Рональд Колд - Братство Света Страница 29

Среди жителей той страны ходили смутные слухи о далекой земле, куда не дотягивались жадные руки вельмож, правивших в городах-государствах.

Отрочество Бородача прошло в дороге. Страшный переход через чащобы, полные ужасающего зверья и достигающих облаков деревьев, переправы на плотах через бурные реки, пеший поход по мертвым пустыням — все это навеки врезалось в память. В дороге погибли его старший брат и младшая сестра. Произошло это в лесу, где неосторожные беглецы растревожили стаю лемутов, собиравшихся впасть в зимнюю спячку в своей берлоге. Это были твари, ведущие свое происхождение то ли от мелких медведей, то ли от крупных росомах. С подобными отродьями они как раз и имели дело в Мертвой Балке.

В пути тяжело заболела и умерла мать.

Во время схватки с работорговцами, устроившими коварную засаду на болотной гати, отец потерял руку, а юный Вагр приобрел уродующий нижнюю часть лица шрам, из-за которого ему пришлось отращивать черную бороду.

Жизнь смертельно раненому отцу спас отец Вельд. Этот эпизод надолго врезался в юношескую память. Эливенер, уже тогда выглядевший стариком, один разогнал шайку самых отпетых мошенников на всем юге. Он не сражался с ними, даже не повышал голоса. Нескольких спокойных слов, сказанных тихим голосом, остановили нападение кровожадной своры, напоминавшей не сообщество людей, а самую настоящую волчью стаю. Ни один разбойник не отважился поднять на старика оружие, напротив, они всем своим поведением пытались загладить неудовольствие, которое вызвали у эливенера. Главный работорговец, больше известный в Лантических королевствах как преуспевающий купец, даже выделил свою личную повозку для транспортировки в ближайшее селение охотников раненого отца Вагра. Как выяснилось, путник в бесформенном коричневом балахоне и с серебристой бородой не раз лечил покалеченных зверями и людьми разбойников, не требуя за это никакой платы. В любом поселении, где власть королевств была крепка, лесным бродягам вместо чистых повязок и мазей грозила крепкая веревка или топор палача. Однако, кроме благодарности, сквозило в отношении разбойников к седобородому и нечто от затаенного и глубоко спрятанного страха.

Всю дорогу старик ехал рядом с бредившим отцом в «купеческой» повозке, запряженной парой великолепных черных кау, держа узкие ладони на кровавом обрубке, которым оканчивалась середина предплечья моряка, отвлекаясь лишь на то, чтобы поменять повязку на лице мальчика, смотревшего на все происходящее круглыми от удивления глазами. Эливенер был молчалив и как-то по особому печален. Но мальчишке рядом с ним отчего-то все время хотелось смеяться и плакать одновременно. Не находись рядом раненый отец, второе чувство наверняка победило бы первое. Следы душевного подъема, испытанного рядом со стариком надолго врезались в душу Вагра и не покинули ее даже после расставания со странником.

В поселке, где отец и сын приходили в себя и зализывали раны, с них также не взяли ничего за кров и еду. Удостоверившись, что рука и пораненное лицо Вагра заживают нормально, старик одним ранним весенним утром вышел за забор, окружавший поселение, и растворился в саванне.

Когда поправившиеся изгнанники двинулись дальше на юг, во всех малых и больших людских деревнях чуткие уши мальчика жадно ловили рассказы о странниках в коричневых балахонах, бесплатно лечащих животных и людей, не делая среди последних различия на разбойников и законопослушных. Отец встречал членов ордена эливенеров и на родине, но по молодости мало обращал на них внимание, а Вагр слышал каждую байку о странствующих целителях, словно волшебную сказку.

Так что в земли вольных флоридских поселений пришел далеко не зеленый юнец, а опытный путешественник, познавший тяготы дальней дороги через дикие земли, горечь утрат и радость победы.

Аграв, напротив, никогда не покидал зеленой сени флоридских лесов. Здесь три поколения жили, строили, любили и умирали его предки, принадлежавшие к одной из первых волн массового исхода с севера.

Одногодки, двое мужчин сдружились сразу же, чего нельзя сказать про их родителей. Семья Аграва свысока относилась к новым колонистам, считая их бездельниками, пришедшими на все готовое. Глава семьи любил кичиться своим происхождением от первопроходцев. С самого нежного возраста в голову рыжему мальчишке вбивался набор простых истин: все, кто притащил в Северную Флориду свои худые тела, замотанные в грязные тряпки, суть беглые каторжники и воры. Но молодой лесоруб, довольно рано позволивший себе роскошь иметь собственное мнение, с замиранием сердца слушал рассказы бывалого путешественника Вагра. Семье последнего выделили под корчевку один из самых плохих участков леса, где высились сосны в пять обхватов и струились по земле плотоядные лианы. Однорукий моряк, сжав зубы, работал день и ночь, умудрившись и на новом месте не отстать от соседей. Но он проникся на всю оставшуюся жизнь стойкой ненавистью к более ранним переселенцам и не поощрял дружбу своего сына с рыжим мальчишкой, приходившим в их хижину по вечерам послушать рассказы о дальних странах. Родители несколько оттаяли, когда во время нападения волков мальчишки, первыми поднявшие тревогу, проявили чудеса отваги, сражаясь спина к спине у входа в общественный загон. Ни одного бычка не удалось унести в зубах проклятым хищникам. В отношениях между семьями стала проявляться большая тактичность, если бы не трагическая кончина бывшего моряка. Однорукий старик, столкнувшись в лесу с гигантской двухголовой змеей, невесть как пробравшейся так далеко на север из торфяных болот, принял лютую смерть.

Друзья не спали и не ели целых пять дней, выслеживая хищницу. Им удалось обнаружить ее и расстрелять издалека стрелами. Вагр собственноручно снес головы еще извивающейся болотной твари, а потом водрузил черепа на колья, водруженные с двух сторон от могилы отца.

Повзрослевшие молодые люди столкнулись с одной из вечных проблем человечества, над которыми не властна была даже Смерть. Они влюбились в одну и ту же девушку, дочь зажиточного гончара из самого западного поселения Флориды. Произошел конфликт, дело дошло до потасовки. Дюжие лесорубы так намяли друг дружке бока, что девица, ставшая свидетельницей этого поединка, с ужасом отвергла обоих, обозвав «кровожадными обезьянами».

Затем пришел черед еще одной вечной загадки человеческой души. Не прошло и месяца, как в хижину семьи Аграва постучал сам знаменитый гончар. Он казался мрачным и настроенным весьма решительно, о чем свидетельствовал кистень, заткнутый за расшитый речным жемчугом кушак.