Рассказы об Алой - Анна Поршнева Страница 3

Колдунье не понравилось бормотанье – все-таки не того полета человек – главный лекарь короля, ему полагается говорить плавно и важно.

– Кто таков? – спросила она, выкладывая содержимое из мешка на гладко отполированную каменную столешницу.

– Племянник короля. – опять скороговоркой ответил лекарь. – сын Алкеи. Алкея была старшей сестрой короля. Алкея была сестрой любимой. Алкея была сестрой, рано оставившей этот мир.

– Значит, – сказала Алая, – если вылечу – озолотит. А если не вылечу?

– Кожу сдерет. И с тебя, и с меня, – просто ответил главный лекарь.

Алая посмотрела на покрытое мелкими каплями пота лицо мужчины и сказала.

– Лекарство есть. Да только это страшное лекарство. – и, приблизив губы к уху лекаря, прошептала несколько слов.

***

– Сколько унесу, значит?  Хоть бы осла дал в помощь, что ли. – ворчала Алая, втаскивая кожаный куль, набитый золотом, в свой дом. – И на что оно мне? Так ведь не откажешься. Королевское слово – закон. А то еще, кто его знает, может, и вправду бы кожу содрал. – Алая поежилась, представляя, как больно и долго наращивать новую кожу. Потом еще раз поежилась, вспомнив, как просветлело лицо главного лекаря, когда он узнал, что снадобье есть.

– Всего то? – помнится, сказал он, – Так мы это мигом достанем.

И, правда, достали быстро. Так что племянника короля искупали в крови двенадцати нерожденных первенцев, и он сейчас жив и здоров.

Алая вздохнула, расстелила на полу плащ, и, вывалив на него содержимое куля, принялась пересчитывать монеты.

3. Похищение

 народе ходили слухи, что Алая вообще ничего и никого не боится. На самом деле она боялась, и еще как боялась. Иногда ей снилось, что она лежит вот так, связанная побегами болотной рогозы, опутанная заговоренной шелковой сетью и не может пошевелиться, не может сплести заклятье, не может обернуться мышью и ускользнуть. А где-то в чужом краю сидит могущественная колдунья, или – вряд ли, но все же, может быть и такое – сильный колдун, – и ждет, когда ему доставят пленницу, чтобы выпить ее силу.

Но теперь это был не сон. Пока похитители шарили по тайникам, выгребая могущественные амулеты, Алая валялась на полу и кусала губы. Страх, сковавший поначалу ее разум, отступал, что ни говори, а сила ее и умения по-прежнему были с ней, только вот использовать их она не могла. Взгляд Алой перебегал с одного предмета на другой и остановился возле очага. Там, в закутке, устроенном для дров, блеснули на миг два рыжих глаза. Блеснули, исчезли, снова появились и замерли распахнутые навстречу призывному взору колдуньи.

***

Безжизненное тело Алой валялось на столе, сплетенном из стеблей рогозы. Обряд был почти закончен и через минуту сила Алой должна была перетечь к ведьме, стоявшей рядом. Крупная, обряженная в плащ, покрытый изображениями луны и звезд, женщина с грубым горбоносым лицом, протянула руки и приготовилась принять то, что, по ее расчетам, должно было сделать ее самой могущественной колдуньей в стране. Тело Алой изогнулось, и горячая волна хлынула в кровь воровки. Когда все кончилось, ведьма взглянула в зеркало, надеясь увидеть неоспоримый знак своего превосходства – черную как смоль звездчатую родинку на левом виске.

Но в полированной меди отражалось что-то странное. Что-то, очертаниями своими напоминающее человека, но человеком не являющееся. Острые подвижные уши росли на макушке прямо из густых волос, которые вдруг стали похожими на звериную шерсть, руки заканчивались не пальцами, а подушечками, из которых торчали сероватые когти, по бокам существа в ярости хлестал роскошный пушистый хвост. Ведьма взвыла и бросилась вон. Послышались крики, отчаянное тявканье и возня. Потом все стило.

– Не впервой мне оборотне этих укладывать, – сказал низкорослый кряжистый мужчина, входя в святилище. – Тут главное не теряться, а бить его прямо в сердце или в печень.

– Да, ловок ты, дядюшка, – подхватил сопровождавший его подросток, – с одного удара прикончил, – а это еще кто?

На почерневшем, словно сгнившем, столе валялась дохлая лисица. Она выглядела так, словно была мертва несколько дней. Над слипшейся шкурой роились мухи.

– Выбрось эту гадость, велел мужчина, и подросток, морща нос, поднял тельце за хвост и вышел наружу. Там он бросил труп в кусты и вернулся в святилище.

– А хозяйка где же, дядюшка? – спросил он.

Мужчина почесал нос, подумал и ответил:

– Похоже, что сгинула. Знать, не по зубам орешек оказался. Теперь видишь, почему я всегда беру оплату вперед? – и племянник согласно кивнул.

Оба прошли мимо кустов равнодушно, а потому не заметили, что случилось странное. Попавшая в кусты тушка выглядела теперь свежей, точно только что убитая. Глаза прояснели, шерсть лоснилась, нос блестел. Казалось даже, что бока лисицы вздымаются от мерного дыханья. Да нет же, не казалось – лисица и вправду дышала. Минута – и зверек вскочил на лапки, как ни в чем ни бывало, принюхался, выбрал направление и побежал мерной размашистой рысью.

***

– Вот видишь как, – говорила Алая, вырезая из принесенных ей крестьянами цыплят печень и сердечки. – Пришлось тебе помучится маленько. Так ведь не задаром, – и поставила миску с ливером перед острой рыжей мордочкой. Лисица тявкнула и принялась есть. Уже много-много лет, много больше, чем обычный лисий век, много больше, чем даже дюжина лисьих веков, жила она с Алой, и обмен душами ей был не впервой.

– Да, – продолжала Алая, – конечно, жалко амулетиков. Но, правду сказать, до самых сильных они не добрались.  Малы еще, чтобы знать настоящие потайные местечки. Да и мне наука – вперед буду осторожней.

Лиса покончила с трапезой, выбралась из дому через лаз за очагом и потрусила к оврагу. Там, среди корней старого ясеня, ее ждал сон в уютной обширной норе.

4. Тысяча верных псов

Да тут и рассказывать нечего.  Все случилось в одну минуту и закончилось очень быстро.

Иногда Алую приглашали в телохранители к какому-нибудь важному князю или жрецу, которому нужно было углубиться в дикие и опасные земли королевства. Обычно одних слухов о том, что сильная колдунья сопровождает свиту высокого путешественника, было достаточно. Но этого краснорожего, похожего на дикого вепря владетеля южных земель, видимо, кто-то сильно невзлюбил.

Так невзлюбил, что раскошелился на мощное заклятье, упакованное, точно драгоценное вино, в сосуд из тонкого египетского стекла. Заклятье было противным и крайне