Застава - Ойтен Мирланда Страница 3

Лир уверенно проехал между двумя столбами-воротами, потом по единственной улице к лавке. Сезон закончился, и эту избу заколотили на зиму. В ней отродясь ничем не торговали, но все пять лет, что я провела на этом берегу, осенью её заколачивали, а весной — расколачивали. Возможно, берложники так пытались изобразить из себя нормальных. Ну, как могли изобразить.

Рядом с лавкой теперь строгали доски и сколачивали ящики в человеческий рост. Лир по моему указанию медленно проехал мимо ящиков на другой конец деревенской площади. Ворота деревенской старосты были широко распахнуты, а на дворе кипела работа: там тоже колотили ящики.

Каждую осень в Берлоге можно было увидеть одну и ту же картину: колотят ящики. Куда они по весне девают старые, я не представляла, а моя предшественница в записках ничего об этом не написала. Рахаил предполагал, что по весне они сжирают ящики с голодухи, и вспоминал свою собственную юность, когда он на лесозаготовках из опилок и такой-то дэвовой задницы гнал просто-таки королевский самогон.

Я очень сомневалась, что берложники варят из ящиков самогон.

Лир, к моему облегчению, едва мы заглушили мотор, достал из своей сумки пачку бутербродов и принялся их есть, демонстративно не обращая внимания на местных. Они-то заметили новенького, но так как зима была уже близко, дальше вялых зазываний сходить выпить с ними по кружке и рассказать, что нового в мире, не пошло. Приближающаяся зимовка занимала все их скудные умишки и делала очень тупыми. Подошла побитая лесной жизнью баба — я её плохо помнила, она появилась до меня — и, распахнув кафтан и оттянув ворот рубахи почти до пупка, принялась гнусаво зазывать Лира на сеновал. Парень подавился бутербродом и сделал вид, что не видит и не слышит. Я решила, что Лир всё-таки из правильного теста, и пошла в распахнутые ворота.

На дворе старосты не было никакой скотины. Только вяло блеяла коза, но я сомневалась, что Магда ею занималась лично. В Берлоге вообще было мало скотины и совершенно не было кошек и собак. Я как-то интереса ради привезла сюда крепостного кота. Животное из машины вытащить так и не удалось. Бедняга орал и вырывалось так, что я плюнула и вернула его на станцию.

Внешне дом Магды выглядел чудесным видением. Он единственный во всей деревне был ярко раскрашен: ставни, наличники и крыльцо были как будто бы вчера подновлены, а на воротах нарисованы румяные небесные птицы в высоких венцах и с петушиными хвостами. По сравнению с пустыми замшелыми избами на окраинах выглядело очень живо.

Я прошла мимо трёх мужиков, набивающих мешки стружкой. Они вяло повернули головы в мою сторону, словно не очень понимая, что я такое, и вернулись к своему занятию. Я поднялась по расписному крыльцу, пинком открыла прикрытую дверь и вошла в дом.

Магда сидела в тёмной горнице перед открытым очагом и молча размешивала что-то в котле. Что именно, я не имела ни малейшего понятия и не была уверена, что хочу это знать. И воняло оно гадко.

— Я привезла, как и договаривались. Железо, гвозди, — здороваться с Магдой я не собиралась.

— Хорошо, они нам пригодятся. В этом году случилось пополнение, — на вид Магде было сложно дать больше тридцати, и она была красивой женщиной. По-настоящему красивой, с чистой кожей, тёмными глазами и густыми чёрными волосами ниже пояса. Не знай я, что она такое, я бы влюбилась с первого взгляда. Или даже знай, влюбилась бы без памяти, как все бедолаги снаружи. Но — Тиара защищает.

— Пошли, заберёте.

— Ты одна?

— С водителем.

— Останетесь на ужин? Я угощаю.

— Нет, спасибо.

— Погода меняется, идёт буря. Будет плохо, если вы не вернётесь в крепость от меня. Не хочу ссориться с Орденом.

— Спасибо, обойдёмся. Пойдём, заберёшь груз.

Магда прищурилась, вытерла о передник руки и подошла к столу. Я скрипнула зубами. Ну вот, началось. С Магдой нельзя было спорить. Магде нельзя было отказывать и грубить. Магда никогда не нападала первой. Я ещё ни разу не нарывалась на её гнев, но говорили, что лучше до такого не доводить, а то “будет плохо”. Я не была героем, чтобы узнавать, в чём именно заключается это “плохо”.

— Выпей на дорожку, — Магда взяла щербатый кувшин и наполнила из него простой деревянный стакан.

Я взяла у неё из рук стакан и заглянула внутрь. На вид и запах жидкость была похожа на квас. Впрочем, без каких-либо сомнений, квасом вот это вот не было, хотя Магда, следуя своим, одной ей понятным правилам и ритуалам, никогда не пыталась отравить визитёров чем-то по-настоящему ядовитым. Я выдохнула и опрокинула в себя стакан. На вкус пойло Магды было… невообразимым. Это было что-то между тухлыми яйцами, жидким дерьмом и самогонкой из опилок с отчётливым привкусом столярного клея. Как та царская самогонка из воспоминаний старика. Желудок скрутило, всё тело вздрогнуло, но я удержала напиток в себе и твёрдо поставила стакан на стол. Хорошо, что я съела перед этим бутерброды.

Не хочу даже предполагать, из чего Магда эту хрень делает.

— Водички?

— Нет. Пойдём разгружаться.

Магда криво усмехнулась и сняла передник.

Мы вышли из её дома. Я заметила, что стараюсь дышать пореже и чуть не задыхаюсь. Пришлось заставить себя вдохнуть полной грудью. Магда заметила моё движение, и чуть повернулась ко мне. Мужики во дворе перестали набивать тюфяки и тоже уставились на меня.

— Даже не думай, — я прошла мимо них в сторону машины.

Магда всё так же лукаво улыбнулась и молча поманила за собой двоих подручных.

Мы вчетвером подошли к автомобилю. Около него стоял тощий тип с растрёпанными рыжеватыми волосами и короткой порослью на щеках. Весь его вид кричал о том, что он не местный и здесь недавно. Я прищурилась, вспоминая потеряшек этой осени. Возможно, это историк из Мейнда, которому неделю назад пришла очень перспективная мысль поговорить о брошенном Шаркеле с местными и заодно выторговать у них какие-нибудь артефакты гибернийцев или даже узнать о руинах, не охраняемых Орденом. Точно, он. Меня он позабавил своими россказнями про то, что гибернийцы использовали камни богов для связи друг с другом, как мы — электрический телеграф. Он ещё всё около береговых камней богов вился.

Что ж, каждый сам себе первый враг. Я его предупреждала, что не стоит соваться в лес.

Лира этот мужик тоже заинтересовал. Мой водитель наклонился вперёд, чтобы лучше слышать беглого учёного. Я прервала их разговор, положив руку на плечо рыжеволосого и отодвинув его в сторону.

— Что я говорила? — тихо спросила я у Лира.

— Я этого парня знаю, он у нас на лесоповале жил месяц, собирал какой-то там фольклор. Ну песни, анекдоты всякие!..

— Ага. А теперь не собирает, — я толкнула Лира в грудь, и он плюхнулся обратно на сидение. Потом я скинула брезент с груза на заднем диване и повернулась к мужикам и Магде.

— Получайте.

Получили деревенские шестнадцать килограмм гвоздей, ящик с деревянными скобами и две бобины бечёвки. Мужики послушно приняли груз и потащили его к заколоченной лавке. За ними увязался рыжий, бросив напоследок мучительный взгляд на Лира. Магда заметила этот взгляд и улыбнулась.

— Он сам выбрал остаться.

— Да знаю, — огрызнулась я.

Лир молча наблюдал за нами. Против моих ожиданий, на Магду он, раскрыв рот, не пялился.

— Это новенький?

— Ещё что-то надо?

Магда оглянулась в сторону своих подручных. Они пытались войти в заколоченную дверь лавки.

— Нет. Остальное для зимовки у нас есть. Весной привезите спичек и спирта.

— Больные есть? — привычно спросила я.

— Нет, разумеется. Меня удивляют твои бесполезные вопросы. Тебе самой не надоело?

— Ещё что-то надо? — терпение, выделенное утром на эту поездку, начало иссякать. Моя воля — я бы сюда не ездила. Каждый раз после общения с Магдой у меня страшно болела голова, и даже я если сидела на месте водителя и не спускалась, потом долго чувствовала раздирающее душу беспокойство. И люди эти. Сжечь бы эту деревеньку, интересно, что будет. А Магду перед этим поколотить, облить смолой и зажарить прямо в её расписной весёленькой избе. Тот-то веселье будет.