Лес и город - Святослав Владимирович Логинов Страница 3

Выйдя на тракт, Путла первым делом изменила внешность. Что годится для леса, негодно для дороги. А потом уже принялась пылить босыми ногами по сухим колеям.

— Эй, красавица, далеко собралась?

В первый миг Путла перепугалась, что её узнали, и сейчас придётся драться за спасение своей жизни, но уже в конце мига она поняла, что колдовство действует, и тот, кто едет на телеге, видит кого угодно, но не Путлу. Скорей всего, он видит некую красавицу, и это хорошо.

— В город, — отозвалась Путла и сама удивилась, какой у неё, оказывается, нежный голосок.

— Ну, садись, подвезу.

Путла уселась на краешек телеги. Ехать оказалось не в пример приятнее, чем идти пешком.

— Что ж ты налегке в город отправилась? Даже малого узелочка не собрала.

— Так получилось.

А что ещё отвечать? Что с собой волшебная книга есть и больше ничего не нужно? Незачем доброму старичку про чудесную книгу знать.

— Родные выгнали или сама ушла?

— Сама.

Вот так потихонечку узнаётся кое-что о жизни вне леса.

— В городе хочешь прислугой устроиться?

— Как получится.

— Получиться, милая, у тебя может одинако. Под хозяина лечь или под хозяйского сынка. А потом хозяйка осерчает и тебе от дома откажет. И начнётся всё по-новой, только сама будешь поистасканней и уже не такой красивой. Дорога тебе будет сначала в весёлый дом, а потом нищенкой на паперть. Так что, ежели есть куда возвращаться, возвращайся сейчас, пока всё у тебя при себе.

— Некуда возвращаться.

— Ну, как знаешь.

Телега качнулась на ухабе, возница неловко ухватил Путлу за руку, и оказалось, что всё волшебство держится, покуда никто Путлы не коснулся. Немедленно ей вернулся прежний облик, которого и чащобные обитатели опасались.

Старик дико вскрикнул, пал с телеги и окарачь пополз в кусты. Путла ухватила вожжи и погнала лошадь подальше от нехорошего места. Пусть возница думает, что у него удар приключился. А телегу с лошадью потом найдёт, Путле они ни к чему.

Город надвинулся неприметно, застава с полосатым бревном поперёк пути, сразу позадь заставы несколько грязных кабаков, а по другую сторону дома, мало, чем отличающиеся от деревенских изб. Потихоньку домишки становились наряднее, а там и каменные строения начались: казармы, больница, присутственные места, богатые купеческие дома за высокими заборами в окружении яблоневых садов.

Путла остановилась возле двухэтажного строения. Над воротами красовалась вывеска, которую Путла прочла по слогам: «трак-тир». Значит, здесь проезжающий может поесть и переночевать.

Слуга в белом переднике подбежал к повозке, взял лошадь под уздцы. Следом подошёл хозяин в сюртуке брусничного цвета.

— Откуда ты такая взялась, в одном исподнем?

— Я с дядюшкой ехала, — принялась врать Путла, — а он с чего-то зашумел, а потом с телеги соскочил и убежал. Мне и пришлось ехать одной, не ночевать же посреди дороги.

Трактирщик поворошил сено на телеге, вытащил бутыль в штоф размером. Бутыль была вскрыта, но отпито или отлито из неё не слишком много.

— Понятно, с чего твой дядюшка зашумел. Завтра протрезвится и явится за лошадью-то. У тебя деньги есть?

— Не-а. Всё у дядюшки было.

— Понятно. Придёт твой дядюшка завтра, за всё заплатит. Ты есть хочешь?

— Ага.

Отличное слово «Ага». Вроде бы и ответ очевидный, но сразу понятно, что толку от такого человека не добьёшься, пытай — не пытай.

— Щей тебе скоромных налить?

— Ага.

— Гриха, — крикнул хозяин, — накорми девку и уложи на втором этаже, в том покое, что запирается, чтобы никто к ней не вломился, и сама никуда не делась!

— Это мы мигом! — согласился Гриха.

Щи в лесу не в диковинку, но всё крапивные да из кислики, а тут белые, с капусты, да ещё скоромные с салом. С таким харчем век бы в городе жить. Путла наелась, и её разморило. С трудом поднялась на второй этаж, где для неё уже была приготовлена постель. Едва сумела заговорить Гриху, чтобы он забыл дверь запереть. А то сидеть под замком неуютно.

Вынула книгу, которую прятала на теле, раскрыла, попробовала читать по буквам, чтобы вызвать колдовство, какое посильнее.

Вот, скажем, эта буква. Путла почмокала губами, словно целоваться вздумала. Где-то вдалеке залаяли собаки, внизу, где пировали посетители, что-то с грохотом упало и разбилось. Явно колдовство действует, но как? Книгу Путла положила на стол, сама отошла к окну и зачмокала сильнее, желая проверить, как подействует заклинание.

Незапертая дверь распахнулась, в комнату ввалился бородатый мужчина, один из тех, что шумели внизу. Судя по добротной одежде и наетому лицу, это был купец второй, а то и первой гильдии. В гильдиях Путла не разбиралась, но что купчина много о себе мнит, это она видела.

— Вот что, девонька, — выдохнул он, благоухая водочным выхлопом. — Ты меня уважь, а я тебе денег отсыплю, серебром два рубля с полтиною.

Купец уселся за стол и, хлопнув ладонью, выложил несколько тяжеловесных монет. Сколько там денег, Путла не поняла, она никогда не видала таких сумм. Медный пятак: на большее её представления не простирались.

— Книгу отдай, — произнесла Путла, — а там уже говорить будем.

— Книгу? — купец вытянул из-под локтя книжку, раскрыл на первом попавшемся месте. — Куда тебе такая книжонка? Детские потешки. Да ещё без картинок.

— Ты её читать не умеешь. Отдай по-хорошему.

— Не умею? Ну-ка, поглядим:

Андрей-Воробей не гоняй голубей,

Голуби боятся, на крышу садятся,

Крыша ломается, дворники ругаются.

— На тебе твою книжку и ложись в постель, а то мне невмоготу, как до твоего тела охота добраться.

— Как договорились, — сказала Путла, возвращая себе истинный облик.

Купец, успевший спустить штаны, громко икнул и, выворотив дверь, ринулся вниз. Путла, схватив книгу, сгребла заработанные деньги и штоф водки и поспешила следом. Купец, видя, что чудовище гонится за ним, завыл громче корабельной сирены и, окончательно потеряв штаны, выбежал на улицу. Посетители общего зала заревели по нехорошему и полезли под лавки. На улице навстречу Путле выскочил мужик в белом переднике с метлой в руках. Раздув щёки, он засвистел в медный свисток. Этот звук жутко напугал Путлу. В лесу так не свистят. Упав на четвереньки, Путла бросилась наутёк. Сзади слышались крики и разливались свистки.

Как Путла сумела не рассыпать монеты и не разбить бутыль, не знает никто, кроме самой Путлы. Бежать по главным улицам, где теплились фонари, Путла не стала, ноги сами выбирали проулки потемнее, где уже не было никого, кроме загулявших пьяниц.