Клятва верности Книга 2 (СИ) - Окишева Вера Павловна "Ведьмочка" Страница 3

Биопотоки землянки просачивались сквозь его защиту, накрывая Заречину отдачей. Нужно было успокоиться, но Дантэн не ожидал, что встреча с Симой всколыхнёт в нём такой всплеск эмоций, ещё и любопытные студенты, и пробки эти, как-то всё навалилось на него. Фима удивлённо обернулась к Ходу, не понимая, о чём он говорил, и замерла, когда он прижался носом к её виску.

— Просто помолчи немного. Посиди и помолчи, — попросил он девушку, не замечая, как у той от злости поджимаются упрямо губы.

Теперь Заречиной стало понятно, что не за любовницей он проделал такой путь, а за игрушкой! Молчать она точно не собиралась, и даже воздуха побольше набрала в лёгкие, чтобы накричать на зарвавшегося эгоиста.

— Хоть слово, и я тебя поцелую, — пригрозил ей Ход, который понимал, что его злость эхом отражалась в Симе.

— Да хоть зацелуйся, я молчать точно не стану! — не выдержала Серафима подобного обращения к себе.

Но она совсем не ожидала, что атландиец не шутил. Её рот накрыли его губы, а большие ладони прижали её к лицу атландийца так крепко, что у неё не получалось отстраниться. Вот только поцелуй был вовсе не нежным и целомудренным, а страстным, властным, подчиняющим. Чем сильнее пыталась сопротивляться атландийцу Фима, тем тяжелее ей было признавать, что она скучала! Чёрт возьми, как же она скучала по этому наглому эгоисту, по этому самовлюблённому красивому хаму.

— Вы прибыли в пункт назначения, — женский механический голос робота раза три повторил эту фразу, прежде чем Ход открыл глаза и выдохнул, с улыбкой глядя на разомлевшую Симу, которая крепко обнимала его за шею.

Она облизнула припухшие губы, тяжело дышала и боялась поднять веки, страшась столкнуться со взглядом карих глаз Сильнейшего.

— Сим, давай поднимемся к тебе, там и продолжим.

— Пошляк, — в негодовании выдохнула девушка и села прямо, поправляя волосы и губную помаду. Затем нервно открыла дверцу аэрокара со своей стороны, не дожидаясь, когда Дантэн расплатится, и прошла к двери подъезда. Как она могла так себя вести? Почему каждый раз, как только атландийцу вздумается её поцеловать, у неё словно мозги отключаются. Ведь это же Ход. Он же не может в неё влюбиться! Ему же не нравятся земляне априори!

Дверь отъехала в сторону, и её зажала четырёхпалая ладонь, чтобы та не закрылась, а другая, не менее наглая легла на талию, прижимая Заречину к атландийцу.

— Симка, мне упорно кажется, что ты меня боишься.

Девушка достала золотую карту из кармана платья и зло спросила:

— Зачем она мне?

— Чтобы вернуться, — спокойно ответил ей атландиец. — Она именная. Никто другой ею не воспользуется, нужна сетчатка глаза для подтверждения.

— Вернуться куда? — злясь на тупоголового Сильнейшего, заводилась девушка. Неужели он не понимал как оскорбительно получить такие подарки от мужчины, с которым провела ночь. Да что там провела, одно название, но намёк тем не менее унизительный.

— Молодые люди, вы загородили дорогу. И если считаете, что это прилично, так обжиматься у всех на виду, то смею вам заметить, что это вульгарно, — проскрежетал за спиной атландийца противный старческий голос соседки с первого этажа, Эльфины Эдворсовны, смертельного врага Мары Захаровны.

Фима дёрнулась и попыталась поскорее юркнуть в подъезд. Атландиец заметил панику Заречиной и даже с любопытством обернулся назад, встречаясь взглядом со скрюченной от времени престарелой женщиной с огромными окулярами вместо глаз.

— Разве программа здравоохранения не оплачивает операции по коррекции зрения старикам? Почему вы не воспользовались своим правом стать здоровой и зрячей, сиара? Тогда бы вы заметили, что я ни с кем не обжимаюсь. Да и завидовать бы вам не пришлось, если вы занимались собой в своё время. И помните, никогда не поздно хоть что-то менять в своей жизни.

Фима мысленно застонала, продолжая тянуть за собой говорливого атландийца, который не мог не улыбаться попыткам старушки уколоть его щиты своими негативными эмоциями побольнее.

— Вы кто такой?! — визгливо заверещала Эльфина Эдворсовна, а Фима тихо зашептала:

— Не смей ей говорить имя!

Ход взглянул на Симу, которая, красная от смущения, с жалобным выражением лица за руку пыталась затащить его в подъезд.

— Я само совершенство, — ехидно заговорил Дантэн, глядя в глаза пребывающей в дикой панике Симе. — Я красивый Хам, жаль, что вам этого не разглядеть, с вашим-то желанием видеть этот мир через своё ужасное, устаревшее и убивающее зрение приспособление. Поверьте, мир намного красивее, чем вам думается.

С этими словами атландиец сделал шаг вперёд, и дверь резко захлопнулась перед носом заголосившей на всю улицу старушки.

— Дантэн, обязательно было ей хамить? Ты хоть знаешь кто это? Она же тебя запомнит и со свету сживёт. Ты отсюда живой не выйдешь!

Ход шёл за причитающей Симой, сияя своей улыбочкой.

— Как раз то, что я и планировал, — тихо шепнул он на атландийском.

— Что? — не расслышала его девушка, доверчиво заглядывая в лицо, а мужчина уже не мог просто смотреть, ему хотелось трогать этот маленький смерч буйства разных эмоций. Словно гирлянда, она меняла свой цвет, то становилась ярче, то тускнела. Три месяца он жил одними воспоминаниями, пытаясь понять, почему она не прилетела. Теперь, кажется, догадался. Не стоило оставлять ей банковскую карту. Сима на неё странно реагировала. Чего-то он не учёл.

На Тошане она чётко указала, что ей нужны деньги на новый гардероб, так как она студент и у неё нет постоянного дохода. Ход вздохнул. Земляне — переменчивы, как сам хаос, надо привыкать. Или искать закономерность. Был другой вариант, при котором Сима полностью изменится. Дантэн не хотел пользоваться им, так как этот процесс уже запущен и всё произойдёт со временем постепенно, не хотелось торопиться.

Девушка завела его в лифт и нажала кнопку седьмого этажа. Дома в этом районе Москвы не были высокими, всего пятнадцать этажей максимум. Старый спальный район, утопающие в багрянце осени дворики с красочными детскими площадками, многоуровневыми гаражами. Но даже здесь было слишком многолюдно для Дантэна. Ему привычнее был его одинокий дом у океана, где можно хорошо выспаться, подумать, помечтать.

Фима тяжело вздохнула, хмуро поглядывая на довольного мужчину, который опять поймал её в объятия. В этот раз девушка не вырывалась, расслабилась и даже получала удовольствие от странного умиротворения, которое посетило её, отогревая сердце.

Из лифта она вышла совершенно спокойная, открыла дверь в квартиру, громко крикнув, чтобы предупредить бабулю. Хотя, наверное, стоило позвонить, но из-за Дантэна эта мысль просто даже не посетила голову Заречиной.

— Бабуля, я дома и не одна.

Ход с любопытством оглядывал светлый просторный коридор, вешалку и шкаф с огромными зеркальными дверями.

— Я тут, моя хорошая, — раздался голос Мары Захаровны из её спальни. — Тут кто-то нашей перезрелой деве яйца прищемил! Не успела к началу концерта. Орёт, как резаная! Так забавно! — баба Мара вышла с балкона, растягивая в улыбке алые губы. — Интересно, кто на этот раз проехался по незапятнанной девичей гордости этой пресветлой девы?

Фима недовольно взглянула на атландийца, тот лишь потрепал девушку по волосам, поджидая, когда глава клана Заречиных появится в коридоре.

— Представляешь, там дверь заклинило, и она не может войти в подъезд. Видимо храбрец держит. Я бы на его месте так… Ой, — выдохнула баба Мара рассматривая кудрявого молодого мужчину рядом с внучкой, — а кто же этот красавец, Фимочка? Кто же этот сладкий и соблазнительный… — тут женщина заметила четырёхпалую ладонь, уверенно прижимающую дёргающуюся и шипящую внучку к себе. В голове у неё всё сразу сложилось, и баба Мара расплылась в ещё более обворожительной улыбке. — Неужели к нам прилетел сам…

— Красивый Хам собственной персоной, — подтвердил догадку Дантэн, любуясь короткой вспышкой растерянности Мары Захаровны с горчинкой раздражения на Симу, но тут баба Мара быстро справилась со своими эмоциями и засветилась, как солнце, радостью.