Владимир Васильев - Джентльмены непрухи: [сб.] Страница 29

— Пойду подберу программу для железного доктора, — сказал Ба естественно и просто, словно не случилось ровным счетом ничего. — Полагаю, лучше меня этого никто не сумеет, да и здоровье все-таки мое...

Хомуха потоптался у стола еще с полминуты и куда-то бочком ускользнул. Мрничек что-то пробубнил неразборчиво и тоже тишком слинял из рубки.

— Послушайте, — вслед за тем ожил Шарятьев и принялся тереть щеку, на этот раз одну, — а почему у Ба колода оказалась с собой? Я понимаю еще в каюте, но с собой? В такой момент?

В голосе его сквозило смутное подозрение.

— Хочешь перетянуть? — Маккензи, как всегда, был само ехидство. — Валяй, зубочистки на камбузе, если карты не нравятся!

Шарятьев отвел глаза — не то чтобы торопливо, но быстро.

— Брек. — Капитан слегка хлопнул ладонью по столу. — Жребий был честным, я ручаюсь, что сдал верхние карты. Уж мне-то можете верить.

Собственно, насчет этого никто и не сомневался.

— Слышь, кэп. — Маккензи вдруг стал серьезен. — У меня на тупике бутылка виски имеется. Позволишь? А Вадик пусть обед приготовит. Хрен с ним, с циклом, по-барски, с икрой и устрицами. А?

Гижу секунду поразмыслил.

— Виски позволю. А что до обеда... Представь, каково на этом обеде будет ЕМУ? И нам, рядом с НИМ?

Маккензи опустил лицо и несколько раз мелко кивнул:

— Да... Ты прав, капитан... Как всегда. Ну, я пошел.

Во второй раз навестить Йохима Ба в Ноттингемском клиническом центре Гижу и Маккензи сумели только спустя полгода — нравы в режимном секторе космоцентра были, понятное дело, суровые. Они шли локоть к локтю, больше не капитан и больше не бинж — в кадетских комбинезонах вообще без всяких нашивок, только с номерами на спинах, лишенные всех привилегий, званий и классов. Коротко остриженные, с обострившимися чертами лица.

Если повезет, через годик-полтора их восстановят в правах рядовых трассеров и, возможно, даже зачислят в какой-нибудь экипаж на заштатной трассе. Тот, кто допустил аварию, теряет все, это известно всякому.

Но к Йохиму Ба их все же отпустили.

В первый раз Гижу, Маккензи и Шарятьев приходили сюда дня через четыре после того, как ущербную Фрею с Титана на Землю доставила во чреве исполинская Кларесса. Йохим Ба плавал в физрастворе за толстым то ли стеклом, то ли пластиком и соображал не лучше, чем заспиртованный медвежонок в зоологическим музее. Врачи говорили, что шансы есть, и много, но нужно время. Молча постояв рядом с беспамятным товарищем по команде и несчастью несколько минут, они ушли.

После трибунала Шарятьева почему-то отослали в другой центр, хотя уместнее было бы отослать Маккензи — он как раз проходил по отдельной линии подготовки и относился к ведомству биоинженерии в отличие от экс-капитана и экс-навигатора, которых когда-то готовили в одной школе, только на разных факультетах. С тех пор Гижу и Маккензи редко расставались, а причины перевода Шарятьева поняли несколько позже.

Они уже знали, что Ба поправляется, но двигательные функции еще не полностью восстановлены.

Невзирая на комбинезоны без нашивок, в спецсектор их пропустили без проволочек. И на этаж тоже. Строгая сухопарая медсестра безропотно проводила их в палату.

Палата... После крохотной камеры, в которой обитали Гижу и Маккензи уже шестой месяц, хотелось назвать ее дворцом.

Огромная, невероятно огромная комната под прозрачным куполом, в данный момент раскрытым. Сверху нависало летнее небо. Под куполом натурально росла трава и мелкие кустики — газон газоном. Вокруг — мраморная дорожка, лавочки; посреди специального пятачка — фонтанчик с рыбками. И только где-то там вдали, у дальней стены виднелась койка, как раз напротив громадной видеопанели.

Йохим Ба сидел в кресле, у фонтанчика; рядом возвышался изящный столик, на котором красовалась ваза с фруктами; тут же стояли кувшин молока и глиняная кружка. Во втором кресле небрежным ворохом пузырились кое-как развернутые газеты. Бросалась в глаза палочка, бережно прислоненная к креслу.

Ба медленно повернулся в сторону посетителей и сразу стало видно, что правая половина лица у него словно омертвела: даже морщины заканчивались на середине лба. Странно неподвижным оставался глаз. Ни намека на мимику, восковая маска, не лицо.

Точнее, пол-лица, потому что левая сторона жила. Но эта полуулыбка хорошо знакомого человека выглядела чужой.

— Здравствуй, Йохим, — твердо поздоровался Гижу.

— Здравствуй, — эхом повторил Маккензи.

— Отпустили наконец-то? — ответил Ба. Говорил он тоже плохо, но в целом разборчиво.

— Здравствуйте. Вон там есть стул, тащите сюда.

За стулом сбегал Маккензи, Гижу тем временем убрал из второго кресла газеты.

— Сколько у вас времени?

— Минут десять, — виновато признался Гижу.

— Ага. Давайте обо мне не будем: выкарабкаюсь помалу. Лучше скажите, когда вы поняли?

Гижу на секунду опустил голову.

— Да я почти сразу понял, когда ты карты достал, — признался он. — Еле сдержался, чтобы не попросить тебя показать мизинец.

Ба улыбнулся своей жутковатой полуулыбкой:

— Ну, мизинец-то мне присобачили на совесть, даже шва не осталось.

— А я понял, — признался Маккензи, — когда ты нашел программу за какие-то двадцать минут. Я глянул — инверсировать такую уйму операций так быстро? А если учесть еще, что на поиск самой программы должно уйти какое-то время...

— А чего мне тянуть, если вы уже поняли, а остальные никогда и не поймут?

— Шарятьев тоже догадался. По крайней мере что-то заподозрил.

— Да? Не ожидал от него. И как Шарятьев?

— Ничего. Летать будет вряд ли, но преподавателем стал отменным.

Ба вздохнул.

— Что ж... Каждому свой путь. К нам ему, сами понимаете, не судьба. А пацаны?

— Мрничек сбежал в дефектоскописты, в космос больше ни ногой. А Хомуха, представь себе, подался на навигаторский факультет!

— Вадик? — изумился Ба. — После того, как он нас всех чуть на тот свет не отправил?

— А он, оказывается, и не виноват был. Фрея еще с прошлого рейса на просчете вариативностей сбоила, что-то там у нее занедужилось, а космодромные бинжи проспали. Собственно, они тоже не виноваты: отклонение было в табличном пределе, просто стало больше, чем раньше.

Но теперь статистика снята, думаю таблицы уже обновили с учетом нашего случая. А Вадик, между прочим, тянет на золото по итогам полугодия!

— Ну, молоток! Рад за него! Над палатой щебетали птицы.

— Слушай, Йохим, я давно хотел спросить, — начал Гижу, но на несколько секунд умолк. — Ты... Ты начал экзаменовать нас в тот самый момент, когда признался, что ты не простой трассер, а разжалованный бинж?