Таня Хайтманн - Оборотень Страница 29

Но Давид сдержался. Подобные любовные жесты не сочетались с грубой страстью, с какой они любили друг друга в подъезде, а потом — в его постели. Там не было места нежности — настолько сильна была потребность в слиянии и быстром удовлетворении. Не то чтобы Давиду мешала эта поспешность, но теперь ему было очень трудно просто коснуться Меты, без желания возбудить ее. Он боялся, что это будет неверно понято или — того хуже — отвергнуто.

Давиду не хотелось ни о чем думать, и по примеру Меты он закрыл глаза. На улице все еще лил дождь. Он напомнил Давиду о том, как чудесно пахла кожа Меты, когда он снимал с нее мокрое платье. На ощупь она была холодной и гладкой, а мгновением позже ее охватил жар.

Давид попытался сосредоточиться на дожде, но глубокое, слегка болезненное биение внутри не позволяло сделать это. Какая удача, что он почуял след Меты сегодня недалеко от своего дома! Лежа с закрытыми глазами, он восстанавливал в памяти события прошедшей ночи.

После неприятной для всех участников поездки в такси он вложил удивленно глядевшему на него таксисту в руку пару банкнот. Потом, все еще слегка оглушенный, проводил молодую женщину во дворец и тут же попался на глаза Амелии.

— Она принадлежит тебе? — спросила та с чарующей улыбкой, касаясь кончиками пальцев своих изогнутых, словно лук Амура, губ.

Давид с большим удовольствием ударил бы ее по руке. Этот наигранный жест злил его, ведь он слишком хорошо знал привычки любовницы Хагена. Но именно поэтому он сдержался. Хрупкость Амелии, от которой исходила будоражащая чувственность, не имела бы значения, дойди дело до того, что ему пришлось бы мериться с ней силами. Она была рядом с Хагеном, потому что во многом не уступала их предводителю. Но если Хаген вызывал у стаи страх своим непредсказуемым поведением и внезапными приступами ярости, то Амелия была двулика. Она могла источать мед и патоку, а в следующий миг — страшно унизить. Хаген склонялся к жестокости, Амелия же была коварна.

Поэтому Давид тщательно подбирал слова, прежде чем ответить.

— Я просто привел девушку сюда. — Когда же Амелия разочарованно надула губы, он поспешно добавил: — Так хотел Натанель.

— И что Натанель хотел, чтобы ты с ней сделал?

Амелия отвела волосы с лица молодой женщины, и на какой-то миг Давиду показалось, что девушка вот-вот укусит ее за руку. Но когда имеешь дело с Амелией, лучше подумать дважды, прежде чем что-то сделать, — это девушка поняла инстинктивно.

— Я присмотрю за ней, пока не вернется Натанель. А потом уйду.

— Такую красивую добычу не стоит оставлять без внимания.

Амелия снова одарила его улыбкой, в которой не было ничего дружелюбного. Она напомнила Давиду звериный оскал.

Но прежде чем она успела прочесть его мысли, молодой человек опустил глаза и направился вместе с девушкой, старательно державшейся поближе к нему, в одну из дальних комнат. Там девушка осмотрела свои израненные ноги, а потом улеглась на ложе из одеял и заснула. Давид сел у двери и попытался забыть об усталости. Спустя несколько часов появился измученный Натанель.

— Мне жаль, что тебе пришлось так долго дожидаться, но я решил проводить Янника к его псу. Я не совсем уверен, но когда мы стояли перед дверью Рут, где-то в темноте раздалось рычание. Похоже, это Матоль разозлился из-за эскорта в виде меня — он не очень-то любит, когда ему мешают забавляться. Пожалуй, тебе стоит в ближайшие дни почаще составлять компанию своему юному другу, это пойдет на пользу вам обоим, — мрачно заявил Натанель.

— Спасибо!

Беспокойство Давида по поводу Янника возрастало с каждым часом ожидания, и сейчас от облегчения он даже ударил кулаком по стене. От шума молодая женщина негромко застонала во сне, и Давид виновато вздрогнул. Ему очень хотелось бы знать, что с ней будет дальше. Но одного взгляда на лицо Натанеля было достаточно, чтобы понять, что больше услуг от него не дождешься. Поэтому Давид поспешно ушел, не желая ни с кем встречаться.

Обычно члены стаи находились во дворце. Или, если не хотели лишний раз попадаться на глаза Хагену, в одном из прилегающих домов. А чтобы как-то поддержать настроение, рассказывали всяческие истории — пусть даже всегда одни и те же, — потому что большинство членов стаи вели уединенный образ жизни. В основном разговоры велись о сверхчеловеческих силах, о с трудом сдерживаемых желаниях и о власти, которую давала собственная тень. В общем-то, большая часть существования стаи заключалась в мрачном сосуществовании, вдруг посетила Давида трезвая мысль. Он не выносил этой вынужденной близости и иерархического мышления, хотя его волк тоже подталкивал его к тому, чтобы находиться вблизи стаи. Отстраненность Давида была странностью, которой одни удивлялись, а другие — относились скептично. Янник, по своей природе общительный, плохо понимал его в этом отношении. Хотя обычно ему было достаточно присутствия Давида, но стоило тому захлопнуть за собой дверь квартиры, как Янник прямиком бежал во дворец или в одно из ближайших укрытий.

Поначалу все выглядело так, что вожак стаи не позволит Давиду обзавестись местом, где он может оставаться один. Разговор об этом вызвал бурю ярости. Чтобы остыть, Хаген выскочил из дворца, и Натанель, в то время еще пышущий здоровьем, едва поспевал за ним. То, что именно этот человек последовал за Хагеном, давало Давиду надежду, и он побежал следом, словно щенок. Он не знал, что делать дальше, если Хаген откажет ему в праве иметь собственный дом в нескольких кварталах от логова стаи.

— Не понимаю, почему я должен выслушивать этот бред! — Хаген на бегу схватил с прилавка яблоко и надкусил его. — В иерархии стаи Давид находится в самом низу. Вообще-то он должен кататься по полу от счастья, что я терплю его присутствие. Отказаться от комнаты во дворце… Маленький засранец!

Не останавливаясь, Хаген обернулся и швырнул огрызком яблока в Давида.

— Ты привел его в стаю, хотя точно знал, как он жил, — возразил Натанель. — Мальчик ослеплен учением Конвиниуса. Наверное, ему нужно время, чтобы научиться выдерживать присутствие стаи круглые сутки.

Хаген остановился так внезапно, что Давид едва не врезался в него.

— И только потому, что Конвиниус был слабоумным, я должен позволять его волчонку делать глупости, вместо того чтобы взяться за него как следует? Дерьмовые же советы ты даешь!

Натанель только пожал плечами.