Ник Перумов - Черное копье Страница 29

И Фреир поведал им удивительную историю о том, как лет сто назад в Гелии появился странный пришелец откуда-то с востока, по виду и языку – гном, не из колена Дьюрина; само по себе это ещё не было удивительно, ибо существовало ещё шесть младших родов, пошедших от остальных шести Праотцов; но этот гном был и не из их числа. На голову выше любого из обитателей Гелии, он обладал огромной силой и владел поистине чудесными секретами мастерства. Из его рук выходили такие совершенные в своей законченности самоцветные камни, что раз взглянувший на них уже не мог оторвать взгляда; и камни эти за огромные деньги покупались вождями Прирунских племён и племенных союзов. Пришелец назвал себя Наугримом (Фолко удивился – это значило всего-навсего «гномы» по-эльфийски, на языке Синдара; пришелец скрыл свое настоящее имя, а речь Перворождённых гелийцы, конечно же, давным-давно позабыли, если когда-либо и знали). За сто лет он сотворил лишь пять или шесть таких камней; но они принесли ему и богатство, и славу. Однако он отдал всё полученное за них Совету Гелии, сказав, что ему ничего не нужно; и ещё он часто давал дельные советы, никогда не ошибаясь, а потом постепенно стал и предсказывать. Сначала он говорил лишь о сугубо подземных вещах – где следует ожидать прорыва вод, куда должна повернуть хитро проведённая жила и так далее, но постепенно стал предупреждать и о возможных тревогах на поверхности. Он предсказал великое вторжение с востока, когда соединённые силы истерлингов Великой степи, дружины дорвагов и Торговой области вкупе с подошедшими отрядами гномов Гелии с величайшим трудом и большим для себя уроном отбили натиск неведомых кочевников с юго-востока; после этого Наугрима хотели выбрать в Совет, где ему давно следовало быть по его искусству, знаниям и рассудительности, но он вновь отказался. А за несколько лет до появления Олмера он предрк появление «короля за грядой» и советовал гномам не пропустить его туда; но предсказание оказалось настолько мрачно и запутанно, что его никто не понял; на расспросы же Наугрим не ответил, он был в страшном отчаянии, и впервые за долгие десятилетия народ увидел его плачущим. Только после появления Олмера гномы поняли, в чём был смысл тёмных слов пришельца; но было уже поздно. Леса Ча словно пробудились от векового сна; воспряли духом мерзкие гурры, и чащобы стали окончательно непроходимы. Наугрим лишь горько сжал губы при этом известии.

– А что он говорил об Олмере? – стал допытываться Фолко.

– Это было что-то вроде стихов, – отвечал Фреир, – и звучало так:

Когда Чёрный Страх в Казад-Дум заползёт,Тогда за Грядой Собиравший взовьётСвой стяг чёрно-белый, и Чёрная ЖутьОтправится в новый погибельный путь.И, молнии прошлого в длани подъяв,Сбирающий выступит, прям и кровав.Под чёрным плащом – бестелесная грудь,Небесный Огонь проложил ему путь.И сплав чёрной воли и смелых сердецОн вложит в трёхзубый волшебный венец,И волнами мрака надвинутся те,Что ждали веками сей день в пустоте.Тогда помертвеет пустой небосклон,И звёзды исчезнут, и вступит на тронТот, кто изначально был лишь человек.Наденет корону – и кончится век.

Недобрая тишина затопила гостиную Фреира. Сам он потупился и умолк, слышно было лишь потрескивание дров в камине.

– Что же всё это значит? – выдавил из себя Торин.

– Не знаю, – нахмурившись, ответил Фреир. – Наугрим не объяснил. Он лишь говорил, что надо остановить Засевшего за грядой, не пожалев жизней. Он так напугал всех, что Совет уже почти решил готовить полки, однако тут пришло сообщение, что за грядой уже трепещет страшный чужой флаг – белый круг в чёрном поле и в кругу – трёхзубая чёрная корона… И тогда Наугрим сказал: «Поздно».

Фолко сидел и чувствовал, как мир вокруг него теряет привычные очертания.

– Как увидеть Наугрима? – только и смог вымолвить он.

– Я провожу вас, – ответил Фреир. – Он ещё никому не отказывал.

Фолко почти бежал по нешироким коридорам Гелии, гномы едва поспевали за ним. Он ничего не видел, кроме спины шагавшего впереди и поминутно вынужденного наддавать ходу Фреира; и ещё он чувствовал, как начинает исходить тепло из висящего на груди заветного клинка.

Наугрим вышел к ним сам, они столкнулись с ним, завернув за угол. Похоже было, что он знал об их появлении.

Наугрим действительно был очень высок для гнома, на голову выше любого из них; ширина плеч говорила об огромной силе, чёрная густая борода спускалась почти до пояса; концы волос были обожжены. Но его глаза – ярко-синие – были такого редкостного даже среди людей цвета, что трудно было отвести от них взгляд – они казались удивительной чистоты самоцветами в тёмной оправе.

Взгляд Наугрима в первый же миг цепко ухватил хоббита; где-то в глубине чёрных зрачков, словно огонь потаённых кузниц, билось алое пламя мысли, и взгляд этот поистине заворожил Фолко. Хоббит вновь невольно взялся за рукоять на груди – и понял, что сила кинжала властно толкает его вперёд, к этому удивительному существу. Он испытал нечто подобное тому, когда кинжал вёл его к синему цветку.

– Здравствуй, я давно ждал тебя и твоих спутников, – обращаясь к хоббиту, заговорил Наугрим густым басом. – Ты бросил-таки свою долю на чашу весов. Идём же – будем говорить, и я постараюсь помочь вам отыскать единственную путеводную тропинку в том море мрака, что окружит вас, едва вы выберетесь из гостеприимной Гелии.

Он протянул хоббиту руку, раскрыв тёмно-коричневую ладонь, бугрящуюся крепкими, точно камень, мозолями, тыльную её сторону пересекали несколько белых шрамов, особенно заметных на потемневшей от времени и трудов коже.

Наугрим провёл троих друзей внутрь своего обиталища – скупо освещённого несколькими лампами покоя; все стены были увешаны оружием такой красоты, что у гномов отнялись языки.

– А камни не здесь, – вдруг улыбнулся в ответ на невысказанный вопрос Наугрим. – Это ниже, в тигельной… Но хватит! – вдруг возвысил он голос. – То, что я скажу, – лишь для ваших ушей, и даже лучшим друзьям вы не должны рассказывать это.

– Почему? – удивился хоббит.

– Ты же слышал слова, что всякое знание должно быть заслужено. Вы заслужили. Прочие – нет.

Наугрим стоял, высокий и строгий, лицо его было бесстрастно – не судья, но лишь выполняющий предназначение Того Неведомого, в чьих руках качаются Весы и кому одному дано судить, как сделать так, чтобы равновесие никогда не нарушалось. И Торин с Малышом как-то оробело приумолкли, глядя на застывшего, точно изваяние, Наугрима. Тот указал жестом на каменную лавку, застеленную коврами, и хоббит послушно сел; Наугрим остался стоять, его лицо рассекали резкие чёрные тени от падающих лучей неяркой масляной лампы; он перемежал всеобщий язык с древнеэльфийским, и странно было слышать нежный язык эльфийского Заморья, в тёмной пещере Гелийских гор звучал Квенея, язык Валинора. Фолко понимал его, он сам учил этот язык по старым записям Бильбо, приведённым им текстам и параллельным переводам; учил просто так, не веря, что Высокая Речь когда-нибудь зазвучит вновь; однако ошибся.