье, швырнул его в лицо.

Весенние грозы опасны.

Синяя молния расколола небо.

— Скорей! — Я схватила Одена за руку и потянула наверх. Чутье подсказывало, что где-то рядом есть укрытие. Неважно, пещера, разлом, просто канава, но хоть что-то.

И в то же время гроза звала. Она звенела далекой грозной медью, скулила, словно храмовые флейты, и в извивах ветра мне виделась фигура Матери-жрицы.

Танцуй, Эйо, танцуй… ты же слышишь, как мир зовет?

Черный зев пещеры вынырнул из сумрака. Узкая. Тесная. И воняет серой, все-таки источники близки, как вода и обещала. Но ничего, главное, что Одену места хватит.

Железные псы не очень-то с грозами ладят.

— Осторожно!

Он все же шибанулся лбом. Запоздало выставил руки, нащупывая проход, и, опустившись на четвереньки, пополз. Вот так.

А первые капли коснулись земли. Нежно, лаская…

— Эйо!

— Нет… извини, но мне надо.

Надо спрятаться. Закрыть уши. Не поддаваться.

Но в небе кружились грозовые птицы и звали меня. По имени, по крови: пусть ее была лишь половина, но птицам достаточно. Их перья отливали всеми оттенками синевы. И само небо лежало на крыльях. Гроза звала.

Она так давно меня звала, а я не слышала.

Пряталась.

От чего? Разве мир не стоит того, чтобы быть услышанным?

Я стянула ботинки, отправив их в пещеру. Птицы торопили. Нельзя пропускать свою первую грозу… Она шла с юга, от моря. Зачерпнув соленые воды, несла их для меня. И кусок синего неба. Десяток беспечных звезд. Сотню нитей, что заставляют мир дрожать в предвкушении.

Скорее, Эйо, тебя ждут… только тебя и ждут.

Избавиться от одежды — ком швырнула, не глядя, уже не боясь, что вымокнет.

Ветер кружил. Ласкал кожу, царапал когтями пыли и тут же зализывал нанесенные раны. Там, выше, надо мной открывалось сердце грозы. Оно стучало и звало.

Лети, Эйо, танцуй.

Отпусти себя, послушай, как гроза поет. Тяжелые горячие капли касаются кожи…

Желтые ветви молний прорастают на небе. Одна за другой. Все ближе и ближе.

Камни трещат.

И вода, всюду вода… кружись, Эйо. Быстрей. Легче.

Не бойся ничего. Вспомни, как молнии садились на раскрытые ладони Матери-жрицы. Выше руки. Попроси у неба… оно отдаст…

И я тянулась, умоляя позволить прикоснуться. Я ведь тоже могу подержать молнию в руках… хотя бы мгновение. Небо почти согласилось. Оно потянулось ко мне, сбрасывая один за другим покровы черноты, пока не осталось яркого, ослепляющего сияния новорожденной молнии.

Моей.

Сейчас она сорвется огненной каплей и развернет в полете рваные крылья.

Опустится мне на ладонь…

Признает Эйо…

Я задержала дыхание.

И оказалась на земле, придавленная немалым весом пса.

Что он тут делает?

Пусть убирается! Это моя молния! И только моя! Я выпью ее до дна…

Он что-то кричал в лицо, а я не слышала. Я молча отбивалась, пытаясь выскользнуть из объятий пса, но Оден не собирался отпускать. Небо весело грохотало, а молния, моя молния, ударила в камни. Брызнул гранит, и волна жара прокатилась по коже.

Вот и все.

Я заплакала от огорчения. Я ведь ждала эту молнию так долго… грозы меня не звали. Всех, но не меня. Мать-жрица учила их слушать, и я старалась, я очень старалась, я знала, что старше многих, но… грозы меня не звали.

А когда наконец откликнулись, вмешался этот пес.

Он поднял меня на ноги рывком и потянул к пещере, не обращая внимания на вялое сопротивление. Пусть уйдет. Я попробую еще раз… пусть только уйдет.

— Ни за что. — Оден прижал меня к себе. — Слышишь? Ни за что!

Он был зол. И страшен. Я даже подумала, что еще немного, и Оден обернется. Но нет, он втолкнул меня в укрытие и сам заполз.

Стащил мокрую рубашку, сапоги и сказал:

— Иди сюда.

Не хочу. Ненавижу.

— Эйо, не глупи, иди сюда. Ты вся вымокла. И замерзнешь.

Мне жарко, там, внутри, горит огонь, а если бы он не вмешался, то… огня стало бы больше.

Оден на четвереньках двинулся ко мне, а отступать было некуда. Я выставила руки, уперлась в его плечи и когтями пропорола, но он даже не поморщился. Сгреб в охапку, прижал к груди:

— Успокойся. Гроза сейчас уйдет.

Вот именно. И молнии с ней. И они не вернутся. Я так долго ждала, а теперь… теперь грозы подумают, что я их недостойна.

— Ты не пугай меня так, ладно? — Оден провел ладонью по волосам, мокрым и тяжелым. — Слышишь, стихает?

Слышу. Птицы подымаются выше и выше. Они расскажут другим обо мне. И больше никто не захочет подарить мне молнию.

— Почему не предупредила, что тебя зовут? Я ведь только слышал о таком…

Каком?

— О том, что грозы лишают вас разума. Если бы сразу сообразил, я бы тебя не выпустил.

Я не сумасшедшая. Просто молния… она такая красивая. Кажется, вслух говорю, ну и пусть. Я бы не сделала ей больно. Подержала бы в руках. У Матери-жрицы получалось приручать молнии.

И отдавать их силу камням.

Эти алмазы были желтыми или красными, не как рубины, алмаз ведь все равно алмаз. Но черные — дороже всех. И я сбежала. Я не хотела становиться камнем, хотя, наверное, очередь пришла бы не скоро, ведь только сейчас меня позвали грозовые птицы.

А он помешал.

— Ты бы сгорела, девочка.

Нет!

— Да. Ты бы не справилась с этой силой. Вымесок не удержит полную жилу, а ты — молнию. Не обижайся, но ты не настолько альва.

А кто тогда?

— Радость. — Он гладил плечи и спину, ногами сжал мои ноги, не позволяя высвободиться. И прижимал так крепко, что мне вдруг стало очень неудобно.

Он ведь все-таки мужчина.

— Не надо бояться. — Оден тихо засмеялся. — Я не трону тебя. — И зачем-то добавил: — Я знаю, за кем охотятся грозы.

Откуда? Он вообще знает как-то слишком уж много.

— Гримхольд — это граница, и там… всего хватало. Однажды мне пришлось разбираться с крайне неприятным делом.