Илья Яковлев - Черный снег Страница 29

– Вот-вот, сразу! А кроме вас эта прекрасная идея никому пока что в голову не пришла. Я вижу, что не ошибся со своим выбором. О вашей идее доложу в Центр немедленно. А вы продолжайте работать. План ваш я принимаю и полностью одобряю. Кстати, с сегодняшнего дня вы вполне официально можете считать себя начальником отдела. Примите у Грибоедова дела, он в курсе.

– А он сам куда? – невольно спросил Борис.

– Вас это так интересует? – приподнял бровь генерал, – Он уже в пенсионном возрасте, ну и… Понятно?

– Так точно, – кивнул Борис, в первый раз за время работы под началом у Гриба с жалостью подумав о нём.

– Кстати, готовьте новые погоны, пишу на вас представление. Негоже начальнику отдела в майорах ходить. Хотя бы подполковник.

– У меня ещё срок не подошёл, – удивился Борис, – Как минимум год остается!

Генерал махнул рукой: какие, дескать, мелочи! О чём вы, батенька? Он бросил взгляд на часы, давая понять, что аудиенция окончена. Борис встал из-за стола, собрал свои бумаги и откланялся.

Придя в кабинет, он сообщил результаты своего похода к начальству своим сослуживцам (теперь, правда, уже подчинённым), с нетерпением ожидавшим исхода его паломничества. Народ хором и дружно поздравил новоиспечённого начальника и Борис, в свою очередь, не остался в долгу. Приняв поздравления и поблагодарив коллектив, он быстренько озадачил всех до единого, продолжив вчерашнюю гонку, а сам выдвинулся по направлению Грибоедовского кабинета принимать дела.

Гриб сидел за столом у себя в кабинете и бесцельно перекладывал всевозможные бумажки. Вид у него был такой, какой бывает у капитанов, утопивших по собственной оплошности свой фрегат. Он посмотрел на вошедшего Бориса и тихо сказал:

– А, это вы, Борис Рудольфович. Проходите, не стесняйтесь. Теперь это всё ваше, а я тут всего лишь гость. Нежелательный.

– Да что вы, Валерий Вениаминович! Вы у нас – всегда желанный гость, попытался сказать как можно мягче Борис, – Я надеюсь, вы не считаете, что я вас подсидел?

– Господи, конечно нет! – улыбнулся Грибоедов, – Просто я со своим старческим маразмом новой власти на хрен не нужен. Хорошо ещё так, по случаю ухода на пенсию. Могло быть и хуже. За несоответствие занимаемой должности, например. А ваше дело котячье. Присаживайтесь, Борис, у меня тут была заначка. Надо отметить мой уход, да и вашу новую должность вспрыснуть не помешает. Это и будет первым актом передачи дел.

– Валерий Вениаминыч, так мы всё это всем отделом отметим! В ресторане соберёмся и вообще… – начал Борис.

Гриб махнул рукой, пустое, мол! Он с кряхтением встал из-за стола и подошёл к платяному шкафу, стоявшему у стены напротив окна. Пошмонав по карманам висевших там форменных кителей, он вытащил из кармана парадки неизвестно как поместившуюся там литровую бутылку "Столичной". Поставив её на стол, он покопался в нём и вытащил оттуда пару тонкостенных стаканов. Потом нажал кнопку вызова. Из селектора послышался голос Элеоноры:

– Да, Валерий Вениаминович?

– Элеонора, быстренько нам со Златокольцевым чего-нибудь на закусь сообрази! У себя пошукай, мало будет, в буфет сходи, – устало сказал Грибоедов и отключился.

– Сейчас, Борис, – продолжил он, открывая бутылку, – Садись пока. Она у меня неплохо вышколена, мигом всё организует. Ты сейчас себе, наверное, другую возьмёшь из секретариата, помоложе. Элеонору только не обижай, дай ей время на то, чтобы себе нормальное место нашла взамен этого. Дура она, слов нет, но дело своё знает неплохо. Да и сентиментальность во мне сейчас говорит. Всё-таки столько лет вместе.

– Само собой, Валерий Вениаминыч, – пообещал Борис, которому вдруг мучительно захотелось выпить, чтобы прогнать то тягостное чувство, которое он испытывал при этом разговоре. И ведь действительно, надо же! Не подсиживал он его, не интриговал ради этой должности, а чувствует себя сейчас так, как будто… А, да что тут говорить! Если бы можно было передачу дел осуществить по простому: он ушёл и всё оставил, ты пришёл и всё принял. И всё, и не встречаться! Да не бывает так на белом свете…

В кабинет вошла Элеонора с подносом, на котором была расставлена всевозможная снедь. Вид у неё был такой испуганный, что можно было подумать, будто она встретила по дороге из буфета графа Дракулу. Она молча поставила поднос на стол и выскользнула из кабинета как бажовская ящерка. Гриб посмотрел ей вслед и неожиданно спросил:

– А ты знаешь, откуда она у меня взялась?

Борис усмехнулся. По поводу того, откуда Гриб откопал это сокровище, по Управе ходила масса легенд, одна другой круче. Одни говорили, что это случилось, когда из министерства пришёл категорический приказ – раз и навсегда разобраться со слухами о появлении в N-ских лесах снежного человека и изловить того, кто бегает по лесу и пугает честных граждан. И вот якобы Гриб отличился и изловил некое существо, совсем одичавшее и потому ответственности не подлежащее. Обогрел, помыл, постриг, а когда существо стало более или менее напоминать человека, взял к себе секретарём. Из снежночеловеколюбия. Другие говорили, что Элеонора – результат запрещённых во всём мире экспериментов по клонированию человека, причём эксперимент неудачный. Создали её в секретных лабораториях КГБ под непосредственным кураторством Грибоедова и когда высшее руководство залицезрело результат эксперимента, оно не просто пришло в ужас, а чуть было не тронулось рассудком. Потом, дескать, долго обсуждали, влепить Грибу строгий выговор или "неполное служебное" за результат, но тут один из комиссии, очевидно самый жестокий, предложил поступить проще – обязать Гриба взять результат эксперимента в секретари. На том якобы и порешили. Были и ещё более или менее экзотические версии появления Элеоноры в Конторе, но Борис, естественно, не стал приводить ни одной из них и просто сказал:

– Не знаю. Да и откуда? Вы же, вроде, очень давно с ней работаете вместе, а я ведь когда ещё пришёл?

– Мне её жена в категорической форме навязала. Она у меня ревнивая, просто ужас! – рассмеялся Гриб, – "Или", говорит, "бери Эльку в секретарши, или я подаю на развод!"

Борис рассмеялся вместе с ним. Разгадка тайны появления Элеоноры в секретарях оказалась ещё более экзотической, чем все остальные. Уж кого-кого, а Гриба заядлым сердцеедом мог назвать только какой-нибудь любитель марихуаны после третьего косяка. Супруги он своей боялся – просто смерть, об сём тоже немало сплетен ходило по отделу. И подозревать его в супружеских изменах было ни чем иным, как проявлением вялотекущей шизофрении.

Обстановка несколько разрядилась, чему оба собеседника втайне были несказанно рады. Грибоедов разлил водку по стаканам, поднял свой и сказал: