Дьявольские шутки - Демаро Лизз Страница 3

— Команда? Где команда этого судна?!

Эйлерт моргнул, всеми силами пытаясь прогнать наваждение. Он понял, что по самонадеянной человеческой природе упустил то, что всегда было; то, чего просто не могло не быть. И только после крика, словно в насмешку, из тумана, серыми силуэтами, стали появляться фигуры: он различил даже женскую, но по большему счету это было нечто в черных бесформенных плащах.

Корабль без парусов покачивался на волнах наравне с ними, а после, будто бы окончив раздумья и взвешивания всех за и против, проследовал дальше, набирая скорость. Он за пару мгновений взял полный ход. И вот уже мимо Лерта, который поддался неведомому порыву и вдруг оказался на носу «Пандоры», мелькнула корма.

На носу корабля без парусов стоял молодой человек в таком же чёрном плаще, скрывающим абсолютно все, кроме мёртвенно-бледного лица, на котором ярко выделялись его до ужаса пугающие глаза. Один глаз был обычного синего оттенка, но даже так он вселял трепет; второй же был красным. Алым. Кровавым. У людей не могло быть таких глаз. Лерт нервно сжал руки в кулаки, не смея отвести взгляда.

Он даже не моргал, будто бы гипнотизируя человека, стоявшего на носу корабля без парусов. На самом же деле все было наоборот: тот, кто смотрел на него своими устрашающими разноцветными глазами не просто гипнотизировал капитана «Пандоры», но пленил, усыплял, завораживал. Эти глаза притягивали к себе. И, если бы не разделяющее их море, Лерт пошел бы к нему, не задумываясь ни о чём. Пустил бы все на самотёк и позволил бы судьбе распоряжаться своей дальнейшей жизнью.

Если бы Лерт мог, он бы смотрел в эти глаза вечно, но корабль-призрак уплывал все дальше и дальше, а потом скрылся в непроглядном тумане.

ГЛАВА 2

«ИСПОВЕДЬ: НАЧАЛО»

— Знаете, у дьявола очень хорошее чувство юмора. Он умеет шутить так, что ты не сразу понимаешь, что полностью погряз в его чёртовом плане и действуешь по его наводке. Дьявол вообще умеет искусно манипулировать, когда хочет чего-то добиться. Не поймите меня неправильно: я всего лишь хотел спасти того, кто когда-то спас меня, — как только раздался скрип открывающейся двери, Рагиро заговорил ровно и монотонно, но с небольшой хрипотцой, говорившей то ли об усталости, то ли об отчаянии.

Молодой священник — на вид ему было не больше тридцати лет — остановился на пороге тюремной камеры, не имея ни малейшего понятия, что нужно делать в таких случаях. Исповеди обычно начинались не так, и Рагиро знал об этом, но даже не развернулся лицом к священнику.

— Сын мой, по правилам католической церкви исповедь начинается по-другому, — после недолгой паузы сказал священник.

Он сделал несколько неуверенных шагов в сторону заключенного. Рагиро едва заметно передернул плечами и совсем тихо, хрипло рассмеялся, сразу же закашлявшись: полученные в последней битве раны давали о себе знать. Отец Мартин взволнованно огляделся вокруг, ёжась от неестественного, смертоносного холода. Все-таки тюрьмы — не самые приятные места, тем более для такого наивного и молодого священника.

— Меня зовут отец Мартин, и я…

— Если вы думаете, что мне нужна ваша чёртова исповедь, то вы ошибаетесь. За всю свою жизнь я ни разу не верил в Бога и не верил Богу. Свои правила поберегите для других, — с расстановкой, спокойно продолжил Рагиро. Отец Мартин сглотнул подступивший к горлу ком. Рагиро Савьер, выдержав несколько долгих секунд, продолжил: — Позвольте мне просто выговориться.

Между ними вновь повисло непонятное молчание. Отец Мартин потупил взгляд, ещё сильнее впадая в недоумение. Он за свою недолгую карьеру впервые встретился с подобным. Он мог бы развернуться и уйти, но простая человечность твердила остаться и выслушать. Жестом руки Рагиро пригласил священника присесть рядом, но отец Мартин не шелохнулся, и тогда он рассмеялся. Дерзко, прямо в лицо священнику.

— Вы когда-нибудь встречались с Богом? — в этот раз плечами передернул отец Мартин, не ожидавший такого вопроса. Он никогда не сомневался в существовании Бога, но сейчас был готов подвергнуть сомнению и свою веру, и фактическое существование того, в кого всегда верил. Рагиро впервые взглянул на него. — А с Дьяволом встречались?

Священник оцепенел: на мгновение ему показалось, что он не сможет дослушать этого человека до конца. Слишком вызывающими и провокационными были его вопросы; слишком откровенными и наглыми были его слова. Он с трудом заставил себя отрицательно покачать головой, и вызвал у Рагиро ещё одну волну душераздирающего смеха. Отец Мартин крепко сжал Библию в руках и стиснул зубы: он ведь уже принял решение выслушать, значит, отказываться не имел права.

— Конечно же, нет. Вы не встречали ни Бога, ни Дьявола, — продолжал Рагиро, лишь изредка поглядывая в сторону священника. — Зато я встречал. И того, и другого. Так вы согласны выслушать меня, святой отец?

— Вы могли бы не спрашивать меня об этом, — стараясь не выдать своей взволнованности, ответил отец Мартин. Немного погодя он все же присел рядом с заключенным, решив, что так разговор выйдет более искренним. — Продолжайте. Я выслушаю вас.

Одними уголками губ Рагиро усмехнулся, и в этой усмешке отец Мартин увидел намного больше отчаяния и несвойственного, неестественного для такого человека раскаяния, чем во всех услышанных им до этого исповедях; чем у всех увиденных им до этого грешников. Мартин отпустил Библию и одной рукой ухватился за висящий на груди крест, срывая его с себя, словно в знак подтверждения того, что это необычная исповедь.

— Когда мне было восемь, я встретился лицом к лицу сначала с Дьяволом, а потом — с Богом…

— Вы встречались с… Дьяволом и Богом? — неуверенно перебил заключенного отец Мартин, поражённо уставившись на крест в своих руках.

Он не верил и верил словам Рагиро одновременно. Он хотел поверить ему, но не мог, потому что это было невозможно. Мартин слышал стук собственного сердца, эхом ударяющем по вискам. Рагиро почти что оскалился в ответ на вопрос священника, будто бы чувствуя его неверие и желание верить каждой клеточкой своего тела.

На самом деле Рагиро хотел бы поговорить с кем-нибудь другим — с кем угодно, но только не с тем, кто называл себя служителем Господа, потому что все священники одинаковые. Это раздражало сильнее всего остального. Он вырвал цепочку с крестом из рук отца Мартина и кинул в стену. В этот раз священник даже глазом не повел.

— Я не помню своих родителей, помню самого раннего детства. Моё первое воспоминание начинается с тесной комнатушки в детском доме семьи Инганнаморте с тусклым освещением, обшарпанными стенами и писком крыс, раздающемся откуда-то из угла. Я не знаю, как и почему оказался там, но я был заперт в четырёх стенах наедине со своими страхами и незнанием, что делать дальше. Вы можете представить себе, как чувствует себя восьмилетний ребенок, запертым в холодной комнате, похожей на эту тюремную камеру, и зная, что там, за окном-решеткой, у него нет ни одной живой души, которая могла бы помочь? Отец… Мартин, кажется, да? — Мартин в ответ лишь коротко кивнул. — Отец Мартин, вы говорите всем, кто к вам приходит, что Бог поможет. Тогда скажите, где же был ваш Бог, когда спустя два дня дверь моей личной тюрьмы открылась и на пороге появился Дьявол?

Его звали Чезаре Инганнаморте, и тогда ему было не больше тридцати пяти лет. Первое, что мне бросилось в глаза, был его чёрный и длинный плащ, напоминающий одеяние того, кто пришел из Преисподней. Так я решил, когда мне было восемь, но уверяю тебя, священник, — забыв о каких-либо правилах вежливости, Рагиро обратился к Мартину дерзким «священник» и счел это абсолютно приемлемым. Мартин не стал его поправлять. — Если бы я увидел его сейчас, я бы подумал точно так же.

Он напоминал Дьявола не только своей одеждой — от него разило, будто он ко мне прямиком из Ада. Нет, отец Мартин, не того Ада, о котором ты подумал. Я говорю о другом Аде, о реальном. Который рядом с нами, прямо здесь и прямо сейчас. И не говори мне, что эти страдания с лихвой окупятся на небесах, — я не верю и никогда не верил во всю эту религиозную чушь.