Елизавета Дворецкая - Лес на той стороне, кн. 1: Золотой сокол Страница 29

– Поди прочь, сила нечистая, поди туда, где солнце не светит, роса не ложится, – именем Перуна гоню тебя в болото, на три сажени вглубь! – вдруг, как опомнившись, крикнула Елага и быстро, сорвав с пояса огниво, прочертила в воздухе перед собой громовой знак.

Что-то невидимое пронеслось через избу к двери, и Зимобор всей кожей ощутил, как нечто плотное, холодное, движется мимо него, раздвигая слои воздуха. Скрипнула дверь, и все стихло.

Люди молча ждали, но все было спокойно.

Елага опустилась на лавку, куда перед этим сел и Доморад. Дивина так и стояла у стены, там, куда ее загнало взбесившееся лезвие. Зимобор посмотрел на нож в своей руке: тот вел себя смирно. Сам нож тут был ни при чем. Задним числом вспоминая, Зимобор сообразил: он просто вырвал нож из рук у кого-то, притом этот кто-то совершенно не умел обращаться с ножом… Это было не настоящее нападение, а только злая игра – которая, однако, вполне может превратиться в нападение, если вовремя не дать шутнику по рукам.

– Положи, – не сказала, а выдохнула Дивина и, шагнув к Зимобору, забрала у него нож. – Не тронет… Он сам-то не опасный. Нож как нож…

– Что это было?

– Вол… Волхиды наши… Объявились. Купала скоро, вот они и выбираются на белый свет… Ой, матушка! – Дивина бросилась к Елаге и обняла ее. – Объявились! И прямо к нам! Осмелели, дальше некуда! Сколько же они за зиму силы набрали!

– Ну, ничего! – Елага погладила ее по голове, но на ее лице оставался все тот же застывший испуг перед неодолимой опасностью. – И на них найдем управу.

– Кто такие волхиды? – спросил Зимобор. – Что за напасть?

– Духи невидимые, с того света приходящие.

– Невидимые?

– Да. Да ты никак видел его! – Дивина пристально глянула на Зимобора.

– Кого?

– Да волхидника! Или волхиду! Кто это был?

– Я не знаю… – Зимобор растерялся.

– Ты же видел его! Ты же нож отобрал, как будто видишь! Как будто руку видишь, которая нож держит!

– Я не видел! – Зимобор мотнул головой. – Просто мне и видеть не надо. Меня же учили. – Он беспокойно потер пальцем горбинку на носу. Дивина посмотрела на эту горбинку, и лицо ее несколько прояснилось, как будто она что-то поняла. – Глаза видят только нож, а тело само знает, где рука, которая его держит.

– Я что-то такое когда-то видела, – пробормотала Дивина. Взгляд у нее вдруг стал сосредоточенно-отсутствующий, как будто она пыталась разглядеть в своем прошлом что-то безнадежно забытое. – Это же все равно что слепому драться со зрячим, да? Я что-то такое видела… Был человек, который мог на мечах биться с завязанными глазами. Так смутно помню… приснилось мне, что ли? Никогда не вспоминала, а тебя увидела – вспомнила. Где, когда, не знаю, а вот стоит перед глазами: двое бьются, мечи блестят, а у одного глаза завязаны. Сам рыжий такой, коренастый и в малиновой рубашке.

– Был когда-то у полотеского князя такой, Стремиша Слепой его звали, хоть он был зрячий, – с недоумением дополнил Зимобор. – Ты про него, что ли? Я сам его там видел давным-давно. Точно, рыжий был. Но ты-то где могла его видеть? Или ты была в Полотеске?

– Может, с полюдьем приходил, – вставила Елага, с беспокойством глядя на Дивину. – Может, из княжьих людей кто рассказывал, еще пока ты маленькая была, а дети малые и сами не знают, то ли видели, то ли им рассказали, а они помнят, будто сами видели. Бывает так.

Она держалась спокойно, но Зимобору почему-то подумалось, что зелейницу беспокоит этот разговор.

– Так расскажите наконец, что это за волхиды такие! – воскликнул Доморад.

Волхидами называли чародеев и колдунов, которые сторонились людей, отличались злобным нравом, знались с нечистью и были опасны. Лет сто назад неподалеку от Радегоща поселилась одна такая, пришедшая неведомо откуда. И с ее появлением в городе начались беды: недобрая и жадная волхида ворожбой отнимала молоко у коров, уводила скотину, портила посевы. У нее была большая семья – как говорили, семь сыновей и семь дочерей, и все такие же чародеи-волхиды. Говорили, что мужа у старухи никогда не было и что всех детей она родила от Огненного Змея, который летал к ней по ночам. Еще говорили, что ее сыновья взяли в жены дочерей и что от них скоро расплодится столько злыдней, что заполонят собой всю землю. Не раз жители Радегоща и окрестных родовых поселков пытались извести семейство старой волхиды, но никто не мог найти ее дома: волхида так ловко отводила людям глаза, что жители Утицы однажды брали приступом тын Гатища, а низодольские мужики в другой раз подожгли Русавку – в полной уверенности, что бьют и жгут Волхидку со всеми ее обитателями. Жаловались и самому князю. Князь Честослав хотел было пойти на Волхидку – но пала с неба молния и погубила его вместе с дружиной. Говорили, что и молнию ту вызвала старая волхида, после того уже никто не смел с ней воевать. Окрестности пустели, жители разбегались, целые роды снимались с места, бросали насиженные места и уходили в лес, куда глаза глядят.

Но всему есть свой срок, пришло время и волхиде помереть. Как рассказывали, старуха мучилась трое суток, не в силах расстаться с душой, пока сыновья не разобрали крышу. И тут пал с неба Огненный Змей, схватил старуху в когти и понес прочь. Рассказывали, что кричала она, как тысяча диких зверей, хваталась руками за крыши и те крыши сразу загорались жарким пламенем. И вдруг дрогнула земля, и вся Волхидка провалилось вместе со старухиными сыновьями, дочерями и внуками. Теперь там озеро, называемое Волхидиным, а вокруг болото, и никто туда не ходит. С тех пор жить в округе стало гораздо легче. Но три раза в год – на солнцеворот, на Медвежий день и на Купалу – волхиды невидимо выходят из болота и являются к людскому жилью: крадут молоко у коров, сушат источники, портят посевы. Иной раз уводят людей, хотя все отцы и матери только и знают в эти дни, что стеречь детей.

– Болото это такое дурное, что ни за каким делом туда не ходят, – говорила Дивина. – Вот прошлой осенью с голоду пошли было туда клюквы поискать… Да кто пошел, ни один не вернулся. А болото растет. Что гать в Новогостье зарастает – тоже их работа. Хорошо еще, ты дорогу пошел искать и на нас вышел. Останься вы на болоте ночевать – еще неизвестно, дождался бы утра хоть кто-нибудь.

– А еще есть слух, что те, кто у нас той зимой умер, все к волхидам в болото ушли и теперь с ними поселились, – добавила зелейница. – Той зимой нечисть вся в великой силе была. Людям плохо – нечистым хорошо. Мы голодали – они, проклятые, нашим горем питались. Заклинали мы их, пытались им путь на белый свет затворить – как ни бьемся, а они щелочку находят. Вот теперь и опять… Купала скоро… Вот, полынью, чертополохом запасаемся. Всю ночь будем костры жечь, скотину оберегать.