Дэвид Дархэм - Кровавое заклятие Страница 29

Глава 13

Леодан Акаран был вечно не в ладах с самим собой. Жестокие сражения бесконечно велись в душе короля, и ни одна из сторон не могла одержать победу. Леодан знал, что он слабый человек с множеством недостатков. Мечтательная натура, поэт, ученый, гуманист — все это едва ли укладывалось в образ хорошего монарха. Он воспитывал своих детей в традициях акацийской культуры, но упорно скрывал от них изнанку жизни империи. В первую очередь — позорный торговый договор с Лотан-Аклун. Леодан надеялся, что его дети никогда не познают жестокость на собственном опыте — несмотря на то, что держать меч над склоненными головами подданных всегда было неотъемлемым правом короля. Он с отвращением думал о коварном наркотике, подчинившем себе бессчетное число жителей Акацийской империи, превратившем их в послушных, бездумных животных. И все же именно он, Леодан Акаран, позволял этому злу существовать на свете. Он до безумия любил своих детей и порой просыпался по ночам от кошмарных сновидений, в которых с его малышами случалась какая-нибудь беда. И вместе с тем Леодан знал, что многочисленные агенты по всей империи вырывают других детей из рук несчастных родителей. И действовали агенты именем короля. Даже думать об этом было жутко, а между тем вина лежала на нем одном.

Сам Леодан не издавал подобных законов. Они перешли к нему по наследству вместе с короной от предыдущих правителей. Леодан вырос на тех же сказках, которые сейчас рассказывал своим отпрыскам. Он испытывал такое же почтение к древним героям. Он обучался Формам, уважительно смотрел на сановников из разных уголков империи и безоговорочно верил, что его отец — правомочный правитель всего Изученного Мира.

В возрасте девяти лет Леодан впервые увидел шахты Киднабана — разверстые пропасти, вырезанные в камне, бесчисленные люди, раздетые до набедренных повязок, похожие на мириады муравьев в человеческом обличье… Тогда он просто ничего не понял. Почему эти мужчины и подростки выбрали для себя такую жизнь? Он не задавал вопросов, но смутное беспокойство уже не покидало мальчика. Вскоре после его четырнадцатого дня рождения отец разъяснил Леодану кое-какие вещи. Он узнал, что рудничных рабочих забирают из каждой провинции, заставляют трудиться на Киднабане, не спрашивая их согласия. А посещающие Акацию высокопоставленные лица были привилегированным меньшинством, кому вменялось в обязанность усмирять простой народ и подавлять его недовольство.

Это открытие стало для Леодана настоящим потрясением. Но даже оно не шло ни в какое сравнение с тем, что он узнал о Квоте. Юный Леодан отправился к отцу и осыпал того упреками. Он влетел к нему, кипя праведным гневом, как раз в тот момент, когда Гридулан упражнялся с мечом. Правда ли, спросил Леодан, что со времен Тинадина все короли каждый год отправляли за Серые Валы корабль рабов? Правда ли, что именем Акаранов у родителей отнимают детей и продают их? Правда ли, что никто даже не поинтересовался, какая судьба уготована этим мальчикам и девочкам? Правда ли, что с давних времен Лотан-Аклун платят Акации наркотиком, с помощью которого короли держат людей в подчинении?

Гридулан прервал упражнения, упер кончик обнаженного меча в мат под ногами и посмотрел на сына. Он был высоким человеком — Леодан так и не сравнялся с ним в росте — с твердой военной выправкой. Приятели короля, числом тринадцать, заполоняли тренировочный зал. Некоторые фехтовали; остальные стояли возле одной из колонн, беседуя между собой.

— Да, правда, — отвечал Гридулан. — Еще Лотан-Аклун пообещали, что никогда не затеют воину против нас. И это нам на руку. Тинадин писал, что каждый из них — точно змея с сотней голов. Хорошо, что ты узнаёшь особенности жизни нашей империи, хотя вряд ли…

Леодан перебил отца. Он говорил тихо, голос сочился ядом. Все это было необычно для принца, но история о Квоте слишком сильно задела его. Она показалась Леодану чуть ли не личным оскорблением. Грязная, отвратительная сделка! Принц не сумел совладать с гневом.

— Как ты мог позволить, чтобы такие мерзости творились твоим именем? Мы должны немедленно прекратить торговлю, даже если это означает войну с лотанами! Есть только один правильный путь. Если ты боишься на него ступить, тогда я…

Движение отца застало его врасплох. Гридулан перекинул меч в левую руку, шагнул вперед и влепил юноше пощечину — с такой силой, что едва не оторвал ему голову. Принц пошатнулся и упал на спину, прижав руку к пылающей щеке. Гридулан же обрушил на сына поток грязных ругательств.

— Все, что мы имеем, — прошипел он, — мы получили благодаря этому договору! Отказаться от него — значит подвергнуть опасности наши жизни и опорочить память всех Акаранов. Всех, кто соблюдал соглашение. Только дурак может ценить свободу кучки людей превыше благополучия нации! Договор соблюдался много веков, — продолжал Гридулан, наклонившись поближе к сыну. — Сам Тинадин подписал условия Квоты. Кто ты такой, чтобы сомневаться в его мудрости?.. А если тебе этого мало, подумай о том, что не я командую армией. Формально войска подчиняются мне, да, но на деле офицеры слушаются наместников. А наместники выполняют желания Лиги. Лига же никогда не допустит отмены Квоты. Если только мы заикнемся об этом, они примут меры, чтобы уничтожить нас и посадить на трон кого-нибудь посговорчивее. Понимаешь? Мы потеряем все, и ты еще пожалеешь о том времени, когда короли позволяли этой «мерзости» существовать. Да тебя самого могут продать как раба! Многие в Алесии сочли бы это справедливым…

— Получается, что быть королем это ничего не значит? — спросил Леодан, готовясь к новой пощечине.

Гридулан, однако, не ударил его. И в голосе отца было больше грусти, чем гнева.

— Конечно, я имею большую власть — до тех пор, пока правильно танцую свою партию в имперском балете. Я знаю правила и следую им, но этот танец больше меня, Леодан. И больше тебя. Сейчас тебе сложно понять. Ты хочешь мира, честности и справедливости для всех, но не добьешься ни того, ни другого, ни третьего. Никогда.

Государь выпрямился и небрежно взвесил меч на руке.

— На самом деле, Леодан, тебе следует еще долго учиться, прежде чем ты сможешь бросить мне вызов. И не говори больше об этом вслух. Даже перед моими доверенными людьми.

Сидя на подоконнике одного из огромных окон библиотеки, Леодан задавался вопросом: неужели его отец ожесточил свое сердце настолько, чтобы стать убийцей?.. Король выкинул эти мысли из головы. Он знал, что и так слишком много времени проводит в прошлом. Тем не менее отрешиться от раздумий было сложно — особенно в такой вечер, когда сам воздух, казалось, напоен грустью.