Александр Петровский - Оружие Кроноса Страница 29

— От вас я другого и не ожидал, — брезгливо скривившись, сообщил он. — Но чтобы Шайтан упился до бесчувствия — это странно. Что, мы больше не спасаем мир? Жаль. Он был не так и плох. А зачем я вам понадобился? Не понимаю.

— Тут одна задачка есть, — заплетающимся языком пояснила Ромуальдовна. — Сатане нужно поговорить с Господом.

— Да, с Аллахом, — подтвердил Елубай. — Он мне сказал. Я, по-твоему, что, похож на Аллаха? А Шайтан способен сейчас разговаривать? Он способен только храпеть.

— Господь должен пригласить Сатану к себе домой. А он не хочет приглашать.

— Ещё раз: при чём тут я?

— Там всё очень сложно. Там замешаны Спартак, Хесус, римский прокурор и вампиры.

— Что за пьяный бред? У тебя белая горячка?

— Я только повторила то, что нам сказал Сатана. Вот он, когда говорил, точно был бухой, это да.

— Может, Жора что-то запомнил из рассказа Шайтана? — безо всякой надежды предположил Елубай.

— Запомнил, — согласился Жора. — Сатана говорил, что «Спартак» — чемпион.

— Не мог он такого сказать! Последний раз «Спартак» был чемпионом в две тысячи первом. Больше десяти лет назад.

— А время, между прочим, относительно, — возразила Ромуальдовна. — Так что не гони мне тут!

Потрясённый её репликой Елубай некоторое время постоял молча.

— Да, относительно, — наконец, выдавил из себя он. — Так что я пойду, наверно.

— А как же задача? — возмутился Жора. — Не решив её, мир не спасти.

— Да какая, в конце концов, задача? — взорвался Елубай. — Вы оба пьяные, и оба несёте чушь! И в ближайшее время не протрезвеете. Если бы Шайтан мне объяснил, другое дело. Но он тоже пьяный в драбадан!

— Вот и слушай своего Сатану, — предложила ему Ромуальдовна. — Кто же тебе не даёт? У меня мобильник с диктофоном, и я всю речь на него записала.

Елубай прослушал речь Сатаны несколько раз. Наконец, лицо его прояснилось, и он заявил довольным тоном:

— По крайней мере, понятно, в чём проблема. Что ж, задача поставлена, и её нужно решать. Мне понадобятся бумага и ручка.

— Бабай, смотри, на полу валяется пачка от сигарет, — показал Жора. — Чем тебе не бумага?

— Она же смятая!

— Так расправь. Неужто так трудно?

— А другой бумаги у вас нет?

— Только туалетная.

— Кстати, она кончается, нужно будет купить, — вспомнила Ромуальдовна.

— Я, конечно, понимаю, что в отсутствии гербовой пишут на простой, — пробормотал Елубай. — Но чтобы на совсем уж простой, настолько простой…

— Что ты там бубнишь? — не понял его Жора. — По-человечески сказать нельзя?

— С бумагой разобрались. Теперь ручку дайте.

Ромуальдовна царственным жестом протянула ему правую руку. Она в этот момент и смотрелась, как императрица, восседающая на троне, роль которого с успехом исполнял колченогий кухонный стул. Правда, с монархическим обликом плохо сочетались не по-королевски мутные глаза.

— Это уже не смешно, — заявил Елубай. — Вы и трезвые — кретины, а сейчас у меня вообще слов нет.

— За кретина ответишь, — пригрозил Жора.

— Ты, пьянь, сначала от стены отлипни, а потом уже в драку лезь. Тоже мне, боец нашёлся. На хрен мне ваши руки? Мне ручка нужна, ну, или карандаш.

— Карандаш где-то был, — сообщила Ромуальдовна. — Жора, помнишь, когда-то по телевизору рассказывали, как готовить салат «гнездо кукушки», а я записала рецепт?

— Помню. Говно у тебя получилось, а не салат.

— Это потому, что они что-то напутали. Но главное, я же записывала карандашом. Не помнишь, куда я его потом дела?

— Не знаю. Наверно, засунула себе в…

— Дурак! — обиделась женщина.

— Полностью согласен, — сообщил Елубай. — Ладно, раз писать тут нечем, придётся действовать по-другому. Я буду рассуждать вслух, а вы не перебивайте!

— Нам-то что? — согласился Жора. — Чай, не впервой. Вот Сатана тут перед нами бухтел, бухтел, да так и заснул. Мы, правда, почти ни хрена не поняли.

— Почему-то я совсем не удивлён. Ладно, начинаю.

— Елубай, раз мы тебе мешаем, давай мы с Жорой ляжем спать, — предложила Ромуальдовна. — У меня уже глаза слипаются, устала очень.

— Коньяк, он сильно утомляет, — пояснил Жора.

— Ни в коем случае! Перед кем я тогда буду выступать? Перед спящим Шайтаном?

— А перебивать она тебя всё равно будет. Она даже Сатану перебивала. Женщина не может слушать молча. Ты должен знать, у тебя же две жены.

— Верно, забыл, — смутился Елубай. — Мои жёны, конечно, не такие, но это потому, что у нас менталитет другой.

— Вот не надо тут этими, менталитетами меряться. Ещё неизвестно, у кого он длиннее.

— Согласен с вами, Георгий Борисович. Извините, пожалуйста.

— Бабай, давай по-простому. Мы ж с тобой уже как родные, хоть ты и макака узкоглазая. Мир от гибели спасаем, а не что-то там где-то. Короче, ты — Бабай, а я — Жора. И на «ты».

— Хорошо, давай по-простому. Можете перебивать, только, пожалуйста, не слишком часто. Договорились?

— А то! Возьми вон тот стул, присаживайся и начинай травить, — предложила Ромуальдовна.

— Итак, отбросим всё лишнее и сформулируем условия задачи, — начал свою речь Елубай. — Шайтан должен попросить прощения у Аллаха за какие-то свои старые делишки. Сделать это нужно у Аллаха дома, а туда нельзя войти без разрешения хозяина, ибо Аллах велик. Разрешения войти не будет, пока Шайтан не попросит прощения. Таким образом, перед тем, как попросить прощения, Шайтан должен попросить прощения. У нас получилась рекурсия.

— Что получилось? — не поняла Ромуальдовна.

— Рекурсия — это когда для изменения некоего параметра требуется предварительно изменить этот самый параметр, — попытался дать определение Елубай. — Я, конечно, сильно упростил, но, в общем и целом, всё именно так и есть.

— Я всё равно не поняла, — пожаловалась женщина.

— Это такая фигня, на хрен нам не нужная, — объяснил супруге Жора.

— Так бы сразу и сказал. Трави дальше, оратор.

— Теперь, Ромуальдовна, именно так и буду объяснять, — пообещал Елубай. — Так вот, чтобы прервать нашу рекурсию, Аллах должен сам пригласить Шайтана в гости. Но он не хочет, а раз так, то и не должен. Мы пришли к противоречию. Это тоже такая ненужная фигня.

— Спасибо, я поняла.

— Наткнувшись на подобное противоречие, Аристотель или Платон сочли бы, что задача не имеет решения. Однако…

— А кто они такие? — поинтересовалась Ромуальдовна.

— Греки. Древние. Очень древние, — тяжко вздохнув, сообщил Елубай.

— Платон — это тот, который занимался платонической любовью?

— Да, постоянно занимался. В том числе, и на людях.